Форум » Молодогвардейцы » Евгения Кийкова » Ответить

Евгения Кийкова

Наталия: В музее «Молодая гвардия» хранится платье подруги Нины Старцевой - Жени Кийковой, с которой они в одну из темных осенних ночей перерезали немецкий телефонный кабель. После допросов и пыток оно насквозь было пропитано кровью. Женя передала это платье матери - Е. Н. Кийковой, прося взамен чистую одежду. Платье Елена Никифоровна хранила у себя дома более 25 лет. Можно понять, сколько материнских слез выплакала она, глядя на это немое свидетельство нечеловеческих страданий, выпавших на долю ее дочери. Из книги «Девушка из Белоруссии».

Ответов - 63, стр: 1 2 3 4 All

Лера Григ: Судя по воспоминаниям родных, многие молодогвардейцы передавали из застенков свою окровавленную одежду и записки: "Не волнуйтесь, всё хорошо". Как можно после этого не волноваться (ещё мягко сказано)? Какие чувства должны испытывать матери глядя на такую одежду своих детей?! Может я чего-то не понимаю, но зачем они предавали окровавленную одежду родителям? Что они хотели этим показать?

Любовь: Да, Лера, это действительно непонятно.

Аня: Наверное потому, что одежда в войну очень ценилась. Перед войной одежды у людей было немного да еще в войну обменивали на продукты. Полицаи перед казнью заводили молодогвардейцев в баню и там снимали с них, что получше.


Лера Григ: Но ведь одеждой молодогвардейцев после пыток вряд ли уже можно было пользоваться (она приходила в негодность, на сколько это можно себе представить). Но и всё равно, разве можно было её показывать родным?!

Любовь: Конечно, нельзя такую одежду родным показывать. А с другой стороны, они ведь тоже хотели надеть на себя чистые вещи. Надеть что-то чистенькое - это так приятно!

Лескиса: Может записки пытались спрятать в эту одежду,ведь полицаи все передачи просматривали,а тут был шанс,что не найдут.

Аня: Вот что пишет в своих воспоминаниях Т.П. Попова, мама Толи Попова - Вместе с кубанкой в сундуке хранится окровавленное бельё моего сына, переданное им из полиции утром 15 января. С бельём Анатолий ухитрился передать записку, в которой просил поздравить его с днём рождения. Этот же день оказался для него последним в жизни.

Лера Григ: Да, записки - это, пожалуй, единственное объяснение.

ксения: Знаете меня покоробило ,что они хотели этим показать.Слово показать. Да ничего!!! А кому они должны были передать свою одежду? Пусть даже окроваленную они понимали ,что оттуда ни кто живой не выйдет.

Sokol: Нам сегодняшним просто не дано понять поведения молодогвардейцев, их героизм, безрассудство и многое-многое другое в их поведении. Почему они передавали одежду? Не знаю... Стоит ли ради записки с приветами передавать окровавленную одежду? Что ценнее - отсутствие записок или записка в окровавленном белье ребенка? ксения пишет: А кому они должны были передать свою одежду? Да, никому не должны были передавать. Они вообще никому ничего не должны были.

ксения: Да они ни кому ничего не должны . А кто кроме родителей передаст чистую одежду?!

Лера Григ: Сокол не прав в том, что нам, сегодняшним, не понять поведения молодогвардейцев. Почему же? Я их хорошо понимаю. Записка - это одно. Их и в посуде хорошо передавали. Но, Сокол, какие чувтва Вы бы испытали, получив от своего любимого ребёнка окровавленную одежду?! Но Вы правы в том, что передавать они никому не должны были.

Zlata: А мне кажется, всё было проще. Вы представьте: в камерах холодно, а одежда у ребят изорвана, вся в крови. Кровь засыхает и добавляет боли и мучений, касаясь ран. Поэтому нужна была чистая одежда не просто потому, что как Любовь пишет: Надеть что-то чистенькое - это так приятно! Это была жизненная необходимость. Записки же они передавали не только с одеждой. Sokol пишет: Что ценнее - отсутствие записок или записка в окровавленном белье ребенка? А что бы предпочли Вы? Ведь родители и так знали, что делают с их детьми. Тех, кого в это время выпускали – рассказывали, да и полицейские не молчали. А тут хоть какая-то весточка, что хоть живы дети. Пока ещё живы…

Лера Григ: Злата, родители НЕ ЗНАЛИ, что делают с их детьми, а только догадываются. При виде полицейского с плетью они догадываются, что их детей бьют, и уже это ввергает их в ужас. НО ВЕДЬ ОНИ НЕ ЗНАЛИ, и не догадывались, ЧТО ТАМ НА САМОМ ДЕЛЕ ТВОРИЛОСЬ!

Sokol: Zlata пишет: А тут хоть какая-то весточка, что хоть живы дети. Пока ещё живы… Ничего себе "весточка"... Zlata, а у Вас есть дети?

Zlata: А что вы предпочтёте: как страус, прятать голову в песок: раз я не вижу, значит ничего и нет, или хоть как-то облегчите последние дни своих детей. Ещё раз повторяюсь: были такие, которых отпускали, и родители от них знали, что происходит с детьми. Возможно, они не знали всего, но знали очень многое! Сами ребята в записках писали, что домой они не вернутся или, как Юра Виценовский: "Надежд на освобождение нет. Расправляются сильно и бьют." "Я умираю за Родину". Есть у меня дети, и я предпочла бы, чтобы моё сердце рвалось на части, но всё бы сделала, чтобы хоть чуть-чуть облегчить последние их дни. Повторюсь: в камерах холодно, а одежда у ребят изорвана, вся в крови. Кровь засыхает и добавляет боли и мучений, касаясь ран. И как вы считаете, что бы предпочли Краснодонские Матери: ничего не знать или, зная, хоть как-то помочь, хоть как-то облегчить мучения? А у вас-то дети есть, в таком случае?

Наталья Захарова: Виктор Лукъянченко был арестован дважды. думаю он знал, что делали с молодогвардейцами после первого его ареста

Лера Григ: Злата, Вы правы в том, что матери сделают всё, чтоб облегчить страдания детей. Но а в таком случае, не дай Бог, кончно, окажись Вы на месте этих детей? Стали бы думать о соих родителях? Их чувствах?

Zlata: Если бы я сидела в камере одна, то, наверное, попыталась бы скрыть. Но, повторяю в третий раз, что ребята знали, что матери знают. Отпускали не только Лукьянченко. Вы же читали воспоминания Матерей Серёжи Тюленина и В.Борц. Сёстры Тюленина тоже были там. Были и другие родственники. Кроме того, в камерах сидели совершенно посторонние для подпольщиков люди, в том числе и уголовники. Кого-то сажали, кого-то отпускали. Матери дежурили у ворот, как кого-то отпускали, они бросались к нему, стараясь узнать, как там их дети. По-вашему, все молчали, и полицейские тоже? Кроме того, не хотелось бы об этом говорить, думала, сами поймёте, но камеры переполнены, представьте какой там запах от крови и ран. Как к этому относились посторонние? А Вы исключаете то, что это ребят заставляли делать полицейские? Вы вообще-то представляете, в чём Вы упрекаете ребят? По меньшей мере, в чёрствости. А ведь многие и оказались в тюрьме, потому что боялись за родных. Надо не только спрашивать, как кто-то повёл бы себя в таких обстоятельствах, надо просто мысленно оказаться там, среди них, стать одним их них, чувствовать его боль, дышать тем же воздухом, знать, что там происходило, а потом уже осуждать. Потому, что, чтобы Вы после этого не говорили, но смысл-то именно такой: как они могли?

Лера Григ: Наверное, Вы правы, по-своему. Мнения разные у людей, и о них не спорят. Да и сейчас уже споры теряют всяческий смысл...



полная версия страницы