Форум » Герои Великой Отечественной войны » Розы с запахом пороха: любовь и война » Ответить
Розы с запахом пороха: любовь и война
Галина: Как молоды мы были Как молоды мы были , Как искренно любили...... (слова из песни)
Ответов - 14
Галина: Война это не только сражения. Были не только походы, бои, слезы потерь, но и свидания, поцелуи с соленым привкусом, ожидания любимых, письма в перерыве между боями. Так пусть оживут здесь романтичные истории на войне, строки из писем любимым, фотографии, стихи, отрывки из книг, впечатления от прочитанных книг, просмотренных спектаклей....
Елизавета: Галина, спасибо за очень романтичную тему. Тогда я выложу первую историю (если никто не против, конечно). Генерал и медсестра не расставались всю войну Историю прислала Наталья Мухина Шёл 1941 год… Войска Западного фронта начали сборы. Григория Денисовича Мухина, генерал–майора, назначили командующим дивизией, формировавшейся в Гомеле. К общесоветской трагедии прибавилась ещё и личная: прямо перед отправкой на фронт его бросила жена, оставив на попечение двоих ещё малолетних мальчуганов. Нет, он не сдал их в детдом, как это делали многие, он взял их с собой, решив с самого раннего детства подвергнуть самому настоящему, «взрослому» испытанию… Обозы шли по направлению к Смоленску, шумным конвоем преодолевая трудный путь. Мальчишки резвились и играли, но в их глазах уже появлялись первые зачатки страха и неопределённости… Генерал сидел молча, тихо покуривая трубку и бросая задумчивые взгляды на гладь реки. Он уже тогда думал о ней… Скромная медсестра, слегка полноватая, но очень приятной наружности, с белой накрахмаленной косынкой на голове, бархатным взглядом и глянцем очаровательной улыбки…Женщина… Да, она была истинным воплощением доброты и заботы, которая подняла на ноги множество раненых… Он заметил её на ночном костре, когда у неё на коленях лежал меньшой. Она тихо пела ему колыбельную, заглушаемую звуком гитары и мужскими голосами, и её рука с материнской нежностью скользила по густым волосам мальчугана. Он чувствовал тепло, то ли от костра, то ли от её взглядов… Её звали Нина Васильевна. Он всю жизнь звал её так. Это была не фамильярность и не генеральская привычка, просто ему так нравилось… Она больше никогда не расставалась с ним. Ни при знаменитейшем форсировании Днепра, когда обстановка была столь напряжённой, что про любовь можно было вообще забыть, ни при освобождении Освенцима, когда горы трупов, гниющие и смердящие, напрочь перебивали всю романтику и вызывали ужас у самых закалённых… Дойдя до Галле, что около Берлина, его оставили комендантом, и он так и не увидел, как с победным кличем советские воины ворвались в Рейхстаг и установили советский флаг. Но он не страдал от этого. Перенеся революцию, свержение монархии и множество боевых операций, он нуждался лишь в простом человеческом счастье… Нина… Она смогла размягчить сердце генерала… Нет, нет, оно не было чёрствым, оно было бесконечной доброты, просто, закалённое в сражениях, оно будто покрылось коркой бесконечных дум, совсем забыв про счастье. Она сделала его счастливым. 27 октября 1945 года, в городе Галле у них родился сын – Сергей, мой папа. Вскоре они уехали обратно, в Белоруссию, где и остались навсегда. На гражданке у них родился ещё один сын, и вот тогда жизнь закрутила в настоящем водовороте событий. Нина была отличной хозяйкой, и боевые товарищи часто наведывались к своему генералу и его очаровательной жене. Да, жизнь вознаградила их за ту любовь, которую не сломили все ужасы войны и которую они пронесли через весь фронт. Именно в войне они поняли все ценности и блага, которые дарует жизнь… А может любить – это и есть жить? Да, наверное… Может, понять эту простую истину – это и есть смысл жизни? Здесь пример… Пример крепкой любви, проверенной самым страшным, но и самым надёжным способом – войной. И я не призываю воевать и убивать за любовь, я призываю искать её и хранить самым бережным образом, подкрепляя и закаляя, как это сделали генерал и простая медсестра… Фотографии: http://www.9may.ru/album_love/m10006606/gallery/ http://www.9may.ru/album_love/m10006606/gallery/page1 ссылка на источник: http://www.9may.ru/album_love/m10006606
Люба Шерстюк: Боже, какая пронзительная история...
Елизавета: Переписка супругов: трудно написать хорошее письмо автор: М.А. Шелеховская (Груздева) 1941, 2 октября, [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотьму] Мне хочется дать тебе в письме примерную кар-тину фронтовой обстановки. Прежде всего удивляет то, что когда отъедешь за 5-6 км от фронта, перестаешь даже представлять, что где-то рядом про-исходят ужасные схватки, гибнут люди, рушатся ценности. Наоборот, подъезжая к фронту, ты почти так же неожиданно от привычной артиллерийской канонады попадаешь в сферу сна-чала артиллерийского, а потом минометного и пулеметного огня противника. Пока мы воюем в окружении лесов, и когда идешь по лесу, и снаряды и мины рвутся не ближе 100-150 м, ты на них не обра-щаешь внимания. То же и с автоматчиками: они, если их не-большая группа, еще менее опасны, т. к. огонь из автоматов в лесу мало действенен. На днях немцы, выйдя нам в тыл, отре-зали для нас все пути отхода, кроме одной тропинки возле боло-та. По краю этой тропинки на протяжении 2,5 км они расположи-ли автоматчиков, которые вели по нам непрестанную стрельбу из автоматов. Мы шли болотом метрах в 150 от немцев, и на протяжении этих 2,5 км у нас не было не только убитых, но и раненых. Но все это происходит так около передовой. Другое дело там, где по пехоте сосредотачивается огонь авиации, артиллерии, минометов, пулеметов и автоматов. И все же немцы несут от нашего огня большие потери, чем мы от их огня. Ленинград, как тебе известно из газет, немец бомбит. Тыся-чекилограммовая бомба упала на дом рядом с нами, в котором так много культурных ценностей и куда мы так любили ходить. Наверное, окно в нашей кухне выбило. От ред.: Дом, куда папа и мама так любили ходить — это Русский музей. Когда накапливалась усталость и становилось ясно, что недалеко до семейной ссоры, шли в музей, и желание ссориться пропадало. Бомба упала на корпус Бенуа. 1941, 6 октября, [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотъму] Не знаю, доходят ли до тебя мои письма. Здесь стоит чудная, теплая, ясная погода, хотя стоит уже октябрь. Немцам даже погода благоприятствует. Но скоро они должны испытать все «прелести» ленинградской осени. Хорошо бы до зимы побывать в Ленинграде и захватить валенки, а то скоро будет холодновато. Собирался написать хорошее письмо, но трудно. В сердце боль, мысли заняты другим. Надо победить немцев, но как это сделать быстрее? 1941, 9 октября, [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотъму] Удается ли тебе читать? Я не могу здесь достать книг. Единственный, к сожалению, единственный источник высшей поэзии я встречаю в твоих письмах. 1941, 12 октября, (от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотъму) Совершенно неожиданно попал в Ленинград. Про-буду здесь 12, 13, 14 10.41 г. Несказанно рад тому, что вновь увидел Ивана Гаспаровича, друзей, знакомых, родной город. Ленинград очень изменился, но ленинградцы держатся геро-ически. Иван Гаспарович жив и здоров, забил окна досками и все стекла в рамах целы. Он говорит, что страшно тоскует от оди-ночества, недоумевает, как же останутся его доски и тряпки, если с ним что-либо произойдет. Трогательно-шутливое упоминание «досок и тряпок» связа-но с тем, что дедушка был мастером на все руки и, кроме того, он был по-крестьянски бережлив. Как выяснится позже, эта хо-зяйственная бережливость, которой он был верен даже в бло-кадном одиночестве, еще поможет нашим родителям в разо-ренном блокадой Ленинграде: те вещи, которые дедушка сохра-нил от моли, будут потом перекраивать и перешивать. Зима началась в октябре 1941г., 15 октября, [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотъму] Ночевал дома две ночи. Впечатления самые раз-норечивые. Все напоминает прежнюю жизнь: твои вещи, с та-ким трудом добытые, старые милые фотографии, Наташины игрушки — все это, в свое время такое нужное, теперь лежит без употребления, и каждую ночь может быть уничтожено. А вы перебиваетесь без одежды, без необходимых в быту пред-метов. Иван Гаспарович, с виду бодрый и жизнерадостный, на са-мом деле глубоко потрясен и тоскует, находясь в полном одино-честве. Посмотрел на город, оценил обстановку, вернувшись в свою часть, и снова — глубокое раздумие. Готов за страну, за наш город, за народ отдать свою жизнь, но это пока ничего не изменит. Наоборот, теперь от меня требуется, чтобы я берег то, что мне поручается, а беречь я могу, будучи живым. Делаю все, что от меня зависит, чтобы лучше исполнять приказы командования. Из письма узнал, что ты послала мне посылку, в которую положены рукавицы, связанные из шерсти, захваченной тобою из Ленинграда. Не могу простить себе этой оплошности. Теперь у меня 4 пары рукавиц, т к. я взял из дому шерстяные, связанные то-бою в прошлом году, одни купил здесь (трикотажные) и, нако-нец, четвертые, взятые из дому же, — трикотажные, серенькие. А вы с Наташей там совсем без теплого белья. Как бы при-годилась шерсть тебе и Наташе на носки или рукавицы, а мне сейчас они совершенно не нужны. Из дому взял твою шапку, которая так живо напоминает мне дни твоей юности, а сейчас вместе с теплом, ею приносимым, я чувствую частицу и твоего тепла. Надел на себя шерстя-ную кофточку, что без рукавов. Словом, я одет тепло, и это очень кстати, т. к. после теплой ясной и сухой осени у нас с 14.10 установилась настоящая зима со снегом и холодами. Захватил с собой три сборничка стихов и немецко-русский словарь. Что у вас можно купить? В Ленинграде без карточек — ни-чего. Иван Гаспарович, конечно, из Ленинграда не выедет. Я советовал ему перенести часть твоих вещей к Понома-ренкам. (от автора. Семья Нины Пономаренко, подруги нашей мамы, жила в другом доме.) Он колеблется. А сделать это стоит, т. к. если сгорит один дом, другой может остаться. 1941, 18 октября, [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотьму] Еще и еще раз перечитываю твои письма. По не-которым письмам вижу, что ты держишься молодцом, но на не-которых видны следы твоих слез. Не надо убиваться, милая. Помни, что сейчас страдают миллионы, и мы с тобой далеко не самые несчастные. У нас с тобой только одна дочурка, и воспи-тать тебе ее легче, чем большее количество детей. Работать ты можешь и в военное и в особенности в мирное время. В начале следующего письма, адресованного маме, после даты стоит номер: №3. Мысль нумеровать письма появилась, когда родители поняли, что не все письма доходят по назначе-нию, а те, что доходят, часто приходят не в том порядке, в каком были отправлены. 1941, 21 октября, [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотъму] №3 Мой чудный, нежный друг. Письма, полученные мною 15. и 16. 10, перечитываю вновь и вновь. О себе, моя милая скажу: кому и зачем нужна жизнь, если мы не победим фашизма? Но мы его, хотя и дорогой ценой, по-бедим. В этом сейчас все. Как вы с Наташенькой? Бывает в моей теперешней жизни много таких моментов, когда мой ум не занят решением неотложных вопросов, и тогда я думаю неизменно о вас, мои милые. Сколько любви к тебе, высокого светлого чувства теснится тог-да в моей груди, сколько ласковых слов хочется сказать тебе, мое сокровище, а начинаю писать, обстановка меняется, и все, что напишу тебе, выходит тускло, вяло, бессвязно, тем более, что письма часто пишутся урывками. Ты, милая, в своих чудных письмах прекрасно выражаешь свои чувства. Если б я мог их сохранить, это была бы прекрас-ная поэма о высокой и чистой любви, но, к сожалению, письма изнашиваются, и я их иногда вынужден сжигать. На некото-рых из писем сохранились следы твоих слез. Сонечка, не надо слез в наше время. Если трудно, — читай. Я нахожу силы в чте-нии Пушкина, даже Щербины. Читай и перечитывай тебе изве-стное. Смотри и понимай, что чувствовали и чувствуют другие, и тебе будет легче переносить разлуку. Живи умом и верь в жизнь, учись понимать глубокий смысл ее. Философы (кустарные) учат, что жизнь усложняется и укорачивается. Но, мне думается: «Чем тоньше и глубже чувствует человек, тем он богаче». Наши с тобой 6 лет я не променял бы на 60 бесцветного про-зябания. Многое осталось между нами еще не сказанного, но чувства наши (вспомни Удельную, Парголово, Михайлов сад) были высоки и чисты и при изложении их получился бы психологический роман, яркий, живой и светлый о нашем свет-лом восприятии жизни. Будь счастлива, моя дорогая, и в разлуке со мной. Пусть согревает тебя мое чувство нерастраченной любви, которое во всей глубине из-за моей внешней суровости и занятости так редко было проявляемо в словах. 1941, 22 октября, [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотьму] №4. Содержанием этого письма моего будет «мел-кая философия на глубоких местах». Ты не раз писала о своей уживчивости и нетребовательности. Все это именно так, как ты пишешь. Но над этим следует серьезно подумать. Встает воп-рос: где предел уживчивости и нетребовательности? Каж-дый человек делает свою историю сам. Из суммы историй лич-ностей, определенных известными нам условиями, складывает-ся история общества. Поэтому думай не только и не столько о самоограничении, сколько о желаемом и желаемого достигай всемерно — в этом суть. Иное восприятие жизни — киселеоб-разно и ни к чему не ведет. 1941, 23 октября, [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотьму] №5. В одном из предшествующих писем я хотел на-писать тебе о том, следует ли плакать, находясь в разлуке. Теоретически рассуждая, нет. Практически это, вероятно, не всегда получается. По непрожитой жизни нельзя тоско-вать, не следует убиваться. Ты, милая, пытайся жить не толь-ко будущей жизнью, но и настоящей. Что было б, если б мы откладывали нашу жизнь на будущее, хотя бы до окончания учебы? Вот и мы сейчас веселы, когда попадем в теплую зем-лянку, довольны, когда напьемся горячего чаю и счастливы, когда помоемся в бане. Так и ты старайся наполнять содержа-нием каждый день твоей жизни, не откладывай жизни на буду-щее. А в холодный и ясный зимний вечер, когда слышен лишь редкий лай собак и скрип полозьев по снегу — смотреть на звездное небо — разве это не огромное удовольствие? В дет-стве я часами простаивал, смотря на звездное небо. Если бу-дет время и теплая одежда, катайтесь с Наташей на санках. Помни, печалиться, тосковать, жаловаться на невзгоды жизни — удел человека бездеятельного. Помнишь у Маяковс-кого «надо жизнь вначале переделать...» Переделка жизни к лучшему должна идти всегда, пока есть жизнь. И в жизни, как бы она трудна ни была, нужно видеть хорошее, находить в ней светлые моменты. А они есть, их нужно видеть; если же их мало, организовывать. Вот и у нас: без умолку бьет артиллерия, своя и немецкая. В блиндажах от сотрясения тухнет свет, а мы в это время слуша-ем патефон (у ребят есть свои), я читаю стихи и думаю о тебе, моя милая. Ведь не будешь же думать: «Ах, как бы меня не убило, ах, не попала бы в меня мина». Если думать так, какая же это жизнь. Ты прекраснейший человек, умный, чуткий, глубоко лю-бящий. Сколько ума и чувства содержится в твоих письмах! Сегодня получил 3 письма и открытку, написанные тобою в августе. С Наташей обо мне говори, только говори спокой-но, и она плакать не будет. Читай Наташе про деда Мазая и зайцев. Она, вероятно, помнит, как я читал ей эти стихи в Ленин-граде. 1941, 24 октября, [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотьму] №6. Сегодняшнее письмо будет посвящено нашему армейскому быту. Большинство окружающего меня населения живет в блин-дажах. Я ввиду моей жизни странствующего путешественника постоянного пристанища не имею. Ем и сплю, когда и где попа-ло. А так как я по природе — человек деятельный, то довольно беспокойная должность моя меня не тяготит. Что еще, кроме сна и пищи? Мои духовные интересы замкнуты в круге: положе-ние на фронте, твои письма и письма к тебе, стихи Пушкина, Щербины, Фофанова. Моим врагом и другом является осенняя ночная тьма. Тем-нота бывает настолько густой, что, наталкиваясь на человека, ты не видишь его. Одет я тепло, да и морозы у нас прошли. Опять дождь и грязь и буксующие машины. Последнее доставляет мне массу неприятностей. Василью Дурягину скажи: не надо слов и бесплодной фанта-зии. Тыл и фронт в наше время составляют одно целое. Без крепкого хорошо организованного тыла успешная война не-возможна. Пусть утешится, а надо будет — призовут. 1941, 27 октября, [от С. И. Груздевой на фронт] Сегодня получила сразу 3 письма — от 6, 7, 9 окт. Очень печально, что ты не получаешь моих писем. Тебя беспокоит наша теплая одежда. Наташа имеет все: зим-нее пальто, два шерстяных платочка. Рукавицы я ей сшила. Вася пытается достать нам валенки — мне и Наташе. В моей комнате я развесила по стенам открытки — виды Ленинграда. Мы жили в самом поэтическом месте самого по-этического русского города, а кроме того все эти места напоми-нают наше, пережитое вместе. Нет, в самом деле, мы про-жили жизнь, полную поэзии и духовной красоты. Не успели толь-ко выйти в науку и познать также одно из высших наслаждений — наслаждение мыслить. Я сейчас много думаю, и, кажется, еще читать бы, и я выросла бы с быстротой удивительной, но читать некогда. Удается урывками, изредка. На столе около моей кро-вати в простой рамке стоит твоя фотография. Я знаю, что ты сейчас внешне не такой — суровый, постаревший, ус-тавший, но на ней удивительно отразилось твое лучшее, извест-ное вполне только мне: мягкость и чуткость. Да сохранит тебе жизнь моя любовь. Источник: Наша война: сборник. - СПб. Изд-во журнала "Звезда", 2005 г. ссылка на сайт: http://www.world-war.ru/article_874.html
Люба Шерстюк: Лизочек, как прекрасно!
Дарья: Рассказ о Павле и Наталье Качуевских, об их любви и недолгой семейной жизни. Очень грустный... АЛЕКСАНДРА ЛЕОНИДОВНА СПИРОВА Как только произнес эту фамилию представитель военкомата, в зале раздались дружные аплодисменты. С места в первом ряду поднялась миловидная женщина с седой, по-модному причесанной головой, с живым блеском черных глаз. Вручая ей орден Отечественной войной и юбилейную медаль в честь 40-летия Победы, офицер с удивлением сказал: — Судя по аплодисментам, вас все здесь знают... Кто-то из присутствующих не замедлил заметить: — А как же, Александра Леонидовна — и начальник штаба нашего совета ветеранов, и душа домкома... У нее для людей сердце нараспашку... И квартира без запоров — заходи любой и с радостью, и с болью, и за советом... Нужный всем человек! Как хорошо, что отданное людям возвращается сторицей. Рано или поздно, но возвращается, как живительная сила, как нравственное здоровье! И надо же! Я тогда узнала, что она — мама Наташи Качуевской, именем которой была названа улочка, (к стыду, уже переименована!), по которой я часто хожу в гости к своей внучке. Вскоре я побывала у Александры Леонидовны — живем-то близко, считаем общим Ленинский проспект. На ее большом круглом столе — поздравительные телеграммы, открытки, письма... И ко многим дипломам, Почетным грамотам за прошлые годы прибавилась новая Почетная грамота за подписью министра культуры — ею награждена Александра Леонидовна Спирова "За активное участие в деятельности фронтовых концертных бригад в период Великой Отечественной войны 1941 -1945 годов". — Эти почести и добрая память людская — нам с Наташей на двоих. Как и прежде было, — тихо произнесла Александра Леонидовна. Куда бы ни взглянула она, встречается с глазами дочери: ее фотографии на каждой стене комнаты. Наташа с куклой... Наташа — пионервожатая. Наташа — улыбчивая, красивая девушка на прогулке. Наташа — в военной форме с гвардейским значком, каштановые волосы под беретом, взгляд строгий, незнакомый матери. Наташа — на фарфоровой вазе, подаренной болгарскими школьниками. Наташа на копии картин художницы И. М. Балдиной "Героиня Сталинградской битвы Наташа Качуевская". Наташа — в названии книги, которую написала мать... Наташа — не только в сердце матери. Ее именем назвали улицы в Волгограде, Астрахани, Яшкуле (калмыцком городке), школы, пионерские дружины. Рабочие бригады за Наташу отработали и внесли деньги в Фонд мира. Именем Наташи названа и малая планета 2015. — Утром 24 ноября 1942 года я развернула "Правду", — рассказала Александра Леонидовна, — обратила внимание на статью "Южнее Сталинграда". В ней сообщалось о том, что верная дочь Ленинского комсомола санинструктор Кочуевская во время боя вынесла более 70 раненых с оружием. Дважды была тяжело ранена. Третья пуля сразила ее насмерть... Я закричала не своим голосом. Соседка стала успокаивать: это не ваша Наташа, в газете напечатано "Кочуевская". Но я чувствовала, что речь идет о моей дочери. В разных сообщениях по-разному говорилось о Наташе. Позднее стало известно, что она сопровождала раненых, попала в окружение немецких автоматчиков, которые хотели взять ее в плен. Укрыв раненых бойцов в блиндаже, Наташа защищала их, отстреливаясь до последнего патрона. Когда к ней, израненной, протянулись мерзкие лапы фашистских зверей, она взорвала гранатой себя, в клочья разметав и фашистских гадов. Пришел и официальный ответ: "Гвардии медицинская сестра Наталья Александровна Качуевская погибла 20 ноября 1942 года в бою за социалистическую Родину, верная воинской присяге, проявила геройство и мужество". И далее сообщалось, что похоронили Наташу на месте гибели, у села Хулхута, в двух с половиной километрах от селения, в Калмыцких степях. У меня появилась надежда отыскать могилку. А пока... надо заменить Наташу. Но что я, бывшая опереточная певица, смогу делать на фронте? А разве то, чему училась вместе с Наташей с первого дня войны, не подтвердило, что у меня есть и другие способности? Как бы поступила дочь? Сумятицу мыслей осветила памятная картина первых часов войны. Правительственное сообщение по радио мы услышали дома. Наташа сразу же побежала в Государственный институт театрального искусства — ГИТИС (она успела перейти на второй курс). Я следом за ней. Большая широкая лестница, ведущая на второй этаж, заполнена студентами и преподавателями. Взоры всех обращены вверх. А там, наверху, стоит моя Наташа и пламенно говорит: "Все, кто здоров, сейчас же пойдем в военкомат, запишемся добровольцами, чтобы защищать Родину". И тут же стремительно понеслась по лестнице. К ней примкнули юноши и девушки, все побежали в военкомат. Вернулась она огорченной: заявление не приняли. Тогда она ушла на трудовой фронт — строить оборонительные сооружения в Смоленской области. Я же побывала на лесозаготовках. Когда часть института эвакуировалась, Наташа, как заместитель секретаря комсомольской организации, взяла все дела в свои руки, стала душой коллектива оставшихся студентов. Многих ребят проводила на фронт. Заботилась о продовольственных карточках, столовых, отвечала на массу писем. Прибегала ко мне в госпиталь, куда устроила санитаркой. Ей хотелось и здесь быть полезной: взяла шефство над палатой тяжелораненых бойцов. В институте организовала курсы медсестер и снайперов — увлеченно овладевала вместе со всеми военными знаниями. И я не отставала. Еще до войны, окончив курсы противовоздушной обороны, стала применять знания на деле в своем микрорайоне. Мы с дочерью были москвичками и своего города не собирались оставлять, делали все, что в наших силах, для него, для людей. Дочкиной энергии, инициативе я поражалась и радовалась. Сияющая, возбужденная говорит мне однажды: мы с товарищами и преподавателями решили создать студенческие фронтовые бригады, будем выступать в госпиталях, в воинских частях. Мы привлекли и консерваторцев. И для тебя, мамочка, найдется дело, будем с тобою петь фронтовые песни... Так само собой получается, что дочка помогала и мне найти место в трудной тогда жизни. Семь созданных фронтовых студенческих бригад дали 300 концертов для воинов. Часто приходилось выступать перед самим боем. К нам подходили бойцы, просили передать письма родным — в нашем лице они видели не только актеров, которые приехали их развлечь, а как бы и посланцев от родных. Приходили письма на институт, адресованные Наташе от ребят, которых она провожала на фронт. Дома у нас была "штаб-квартира". Фронт близко. Иногда кто-нибудь приезжал с передовой, а родные их уехали, в квартире пусто, холодно. Наташа приводила их к нам. У нас всегда тепло и всегда что-нибудь найдется, чем мы можем поделиться, будь-то чечевичная каша или пустой чай с куском хлеба, намазанным горчицей. И вот однажды появился в ГИТИСе бывший студент Петя Громцев, да не один — вместе с командиром партизанского отряда, действовавшего в глубоком тылу Белоруссии, Павлом Качуевским, который был ранен в ногу и ходил, опираясь на палку. Пал Палыч — так ласково называли партизаны своего командира. Так его представили и нам с Наташей. Он стал часто приходить к нам домой. Постепенно мы узнали о его жизни. Он пошел добровольно в народные мстители. В начале сентября 1941 года отряд особого назначения перешел линию фронта незамеченным — без единого выстрела, без единой капли партизанской крови. На своем пути отряд уничтожал вражеские гарнизоны. На его счету — несколько сот убитых оккупантов, много уничтоженной техники врага, разрушенных мостов, взорванных складов, порванной связи, заминированных дорог. И на всем пути, во всех боевых операциях Павел обеспечивал хорошую разведку, добывал нужные разведданные — в нем раскрылись недюжинные способности разведчика-следопыта. Он проникал в логово врага и приносил нужные сведения для разработки боевых операций. В глазах Наташи разведчики и их командир Павел Качуевский были людьми из легенды. И вот однажды Наташа сказала: — Мама, я выхожу замуж за Пал Палыча. — Погоди, пусть кончится война... — Нет, мама, мы решили пожениться, это не помешает нам воевать. Устроили партизанскую свадьбу — ребята взяли пайки вперед, и праздник длился три дня: не все могли прийти сразу. Отсутствовал лишь Валентин Невзоров — находился в тяжелом состоянии в госпитале. И Наташа через некоторое время написала ему письмо: "Я очень счастлива с ним... Ты прав, Валюта, такому человеку не страшно доверить свою жизнь, он идет по правильной, хорошей дороге и никогда не сделает ничего нечестного... Знаешь, у меня такое чувство, что мы уже 100 лет женаты и всю жизнь друг друга знаем. А то иногда он спит, а я смотрю на него и думаю: как это все странно — жили два человека на свете и никогда не встречались, и ничего не слыхали друг о друге и так могли и пройти по жизни мимо и не встретиться... А теперь вот — он мне самый родной и близкий на свете. Когда я говорю это Пал Палычу, он со своей решительностью заявляет: "Чепуха, не может этого быть, чтобы я тебя не встретил, непременно бы встретил, на дне морском нашел бы..." ... Не знаю, знаешь ли ты, что ты представлен к ордену Красного Знамени; вероятно, когда поправишься и приедешь в Москву, то сможешь уже его получить. Пал Палыча представили к ордену Ленина..." Семейное счастье длилось недолго. Павла Качуевского посылали на новое срочное задание. Наташа добивалась разрешения пойти с ним в тыл врага. Отказали. В то время она работала инструктором Краснопресненского райкома комсомола. Не теряла надежды, что настанет и ее час фронтовой. Вернулся из госпиталя Валентин Невзоров. Жить ему было негде. Наташа поселила его у себя дома. Настроение у него было неважное: искалечен, раны еще не все зажили. Наташа делала ему перевязку. Кормила с ложки, насильно. Постепенно он начал вставать, ходить, даже стал расспрашивать о ее комсомольских делах. Как-то Наташа пришла домой с радостной вестью: — Валя, кричи ура! При Всесоюзном театральном обществе организуются фронтовые театры. Тебя приглашают в один из этих театров директором. Валентин вскочил, обнял Наташу. Наташина энергия и забота о других, ее жизнеспособность повлияли на Валентина как чудодейственное лекарство. Он организовал фронтовой театр и пригласил в него меня. Добилась своего и Наташа — ее, как медработника, взяли в авиадесантную бригаду, отправляющуюся на фронт. Она не знала, что Пал Палыча уже не было в живых. Я пожалела дочь, не сказала о страшной вести, которую мне сообщил по телефону комиссар Петр Леонтьевич Червинский. В апреле 1943 года, приехав с фронтовым театром в 8-ю гвардейскую армию, которой командовал генерал В. И. Чуйков, ушла из театра и осталась работать в штабе армии. Мне показалось, что здесь я ближе к Наташе, пусть уже неживой... Можно было теперь считать всю семью фронтовой... Весь долгий и трудный путь от Старобельска (Украина) до Берлина прошла я со своей армией. Душевное равновесие поддерживали письмами друзья Наташи, ее дошедшие уже после гибели послания ко мне, копия написанной дочерью статьи, которую подписали подруги по госпиталю. Эту статью подписала бы и я. Потому что каждое слово, каждая строчка словно продиктованы ее сердцем: "Над нашей Родиной нависла угроза. Все, что мы годами, любя, создавали, уничтожается фашистским зверьем. Ежедневно, ежечасно на нашей земле они творят злодеяния, равным которым не было в мире. Но час расплаты близок! Мы — девушки-гвардейцы, горды тем, что нам оказана великая честь участвовать в боях за любимую Родину. И где бы мы ни были, мы всегда будем помнить мужественную стойкость девушек-героинь Лизы Чайкиной и Зои Космодемьянской. Их образ всегда будет для нас путеводной звездой. Почетное дело выпало на нашу долю — спасать жизни нашим любимым бойцам, командирам и политработникам. Все свои силы, все умение и ласку женской души мы отдадим для быстрейшего восстановления сил наших славных советских бойцов. Мы горим желанием защищать Родину до последней капли крови. Нашим девизом будут слова пламенной патриотки республиканской Испании Долорес Ибаррури: "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях". Александра Леонидовна достойно выполнила свой гражданский долг и дочерний девиз. Ее наградили медалью "За боевые заслуги". Ей приказом Главнокомандующего объявлено несколько благодарностей. Последняя — за овладение городом Берлином. После победы Александра Леонидовна еще несколько лет оставалась на службе в армии. А когда вернулась в Москву, убедилась, что ее Наташа продолжает жить среди людей. Мать ждали в Калмыкии. В Яшкуле, у братской могилы, куда были перенесены останки и Наташи, состоялся торжественно-траурный митинг. Александра Леонидовна сквозь душившие ее слезы смогла только произнести: — Спасибо вам, товарищи, за все, за память о моей Наташе, которая теперь стала и вашей... Кто-то посадил рядом с могилой маленькое деревце. Люди несли и несли цветы... К Александре Леонидовне подошел пожилой калмык с маленькой девочкой, протянул руку. — Когда я был на фронте, — сказал он тихо, — я видел, как хоронили убитых. Навряд ли какая мать сможет их найти. Вы — одна из счастливых матерей. Не забывались, волновали слова пожилого калмыка. Александра Леонидовна пошла работать в Советский Комитет ветеранов войны. Ее утвердили секретарем комиссии по увековечению памяти и подвигов защитников Отечества. Она помогала тем матерям и родственникам, которые не могли найти дорогие им могилы. Первым наперво разыскала и навестила родных Павла Качуевского. К счастью, они остались в оккупации в живых. В их горнице она увидела портреты Наташи и Павла, газеты, в которых было написано об обоих. В селе главную улицу назвали именем Павла. В семье Качуевских хранится орден Отечественной войны, которым отважный партизан был посмертно награжден. Побывала Александра Леонидовна и на могиле Павла в деревне Кляпино, в Белоруссии. У нее было такое чувство, что исполнила то, чего бы Наташе очень хотелось... Поиск продолжала. Записала воспоминания партизан-очевидцев. ... "Группа Павла Качуевского в последнее время действовала в Гомельской области. Разведка донесла: через мост должен проезжать немецкий штаб. Павел взял с собой 10 человек. Дошли до деревни Пильня и вскоре услышали гул моторов: насчитали 10 легковых автомашин и автобусов. Павел бросил гранату в открытую легковую машину, уничтожил несколько офицеров. Возникла паника. Машины остановились. Качуевский из маузера в упор расстреливал офицеров. Полетели гранаты партизан, зачастила пулеметная очередь. Подоспевшая на помощь группа партизан помогла окончательно уничтожить оставшихся фашистов. В самом конце боя один из тяжело раненых немцев, очнувшись, последним выстрелом смертельно ранил Павла в левую сторону груди. Перед смертью Пал Палыч сказал: "Отходился я по тылам врага. Умру не трусом. Передайте..." Его похоронили в июле 1942 года в селе Кляпино, Кормянского района, Гомельской области на местном кладбище со всеми воинскими почестями". "Нас несколько удивил своей необыкновенной простотой Качуевский. Среднего роста, худощавый, на боку маузер в деревянной оправе, что было редкостью в наших войсках. В серо-голубых глазах, внимательных и строгих, нет-нет да и мелькнет холодная, стальная искорка... После возвращения из Москвы он стал командиром нового партизанского отряда, который пустил под откос 15 вражеских эшелонов с живой силой и техникой, разгромил 30 местных полицейских управлений и комендатур, спас сотни советских людей от угона в фашистское рабство. Гитлеровцы за поимку Павла Качуевского сулили предателю усадьбу, 20 гектаров земли, сто тысяч марок, лошадей и четыре коровы. Но среди советских людей, настоящих патриотов Родины, предателей не нашлось". Александра Леонидовна Спирова в очередной раз отправилась в Яшкуль. На Центральной площади у братской могилы увидела в почетном карауле учащихся местной школы и их учительницу... с пустым левым рукавом. — Я с тобой, Наташенька, — прошептала Александра Леонидовна, возлагая цветы. — Вы мать Качуевской? — спросила взволнованная учительница. — Да. — Я знаю вашу дочь... После знакомства Антонина Болдыревна Хонинова рассказала о своей судьбе, затронувшей и Наташину. ... В сорок втором году война ворвалась в Калмыцкие неоглядные степи. Наши войска с тяжелыми, кровопролитными боями отступали под натиском превосходящих сил противника, несли большие потери. Но на место павших вставали новые воины: в регулярные войска вливались добровольцы из местных жителей. В конце августа произошла ожесточенная схватка с гитлеровцами под селом Яшкуль, близ совхоза "Революционный Дольган". В числе местных жителей, пришедших на помощь советским бойцам, была и девятнадцатилетняя учительница Антонина Хонинова. Под градом вражеских пуль она оказывала помощь раненым. За первый лишь день она вынесла с поля боя шестерых тяжелораненых. Проворная, смелая девушка так и осталась в рядах 107-го гвардейского стрелкового полка. Несколько дней шел бой. В окопах было много тяжелораненых. Антонина добралась к центральной совхозной усадьбе, взяла трех лошадей, чтобы срочно вывезти раненых в тыл. Бережно уложила их на телеги и погнала лошадей... В сельской Яшкульской школе оборудовали что-то вроде госпиталя. Бойцов подвозили даже из других подразделений. Антонина поняла, что одной ей не справиться. Учительницу знали здесь все, уважали ее, и местные женщины пришли ей на помощь. Гитлеровцы прорвали оборону. Антонина, не мешкая, снялась с места и повезла раненых на телегах на северо-восток от Яшкуля, в направлении села Хулхута. Всю дорогу тревожилась: "А вдруг и там уже враги". К счастью, в Хулхуте закрепились воины ее полка. Но с каждым днем, с каждым часом положение усложнялось. Фашисты стремились захватить дорогу, соединяющую Элисту с Астраханью, а она как раз проходила через Хулхуту. К тому же здесь были колодцы с живительной водой, а вокруг простирались безводные степи. Бои были очень тяжелые. Наши воины не раз поднимались в контратаку и отбрасывали врага. Но, подтягивая резервы, фашисты снова и снова наседали. Антонина переползала от раненого к раненому, делала перевязки. Выли снаряды, свистели пули. Вдруг ее висок обожгло, в ушах зашумело — она потеряла сознание. Очнулась в медсанбате. Отрыла глаза и увидела красивое тонкое лицо русской девушки. Она поправила ей повязку на голове. В руках держала ножницы, потрогала косу, а в глазах — удивление, даже испуг. Антонина поняла: видимо, велели ей остричь косу, да жаль было лишать раненую дивной красоты — коса тугая, толстая, длинная. Девушка еще раз потрогала косу, покачала головой, улыбнулась и ушла. С тех пор зачастила к Антонине. Назвалась Наташей Качуевской. Обе фронтовые подруги вспоминали дом, матерей. Рана у Антонины затянулась, наступила пора возвращаться в часть. Подруги на прощанье крепко обнялись, расцеловались, всплакнули. — Кончится война, обязательно приезжай ко мне, — сказала Наташа. — Адрес у тебя есть. Вернется мой муж, Павлик. Я тебя с ним познакомлю. Будем гулять по Москве, все тебе покажем. Она прекрасна, наша Москва! Не забывай только, приезжай. И береги себя. А если что... Ну, знаешь, время грозное! Пообещай, что найдешь мою маму. Расскажи о нашей встрече, о моей службе. Мама у меня хорошая. Ты тоже полюбишь ее. Антонина не думала, что видится с Наташей последний раз, что ее русская подруга вскоре погибнет на ее родной земле. Но слова ее она унесла в своем сердце. Во время освобождения Элисты ей было присвоено звание младшего сержанта. А спустя некоторое время вызвали в штаб и торжественно вручили медаль "За отвагу". Фашистов теснили на запад. Начались бои за Ростов. Антонина вытаскивала из зоны огня раненых. Только что захлебнулась вражеская танковая атака. Несколько бронированных немецких машин, охваченных дымом, стояли неподалеку. Антонине показалось, что у одного танка мелькнула тень. "Кто это? Свой не будет скрываться, а если немец... почему не стреляет?" Осторожно положив раненого на землю, она выдернула из кобуры пистолет и поползла к танку. Удушливый дым затруднял дыхание, ел глаза. Девушка вскочила, добежала до танка. Увидела: от него на четвереньках полз человек в черной форме с повязкой на голове. От дыма и волнения закашлялась. Человек замер. Из-под грязной сбившейся повязки смотрели на Антонину расширившиеся от ужаса глаза. Немецкий танкист стал выпрямляться, медленно поднимая руки. Покосился на маузер, брошенный рядом. Антонина знаком приказала ему отойти от оружия. Немец повиновался. Девушка подняла маузер, велела пленному ползти к раненому и тащить его вперед. Миновали опасную зону... О том, что Антонина взяла в плен фрица да еще и заставила его вынести с поля боя раненого, быстро стало известно в полку. История эта обросла придумками и воспринималась уже как легенда. А фронтовая дорога пролегала все дальше и дальше. Со своим полком Антонина принимала участие в освобождении Украины. Во время ожесточенных боев позиции полка обстреляли фашистские стервятники. Тогда-то с Антониной случилась беда: почувствовала резкую боль в руке, покачнулась и упала. Ее подхватили, понесли. Изредка приходя в себя, слышала: "Сержанта нашего ранило! Давай, давай в медсанбат!" Очнулась, увидела людей в белых халатах. Утром почувствовала тупую непрекращающуюся боль в левой руке. "Может, из-за бинтов, сильно стянувших руку?" Потрогала — и все в ней похолодело. Возле плеча нащупала пустоту... Плакала долго, с надрывом. Никто из дежуривших медсестер не пытался утешить: понимали, что сердоболие не примет. В родной Яшкуль она вернулась осенью 1943 года. Ее ждали дела, ждала школа, а в ней — мальчишки и девчонки, в глазах которых было столько любви и доверия! И она стала учить своих питомцев грамоте, добру, глубокому уважению к подвигу отцов, матерей, старших сестер и братьев. Антонина Болдыревна за проявленные в годы Великой Отечественной войны мужество и героизм награждена орденом Отечественной войны 2 степени, многими медалями. Пожилая калмычка с пустым рукавом ушла на заслуженный отдых, и мне представляется, как по-прежнему возлагает цветы, освященные любовью и памятью своей и материнской, пристально вглядывается в фотографию, в знакомые, милые черты русского лица и еле слышно шепчет: "Я здесь, Наташенька. С тобой теперь вдвоем..." Александра Леонидовна Спирова оставила след и в моей жизни — по ее примеру я заняла рабочее общественное место в РКВВ, в комиссии по увековечению памяти и подвигов защитников Отечества. И будто вновь слышу ее напутствие ученикам 20-й школы, следопыты которой создали уникальный музей Наташи и Павла Качуевских: "Важно не только прожить жизнь. Важно, что останется после нее. Умирает человек для близких, для остальных — живет в делах". А. И. ЕРЕМЕНКО, Маршал Советского Союза, Герой Советского Союза О ГЕРОИЧЕСКОМ ПОДВИГЕ НАТАШИ КАЧУЕВСКОЙ "...во время наступления войск Сталинградского фронта Наташа — санитарка и комсорг роты 105-го стрелкового полка 34-й гвардейской стрелковой дивизии всегда была вместе с бойцами. Рота с большим трудом, но упорно продвигалась вперед, беря один рубеж за другим, но враг сопротивлялся. После длительного боя оказалось 20 раненых бойцов и командиров. Качуевская вынесла их вместе с оружием, оказала первую помощь и по приказу командира повезла несколько тяжелобольных в медсанбат. Вдруг она заметила группу гитлеровских автоматчиков, просочившихся в наш тыл. Они преследовали машину с тяжелоранеными. Наташа перенесла всех раненых в блиндаж. Сама же, вооружившись винтовкой и гранатами, укрылась рядом. Фашисты окружили блиндаж. Меткими выстрелами девушка вывела из строя двух гитлеровцев, но и сама была смертельно ранена. Собрав последние силы, Наташа вставила запалы в гранаты и подорвала их в тот момент, когда не менее десятка фашистов подошли к ней вплотную. Одни из них были убиты, другие — ранены. Погибла и Наташа Качуевская. Но раненые были спасены. Их доставили в госпиталь подоспевшие солдаты соседней роты".
Дарья: Кстати, насчет Наташи Качуевской нашла потрясающую деталь! Оказывается, её мама дружила с Есениным! А Августа Миклашевская, которой Сергей Александрович посвятил цикл "Любовь хулигана" и на которой собирался жениться, приходилась ей родной сестрой, а следовательно - тётей Наташе! Подумать только! Наташа могла быть племянницей Есенина!!! .... До сих пор любовно хранит память о великом лирике России и его близких родная сестра друга С.Есенина, актрисы Камерного теат-ра Августы Леонидовны Миклашевской, москвичка Александра Леонидовна Спирова. 16 мая 1995 года ей исполнилось 94 года. Также, как и ее сестра, она всю свою жизнь посвятила театру. Первоначально училась в Ленинградской консерватории, затем, с начала 20-х годов, работала в различных театрах страны. С гастролями выступала в Ростове, Харь-кове, Сумах, Грозном, Царицыне, Рязани, Новосибирске, Томске, Одессе и других городах. Основное ее амплуа - жанр музыкальной комедии и оперетты. За свою долгую артистическую жизнь она сыграла практически все ведущие и вспомогательные роли героинь классических оперетт и музыкальных спектаклей. В двадцатые годы ее гастрольные поездки иногда совпадали с выступлениями известной американской балерины, бывшей жены С.Есенина Айседоры Дункан, с которой она была знакома. Во время Великой Отечественной войны в составе фронтовых концертных бригад она часто выезжала в действующую армию, за что награждена многими орденами и медалями. Ее дочь Наталья Качуевская добровольцем ушла па фронт и в ноябре 1942 года героически погибла под Сталинградом. Экспозиция о ней и о ее подвиге имеется в рязанском Музее воздушно-десантных войск. О своей работе в театрах, о жизни и работе своей сестры Августы Леонидовны, о их встречах с Есениным, с его родными и близкими ею написаны воспоминания "Принцесса Брамбилла и поэт". Они сейчас готовятся к публикации в журнале "Театр". Фрагменты этих воспоминаний она любезно предоставила мне для публикации. Из них следует, что Сергея Есенина она впервые увидела в 1920 году, то есть раньше, чем он познакомился с ее сестрой Августой, встреча с которой состоялась летом 1923 года после возвращения его из-за границы и разрыва с А.Дункан. Александра Леонидовна вспоминает, что ее первая встреча с поэтом состоялась в Москве, в столовой на Большой Никитской улице, напротив "Лавки поэтов", в которой он тогда вместе со своими друзьями-имажинистами продавал свои книги. А в эту столовую они часто ходили обедать. До сих пор запомнились ей его золотистые, цвета спелого колоса, вьющиеся волосы, сияющие голубые глаза, полувиноватая улыбка. В столовой Есенин тогда застал Мариенгофа и Шершеневича, но обедать с ними не стал. Только немного поговорил и вскоре ушел. После этой встречи и, особенно, после знакомства поэта с сестрой Августой, имя Есенина, его поэзия всегда живо интересовали ее и остались в памяти на всю жизнь. Когда поэта не стало, она также, как и ее сестра, постоянно поддерживала дружеские отношения с его родными и близкими - Е.А. Есениной, Т.П.Флор-Есениной, Г.А.Бениславской и другими. Особенно близкие связи установились у нее с сыном поэта - К.С.Есениным, который часто бывал у нее дома и был в свою очередь большим другом сына Августы Леонидовны - Игоря, с которым во время учебы в школе даже сидел на одной парте. Оба они были фронтовики, разведчики. Дочь Александры Леонидовны - Наташа - по возрасту не могла помнить С.Есенина, но наверняка много слышала о нем как от своей матери, так и от тети Августы Леонидовны. Очень символично, что теперь имена Наташи Качуевской и Сергея Есенина тоже стоят рядом. Сблизила их астроном из Санкт-Петербурга Людмила Васильевна Журавлева. Это она первой открыла в нашей Вселенной новые малые планеты - астероиды и предложила назвать их именами Наташи Качуевской (астероид № 2015) п Сергея Есенина (астероид № 2576). http://culture.rinfotels.ru/izd_pub/Esen_vest/n4/esen_vest4_19.htm Как все сплетено в этой жизни... Ведь и о нас с вами когда-нибудь смогут сказать что-то подобное...
Дарья: Вот она - Наташа Качуевская. По-моему, она очень похожа на свою тетю Августу
Алена: Ух ты! Даш, спасибо, что балуешь нас всех здесь потрясающими, такими не пафосными и, вправду, очень интересными материалами.
Дарья: А я-то что... Я так...
Дарья: В тему к совпадениям.... Была еще одна такая Героиня Советского Союза - Лия Канторович. Она была первой любовью Александра Галича. А еще Галич был знаком с Фридой Вигдоровой, литературно обработавшей "Повесть о Зое и Шуре". И обо всем об этом вспоминал Евгений Евтушенко вот тут: http://aleksandrgalich.clan.su/publ/2-1-0-2 Всегда любила теорию "пяти рукопожатий"...
Алексей: Вот фото захоронения Августы Миклашевской в закрытом колумбарии Ваганьковского кладбища в Москве (секция 2). Здесь стоит добавить, что сын Августы Миклашевской Игорь Миклашевский - прославленный советский внешний разведчик. В значительной мере он послужил прототипом героя романа Ю. Дольд-Михайлика "И один в поле воин", по которому поставлен кинофильм "Вдали от родины".
Люба Шерстюк: Алёша, спасибище!
Настасья: большое спасибо за поразительные истории!!!давно не встречала таких...
полная версия страницы