Форум » Герои Великой Отечественной войны » Пётр Сергеевич Бирюков » Ответить
Пётр Сергеевич Бирюков
Катя: Пётр Сергеевич Бирюков (1914 - 2005)...Этот человек совершил несколько крупных подвигов. Участник войны с финнами, танкист, разведчик, деятель могилёвского подполья, организатор штурма порта Данциг... Его 4 раза вели в гестапо - ему 4 раза удавалось бежать. Как сказано в одной из публикаций, "сам Николай Кузнецов мог бы пожать ему руку". Мне посчастливилось быть знакомой с П.С.Бирюковым, и сегодня, в день, когда ему исполнилось бы 95 лет, я хочу открыть его тему.
Ответов - 26, стр:
1 2 All
Галина: Спасибо, Катя. Очень интересно. Расскажите больше о Ваших встречах с Петром Сергеевичем.
Люба: Да, Катя ждём с нетерпением!
Катя: Галина, Вы знали его? Я встречалась с ним на вечерах в московской школе №15 (1272) и разговаривала по телефону. Рассказчик он был замечательный. Но я боюсь в чём-нибудь ошибиться. У меня много статей , но сейчас они у Димы, т.к. он сканирует его фото и в ближайшие дни выложит их в тему. А так я планирую много из них перепечатать, потому что человек он был незаурядный и потрясающе скромный. И мне кажется несправедливым многое в его судьбе. Об этом я обязательно ещё напишу. Галина, потерпим? - как любит говорить наша Дарья.Обязательно пишите, потому что мало кто вообще знает о нём. А его вклад в победу огромен, его абсолютно личный вклад в победу над гитлеровской Германией. А у меня к Вам вопрос самый первый.
Галина: Катя, я не встречалась с Бирюковым и мало знаю о нем. Буду ждать от Димы статьи. Потерпим конечно....А Вы рассказывайте, Катя буду с нетерпением ждать Ваши рассказы о герое.
DmitryScherbinin: Вот фотографии Петра Сергеевича Бирюкова. Статьи тоже сюда выкладывать?
Галина: Большое спасибо, Дима. Да, статьи тоже интересно почитать....Ждем статьи.
Алена: К своему стыду, имя Бирюкова Петра Сергеевича слышу впервые. Но если ему "сам Николай Кузнецов руку пожал бы" да и гестапо за ним охотилось, чувствую, непрост был Петр Сергеевич. Пока статьи не выложены, предлагаю Вам, Катя, рассказывать, что знаете ( а статьи потом дополнят либо уточнят Ваш рассказ). Заинтересовали.
Катя: Вот видите, никто практически ничего о нём не знает. Мне это действительно обидно. Это такой человек был - я знала его 3 последних года его жизни. Вот говорят, что у каждого человека есть враги. А мне кажется, что у него, кроме фрицев, врагов не было. Даже когда ему было 25 (!) лет, его уже называли по имени-отчеству.В общем, все относились к нему с большим уважением, которого он, безусловно, заслуживал. А вот судьба его порой не щадила. Значит, Пётр Сергеевич родился 14 октября (по нов. стилю) 1914 года в селе Козловка под Зарайском. Он был младшим сыном в огромной крестьянской семье. Учился в школе, работал в колхозе - причём, пчеловодом! Но всё это в ранней юности. В середине 30-х годов учился в танковом училище. Добровольцем ушёл на Финскую войну. На Финской войне ему запомнились жестокие морозы, коварные снайперы-"кукушки" и то, как они брали усадьбу "Репино". Вот тогда-то его начали называть Петром Сергеевичем, в его танке спасались и отгревались бойцы (насколько это вообще возможно). Между войнами он был кадровым военным.В июне 1941 г. находился под Белостоком. Он рассказывал о том, что там было много перебежчиков, сообщавших о готовящейся войне против СССР. В июле 1941 г. их танковое соединение приняло неравный бой с фашистами и оказалось во вражеском кольце. Многочисленные попытки пробиться в расположение наших войск не удались, и тогда П.С.Бирюков установил связь с могилёвским подпольем. У меня хранится листочек, переданный Петром Сергеевичем (ксерокопия), в котором сказано: "Находясь в городе Могилёве во время фашистской оккупации по заданию штаба Западного Фронта в 1942-1944 годах, как армейский разведчик, я был тесно связан с жителями этого города. Это семьи (далее перечислено 13 фамилий). Я мог в любое время суток придти в их дом, где находил надежное укрытие, хороший приём и отдых. Могилёвскую эпопею я буду помнить до конца своей жизни." В Могилёве П.С.Бирюков работал с радисткой Анной Анисимовой (подпольное имя "Ванда"). Это была очень смелая девушка. Уже в 1945 г. в Восточной Пруссии она, оказавшись в окружении, подпустила немцев поближе и подорвала себя и их. И их командиры говорили: "Учитесь воевать у русской фрау". Дальше лучше, чем сам Пётр Сергеевич, о могилёвской эпопее никто не расскажет. Он проводил такие операции и попадал в такие ситуации, что они могли бы стать сюжетами романов.Я их в деталях пересказать не в состоянии. Так что - потерпим? Я могу ещё дать ссылку на книгу, которую он называл мне, - "Солдатами были все" (Минск, 1973г.). Он был одним из соавторов.
DmitryScherbinin: Катя, спасибо за интересный рассказ. Но Катя попросила меня пока что не выкладываться статьи, т.к. там требуются какие-то уточнения... если я правильно понял...
Галина: Большое спасибо, Катя, за интересный рассказ о Петре Сергеевиче Бирюкове. Катя пишет: Я могу ещё дать ссылку на книгу, которую он называл мне, - "Солдатами были все" (Минск, 1973г.). Он был одним из соавторов. У нас в библиотеке есть этот сборник, куда включены воспоминания активных подпольщиков тех героических лет в Могилеве. И среди них и воспоминание Бирюкова П.С. о подпольной работе, которое называется:"Пощады не было". Если у Димы нет этого очерка Петра Сергеевича - я могу выслать.
Катя: Галина, то, что Вы нашли, - замечательно. Я не могу застать Диму ни on-line, ни по телефону. Обязательно высылайте. Напишите ему в личку, а то я уже писала. У него этого очерка нет точно.
Катя: Галина, у Вас, к сожалению, нет лички, а Дима что-то молчит. Напишите ему, пожалуйста, и высылайте очерк, и у меня несколько статей.Что ж мы застопорились?!
Галина: Катя: высылайте очерк Если Дима не против - вышлю. Высылать, Дима?
DmitryScherbinin: Галина, конечно, высылайте
Галина: Хорошо, Дима. Вышлю.
DmitryScherbinin: Пока что размещаю одну статью о Петре Сергеевиче Бирюкове. Надеюсь, никто не будет против, если я её и на сайте размещу? У меня же там есть раздел "Подвиг народа"... Анатолий Журин Он был батальонный разведчик У ветерана войны, жителя Южного округа Петра Бирюкова, биография, как слоеный пирог. Чего в ней только не было! Горечь и радость, вера и неверие, надежды и разочарования. Это сегодня на встречах с юным поколением о нем говорят как о дерзком, не знавшем страхе разведчике, запросто проникавшем в самое логово врага. А тогда, летом 44-го, в Смерше он пережил немало неприятных минут. Поди докажи этим людям с холодными бесстрастными глазами, профессия которых никому не доверять, что ты - свой. Ну никак не мог бывший партизан, дважды контуженный в тяжёлых боях, вспомнить номер приказа о присвоении ему офицерского звания лейтенант... - Что было потом, Петр Сергеевич? - Потом, конечно, приказ разыскали, но подозрение в самозванстве еще долго меня сопровождало в полку. Случилась эта неприятность со мной сразу после освобождения Красной Армией белорусского города Могилева, в окрестностях которого действовал наш один из многочисленных отрядов народных мстителей. Я получил назначение в 321-й стрелковый полк 15-й стрелковой дивизии 2-го Белорусского фронта. Но из партии, в которой я состоял с 1939 года, на всякий случай исключили. И даже, когда в бою доказал, что не трус... В общем, партбилет вернули только в 1961-м. Голос Петра Сергеевича слегка дрожит, но не потому, что он волнуется, верят ли ему сейчас. Дает знать о себе ранение в голову, которое он получил именно в то время. - Удивительно, -вздыхает ветеран. - До 1995 года рана не беспокоила. А сейчас, как начинаю говорить, словно молотки в голове стучат. Уже 12 раз лечился в госпиталях и больницах, да не проходит боль окаянная. Ранение, как он говорит, самое что ни на есть дурацкое. Во время одного из боев минометный снаряд, разорвавшийся неподалеку, попал аккурат в кучу собранных с крестьянского поля голышей, и один из них со свистом вонзился прямо в лоб лейтенанта. - Иногда смотрю телевизор, вижу: знакомый артист, популярный, а как зовут, не вспомню. А вот хирурга, который поставил мои мозги тогда на место, запомнил на всю жизнь. Фамилия его Остапенко. В полевых условиях, как в фильме "Они сражались за Родину", он промыл рану, пинцетом вынул из глубины пробитого черепа треугольник кости лба и поставил на место. Совсем как стекольщик, который за неимением целого оконного стекла вставляет отколовшуюся латку. Это было не единственное ранение лейтенанта Бирюкова в самом конце войны. В январе 45-го он во главе группы еще необстрелянных бойцов получил задание атаковать первую линию обороны врага и дожидаться подкрепления со стороны основной группы наших войск. К пяти утра его небольшой отряд подполз к немецкой обороне и по сигналу Бирюкова забросал гранатами окоп. Не тут-то было. Враг оказался готовым к этой неожиданности и ответил фаустпатронами, а потом и сам перешел в атаку. - Я, - вспоминает Петр Сергеевич, - залег под деревом и выпустил по врагам несколько очередей из автомата. И вдруг неподалеку разрывается снаряд, взрывная волна меня забрасывает в какую-то яму да еще заваливает мерзлым грунтом. Помню, потерял сознание, а когда очнулся, услышал немецкую речь. Фрицы обедали. Не скажу, как я перемерз, дожидаясь темноты. Естественно, решил пробираться к своим. Но тут как током ударило. Ведь спросят: а где бойцы? И что я, командир, отвечу? Решил брать языка. Долго ждать не пришлось - вскоре рядом с местом, где я притаился, появился унтер. Дальнейшее, было делом техники... Когда я появился в расположении нашей дивизии, комполка обрадовался. А пленный оказался весьма разговорчивый, да к тому же обладал ценными сведениями. Вскоре наши пошли в атаку, а меня, хоть и слегка контуженного, наградили орденом Красной Звезды. Еще об одной своей награде Петр Сергеевич вспоминает с особым удовольствием. Однажды - было это в марте 45-го на подступах к Данцигу -вызывает его, офицера разведки, командир полка: "Даю тебе, Бирюков, три с половиной десятка бойцов, попробуй, используя свой партизанский опыт, перейти с ними линию фронта и зайди к фашистам с тыла. Как появишься там, дашь знак, и мы начинаем бить врага с двух сторон". - Пройдя незамеченной за ночь около 17 километров, наша группа заняла исходную позицию в тылу наиболее укрепленной врагами высотки 103, о чем мы сообщили в дивизию. А с раннего утра по сигналу красных ракет из расположения наших войск атаковали немцев. Не ожидая удара с тыла, те решили, что попали в окружение, стали беспорядочно разбегаться, около двухсот офицеров и солдат сдались в плен. Когда командующий фронтом маршал Рокоссовский узнал о том, что плацдарм врага после бесплодных наших атак вдруг рухнул, причем практически без потерь в дивизии, он поинтересовался у нашего комдива, как это у него получилось. "Помог партизанский опыт одного из офицеров", - ответствовал комдив. "Ну, так покажите мне этого партизана". На КП дивизии, куда я прибыл, маршал поблагодарил меня, пожал руку и лично прикрепил на грудь орден Богдана Хмельницкого II степени. Мы сидим с Петром Сергеевичем в его квартирке, что в девятиэтажном доме Донского района, он показывает мне свои записи, тронутые временем документы, старые публикации. - Петр Сергеевич, если судить по тому, что на столе, вы начинали войну танкистом. Как же оказались в пехоте? - Я действительно в 1939 году окончил танковое училище под Харьковом. Окончив его, попросился добровольцем на финскую войну. Просьбу удовлетворили, и через некоторое время танковая рота, которой я должен был командовать, погрузилась вместе с техникой на эшелон под Рязанью. Была суровая зима, в Финляндии морозы достигали 42 градусов - это как-то запомнилось особенно. Не дай бог ранение в ногу - считай, если никого нет рядом, ты погиб. - О финской войне разное говорят... - Не буду комментировать это. Скажу лишь, что мои танки спасли тогда жизнь многим пехотинцам. Уж очень их донимали финские снайперы - "кукушки". Наши бойцы ни на метр не отходили от машин, прячась за ними, они вели огонь по противнику. На войне я пробыл пару месяцев, и она закончилась. Помню только, что освобождал имение Репина "Пенаты". - Расскажите о том, как и где встретили Отечественную войну, - На самой границе в районе Белостока. Служил в танковой дивизии. С начала 1941 года очень доставали нас немецкие самолеты, которые нахально вели разведку наших позиций. Командование то и дело отправляло донесения в Москву, мол, перебежчики обещают скорое начало войны. Оттуда раздавалась одна и та же песня: "Панике не поддаваться. Помнить, что существует пакт Молотова - Риббентропа о ненападении". Вечером 21 июня у нас появился перебежчик, который просто кричал: "Завтра война!" Из Москвы строгий приказ: "Подержите его до утра, а утром расстреляйте". Что было дальше, хорош известно. Нашу танковую часть немцы разнесли в клочья, впрочем, как и аэродром. Несколько грузовых машин, на которых мы отступали, не очень нас спасали. Немцы атаковали с воздуха, догоняли на танках. В один из критических моментов, когда целой колесной техники уже не оставалось, я приметил стоящий на обочине новенький ЗИС-5. Выясняя, почему он не на ходу, обнаружил перебитый осколком карбюратор. Тут же принял решение снять такой же точно с разбитой машины, и вот уже с полным кузовом бойцов мчимся к Могилеву, где еще держат оборону наши. С ходу нас включают в дело, меня назначают замкомандира батальона связи. И бьемся мы, несмотря на превосходящие силы противника, отчаянно. Что интересно: Минск пал через неделю, а мы стояли насмерть в течение месяца... Пока не кончились боеприпасы и продовольствие. Решение совета оставшихся командиров было одно - рассредоточиваться и идти в разные стороны. Может, кому и повезет. В моей группе был комбат Петр Драков и еще 13 бойцов. Идти к своим решили по ночам. Днем скрывались от карателей в лесах. Так дошли до Западной Двины около Витебска. Остановились на ночевку, поскольку смертельная усталость валила с ног. Помню, снял свои чары, дал первому из назначенных нами с Драковым часовых и приказал каждые полчаса меняться. Проснулись в полдень, рядом никого - ночью все разбежались кто куда. Решили двигаться в сторону Витебска. Не доходя до него, встретили двух раненых офицеров. "Не ходите к нашим! - говорят они нам. - Там расстреливают каждого как дезертира". Вам понятно, почему мы с Драковым повернули опять в Могилев? У Петра Васильевича там была семья, значит, подозрений у оккупантов могло и не появиться. Я же вполне мог сойти за его сослуживца. В общем, скоро устроился я в оккупированном Могилеве мастером по ремонту фотоаппаратов и стал искать связи с партизанами. Партизанская тема - особая страница в послужном списке ветерана. Вот что писал в марте 1943 года в представлении к награждению Бирюкова орденом Красного Знамени командир разведгруппы Западного фронта та майор Игнат Наумович. "Тов. Бирюков П. С. является одним из смелых разведчиков. Неоднократно выполнял самые ответственные задания. По разведке военных объектов, гарнизонов и вооружения немцев давал точные сведения о противнике". На практике это выглядело примерно так. Однажды из Москвы поступило задание захватить архив обер-лейтенанта Гуккерта, курирующего потоки вражеских диверсантов в тыл наших войск. Это помогло бы нашей контрразведке получить ценные сведения об адресах засылки диверсантов, их имена. Задание взялся выполнить Бирюков. Средь бела у дня в центре города с помощью устроившегося на работу в штабе бывшего моряка Федора Пятненко он, устранив последовательно охранника, дежурного офицера и переводчика, проникает в кабинет к Туккерту. Попытка взять того живьем не удалась, зато нужная документация к утру уже попала в руки партизан. При непосредственном участии Бирюкова в Могилеве был взорван склад с горючим, уничтожена школа унтер-офицеров, из складов которой, предварительно партизаны унесли три тысячи патронов, 15 гранат, бинокли, вывели из строя три пулемета. Был сожжен богатый урожай зерна, подготовленный фашистами к отправке в Германию, отравлена стрихнином большая партия яиц в столовой для немецких солдат и т.д., и т.п. Четыре раза только находчивость и дерзость помогали ему уйти от преследования. Однажды, когда он находился на отдыхе после удачно выполненной операции в деревне Двинка, контролируемой партизанами, в нее вошли гестаповцы. Узнав об этом, Бирюков схватил автомат и бросился в окно, чтобы пройти огородами. И тут едва не столкнулся со здоровенным фашистом, который несся на него с ручным пулеметом. Опешив, немец повернул вспять, бросил оружие и начал стаскивать с себя одежду. - Что бы вы подумали, глядя на 0ч противника, который на ходу сбрасывает одежду? Вот-вот, и я подумал о том же самом. Решил, что так ему легче будет бежать. Мне бы срезать его автоматной очередью. Но сработал инстинкт разведчика. Дай, думаю, возьму языка. В общем, почти догоняю его, и вдруг он разворачивается, срывает прикрепленную к голой спине гранату и швыряет мне ее под ноги. Слава богу, она попадает в рытвину и взрывается там, правда, успев вонзить в меня аж 11 осколков. Я, естественно, выпускаю в него очередь, а сам теряю сознание. Ну не дурацкое ли ранение? Я листаю материалы, бережно хранящиеся в архиве ветерана, выслушиваю еще несколько партизанских историй. Например, о том, как ему удалось однажды унести ноги из деревни от целого отряда эсэсовцев и полицаев, которые с криками "Стой, сталинский бандит!" непременно хотели взять его живым. А он, спрятавшись в лесу и переведя дух, вдруг вспомнил, что в руки врагов может попасть оставленный в избе список завербованных им в партизаны сельчан. Пришлось, рискуя жизнью, пробираться обратно, чтобы предупредить об этом жителей. По ходу рассказа мое внимание привлекает любопытный документ. "Уважаемый Петр Сергеевич! В соответствии с Постановлением Государственного комитета обороны от 9.06. 1945 года № 9036-в за героизм и мужество в годы Великой Отечественной войны приказом командира 321-го стрелкового орденов Суворова и Кутузова полка вы были награждены в качестве Сталинской премии велосипедом (из числа трофейного имущества). Однако из-за того, что вы находились на излечении в госпитале, награду эту вам тогда получить не удалось. Исправляем допущенную ошибку. Начальник Главного автобронетанкового управления Министерства обороны РФ генерал-полковник А. Галкин.28 ноября 1996 года". - Где же ваш велосипед, Петр Сергеевич? - Отдали деньгами. В пересчете на сегодняшние целых 1300 рублей. А вот за что конкретно меня наградили, так до сих пор не знаю. После войны, отлежав положенное в госпитале, Петр Сергеевич демобилизовался. Устроился на работу в ОТК московского завода "Молния". А потом судьба снова привела его к военным. Правда, в качестве замначальника автобазы издательства "Красная звезда". Около трех десятилетий там проработал, оставив о себе самые лучшие воспоминания. Два года назад Петр Сергеевич овдовел, похоронив супругу Марию Дмитриевну, с которой прожили в любви и согласии 53 года. Присматривают за ним племянница Инна Михайловна и внучка Ирина. "Не признавался ли вам легендарный родственник, откуда в нем такое бесстрашие?" - задал им вопрос. Инна Михайловна улыбнулась: "Нет, ничего об этом не говорил. Знаю только, чего он боится, так это холода. После того случая в 45-м, когда целый день пролежал в мерзлой земле". - "А что больше всего любит?"-не унимался я. "Любит яблоки - шафран или коричное". Так что, если захотите поздравить Петра Сергеевича с 90-летием, которое он отметит в октябре, не забудьте о яблоках. А вообще их лучше преподнести ему пораньше в День Победы. Он один из тех, кому все мы очень за нее обязаны. Анатолий ЖУРИН 12(196) - 2004 1 - 7 апреля
DmitryScherbinin: Галина, получил статью из книги, спасибо. Размещаю её и здесь. Бирюков П.С. Пощады не было //Солдатами были все. - Минск, 1972. -С.449. Бирюков Петр Сергеевич,лейтенант. Танковая рота, которой он командовал, отступала с боями от Белостока, в окружении потеряла технику. Оказавшись в оккупированном Могилеве, П. С. Бирюков включился в подпольную борьбу. Член КПСС. Награжден орденами и медалями. В настоящее время живет и работает в Москве. ПОЩАДЫ НЕ БЫЛО В Могилеве я находился в более выгодном положении, чем подполыцики-могилевчане. Меня не мог опознать местный предатель или полицай, мне было легче выполнять поручения и задания. Руководители подполья давали мне задания боевого характера, диверсии и террористические акты. Однажды Андрей Исакович Шубодеров сказал мне, что нужно убрать одного предателя, который в СД работает шофером, издали показал его. Выбрав удобный момент, я попросил шофера, посулив ему большую сумму денег, перевезти мои домашние вещи. Сидя в машине, я показывал ему дорогу, куда надо ехать. Мне хотелось завезти его в глухой переулок и там разделаться, но, как на грех, всюду были люди. Мы довольно долго колесили, и предатель почуял что-то недоброе — повернул обратно. Но не успел он развернуть машину, как выстрелом из пистолета был убит наповал. На могилевском железнодорожном узле активно действовало несколько подпольных групп. Я был связан с двумя — Петра Васильевича Дракова и Ольги Николаевны Живописцевой. С капитаном Драковым я служил в одной части. В бою он был контужен и остался в тылу врага. Подлечившись, он вернулся в родной Могилев, сплотил вокруг себя 16 верных товарищей и развернул активную подрывную деятельность против оккупантов. При встречах Петр Васильевич рассказывал мне: — Мои люди минируют проходящие эшелоны магнитными минами. В пути поезда с боеприпасами и горючим взрываются. На мои замечания быть более осторожным он говорил: — Документы у меня в порядке, устроился путевым рабочим и пока вне подозрений, люди в группе надежные. Группа Живописцевой вела большую работу по сбору сведений о передвижении противника по железной дороге. Оккупанты всполошились, что на узле все чаще стали поломки, аварии, взрывы. Однако подпольщики так умело маскировали свои действия, что фашисты никак не могли обнаружить виноватых и стали засылать в подпольные группы провокаторов. Один из таких провокаторов весной 1943 года и выдал группу Дракова. Немцы арестовали всех 16 подпольщиков. Они умерли под пытками. В то же время была схвачена и Жи-вописцева с дочерью Диной и матерью-старушкой. По городу прокатилась волна арестов. Но подполье жило и боролось. На смену погибшим товарищам вставали новые и новые патриоты. Оккупанты заменили охрану могилевского узла, в том числе и начальника, поставили на этот пост фашистского офицера. Для рабочих был установлен строгий режим. Их обыскивали и следили, чтобы никто никуда не отлучался во время работы. На волну репрессий, арестов и расстрелов подпольщики ответили диверсиями и массовым выпуском листовок. Было решено также уничтожить зарвавшегося фашиста, начальника охраны. Совершить акт возмездия поручили мне. Было установлено, что фашистский офицер ходит на примерку костюма к портному Ивану Чабану, который живет недалеко от железнодорожной станции на Бобруйской улице в доме № 3. Комсомолка Людмила Велихова познакомила меня с портным. Я откровенно сказал, кто я и какую цель преследую, не преминул заметить, что Красная Армия скоро освободит Могилев и нам нужно всячески содействовать этому. Я попросил портного, чтобы он помог нам поймать немецкого офицера, которому он шьет костюм. Портной оказался смелым человеком. Он только спросил: — Петр Сергеевич, а как же быть? Сказать жене или скрыть? — Скрывать не надо,— ответил я. Портной позвал свою жену и в моем присутствии объяснил коротко суть дела. Заручившись согласием портного и его жены, мы решили взять фашиста живым и увести его к партизанам. 29 сентября 1943 года, ранним утром, я, Николай Бала-бенко и Людмила Велихова незаметно прошли в дом портного и спрятались на чердаке. К 18 часам, когда фашистский офицер должен прийти на примерку — начальник охраны ходил всегда в сопровождении солдата,— мы решили действовать так: Людмила Велихова встречает «гостей» и усаживает их на стулья против двери, Николай Балабенко спрячется за входной дверью, а я — за перегородкой в маленькой спальне, и как только немцы сядут на приготовленные стулья, я войду с автоматом и скомандую «хенде хох» — руки вверх. В это время Велихова и Балабенко должны связать оккупантам руки. Таков был план. А вот как это произошло. Ровно в 18 часов, с немецкой точностью, фашист явился к портному не с одним солдатом, как делал раньше, а с двумя. У офицера парабеллум на поясе, в руках толстая трость, у солдат самозарядные винтовки и по две гранаты. Нас несколько озадачило появление трех гитлеровцев. Первым вошел офицер — рослый, с высокомерным и наглым взглядом, за ним два солдата. Людмила Велихова вежливо поздоровалась и на немецком языке пригласила садиться — «зитцен зи, битте». Увидев молодую и приветливую русскую девушку, фашисты с удовольствием уселись на стулья, вынули сигареты, закурили. Стремительно вхожу с автоматом в руках: «хенде хох!». Я был уверен, что фашисты сразу же вскинут руки вверх перед направленным на них оружием, но этого не произошло. Увидев меня, офицер крикнул солдатам: «К бою!», стал судорожно отстегивать кобуру парабеллума и двинулся на меня. Короткой автоматной очередью я уложил его. Ко мне бросился солдат, но так случилось, что между мной и им оказалась Людмила. Раздался выстрел из винтовки. Я выпустил по солдату очередь. Николай Балабенко, услышав стрельбу, поспешил в дом на помощь. Второй солдат залез под стол и хотел оттуда стрелять. Но Балабенко вовремя прикончил его. Быстро собрав оружие и документы, я хотел организовать наблюдение, но ко мне подошла хозяйка дома и сказала: — Что же вы смотрите, Люся-то ранена. Меня бросило в жар, ведь я видел, как солдат стрелял в нее, но в пылу схватки забыл про это, да и к тому же Людмила спокойно стояла, прислонившись к стене. У Людмилы была страшная рана. Пуля прошла сантиметров на десять ниже подбородка и вышла из руки. Делая перевязку, мы вели наблюдение за улицей, я опасался, как бы случайно проходившие гитлеровцы не услышали стрельбу. С наступлением темноты мы выбрались за город, с нами были и портной с женой. С этого времени портной шил одежду партизанам. Летом 1943 года через подпольщиков города я познакомился с Федором Пятненковым. Однажды он сообщил мне, что воинская часть, в которой он работал электромонтером, переехала в Минск, а начальник части обер-лейтенант, член фашистской партии, остался в Могилеве на воскресный день, чтобы покутить с такими же молодчиками, как и он сам. «А нельзя ли сделать так, чтобы он, обер-лейтенант, никогда уже не смог выехать из Могилева»,— подумал я. В субботу я поручил Федору неотлучно наблюдать за начальником части и за домом, где был расположен немецкий штаб. В 18 часов 19 сентября 1943 года Пятненков сообщил, что в штабе находятся обер-лейтенант, его переводчик и любовница. Пятненков вошел в штаб к переводчику. Через 1—2 минуты открылась ДЕерь, и оттуда полетел на землю окурок. Это был сигнал «можно входить». Решительно вхожу. За столиком немец в форме унтер-офицера пьет чай. Я поздоровался, сказав «добрый вечер». Переводчик ответил на мое приветствие и продолжал пить чай. Он посчитал меня за товарища Федора. Приблизившись к унтер-офицеру, я направил на него пистолет и скомандовал : — Руки вверх! Переводчик улыбнулся: — Вы шутите? Я повторил: — Руки вверх, мерзавец! — и пояснил: — Я тайный агент гестапо, вы арестованы! Переводчик мгновенно вскочил, вскинул руки вверх. Лицо его побелело. Связав переводчику руки за спиной, тщательно обыскал его, изъял документы и личное оружие. При этом я для проформы задал переводчику вопрос: — Скажите, что вы делали против немецких властей? — Произошла какая-то ошибка. Я ни в чем не виноват и ни в каких делах, направленных против великой Германии, не замешан. Закончив обыск, я спросил переводчика: — Кто у начальника? Он ответил: — Он и Елена Кочен. Стрелять из пистолета в комнате переводчика было нельзя, потому что на звук выстрела мог выйти обер-лейтенант. Пришлось бесшумно расправиться с ним. Не теряя времени, с пистолетом в руке, которую спрятал за спину, я постучал в дверь к начальнику. Дверь была закрыта на английский замок. Мне открыл солидный офицер, лет 50. Я продвинулся настолько, чтобы обер-лейтенант не мог закрыть дверь. — Вас волен зи? Что хотите вы? — был первый вопрос. Я ответил: — Мне нужен переводчик. Гитлеровец заподозрил что-то неладное. Он сделал движение, чтобы закрыть дверь, но я успел выстрелить в него. Забежав в кабинет, крикнул: — А ну, кто еще здесь есть? С дивана вскочила молодая девушка, это и была Елена Кочен. — Что вы здесь делаете с немцами? Кочен сложила руки на груди и испуганно залепетала: — Я уборщица. Я ничего не знаю... — В честь чего на столе стоит батарея бутылок? — К нам в гости должны приехать командир одной воинской части с офицерами. Вместе с документами и бумажником я уложил в чемодан три немецких мундира и шинель. В это время раздался телефонный звонок. Сняв трубку, услышал немецкую речь. Тихо положил трубку на рычаг. Кто-то настойчиво звонил по телефону. Тогда я приказал Елене Кочен снять трубку и по-русски сказать, что хозяина нет, будет через 30 минут, и предупредил, если хоть одно слово произнесет по-немецки — застрелю. Кочен не своим голосом закричала в трубку: — Его нет дома! Телефон настойчиво продолжал звонить, я опять приказал Кочен, чтобы она внятно и спокойным голосом ответила, что хозяина нет дома. Кочен наотрез отказалась. Я сказал ей: — Кто помогает нашим врагам, тот изменник Родины. Вы, Елена, пошли на связь с нашими врагами, а поэтому вас считаю предательницей. Федор Пятненков попросил меня не принимать никаких репрессивных мер по отношению к Кочен. Он связал ей руки и положил на пол, приказав, чтобы она не вставала до тех пор, пока не придут в гости офицеры. ...Уже было темно, когда Федор Пятненков и я выбрались за черту города и направились в партизанский район. Как только ушли, Кочен сейчас же позвонила в СД и сообщила о случившемся, надеясь, что нас поймают в городе, тем более что она знала Пятненкова. После этого Кочен встала на путь открытого предательства. Она выдавала советских людей. Об этом доносили подпольщики города. Прошел месяц. Наша группа стояла в деревне Антоновке. Часовые как-то задержали «беженку из Могилева». Когда привели ее, я узнал Елену Кочен. За измену Родине она была расстреляна. В декабре 1943 года подпольщица Полина Петровна Павловская сказала мне, что она хорошо знает Базыленко, которого немцы назначили начальником Могилевской области. Это сообщение очень заинтересовало меня. Я подробно расспросил Полину Петровну, как она познакомилась с ним, что это за человек. Она рассказала, что до войны Базыленко работал плановиком в сельскохозяйственных органах и был в дружбе с Довгалевым, председателем Могилевского райисполкома. Базыленко наводил страх на всю область как верный фашистский ставленник. Но у меня появилась мысль: а не стоит ли попробовать использовать его в наших интересах. Полина Петровна заверила меня, что она сумеет устроить встречу. Поблагодарив подпольщицу за ценные сведения, я спешно покинул город и на другой же день был в штабе партизанского отряда Османа Касаева. Командир отряда проявил живой интерес к этому делу. Кто такой Базыленко? Если в его душе сохранилась хоть искра честности, мы напомнили б ему о долге советского человека, указали б, как он может вернуть себе честное имя, доверие народа. Если же это не поможет, то нужно попытаться воздействовать на него страхом перед неминуемым возмездием. Если бы удалось склонить на свою сторону такого крупного чиновника, то с его помощью можно было бы наносить врагу еще больший ущерб. Касаев поручил мне установить связь с Базыленко и выяснить, желает ли он встретиться с представителями партизанского командования. Было решено, что я буду действовать от имени Довгалева (которого я даже не знал лично) и Карловича — уполномоченного ЦК Компартии Белоруссии по Могилевской области. Я попросил Павловскую сходить к Базыленко и сказать ему, что его хочет видеть представитель партизанского штаба. Мы с ней тщательно обсудили, как она будет разговаривать с Базыленко: когда имеешь дело с предателем, приходится все учитывать. Я опасался за Полину Петровну. Вскоре она сказала, что Базыленко согласился прийти ко мне на частную квартиру в 11 часов 30 декабря. Но незадолго до назначенного времени Павловская пришла и предупредила, что «гость» просит изменить место свидания. Он считает, что более удобно будет встретиться в его рабочем кабинете. Затруднительное положение! Что замышляет Базыленко? Может, хочет подстроить западню? Приду, а меня уже там поджидает засада. Посоветоваться не с кем. А время не терпит. Решил: будь что будет! — Скажите ему, что приду сегодня в два часа дня. Полина Петровна передала Базыленко мое согласие на встречу в его кабинете и от себя добавила, что представитель партизан находится в городе не один, а с ним еще несколько человек. Базыленко понял намек и поспешил заверить, что все будет в порядке. И вот я вхожу в приемную начальника области, говорю секретарю: — Господин Базыленко назначил мне прием на два часа дня. Не дожидаясь ответа, открываю дверь в кабинет. За большим столом сидит Базыленко — среднего роста, упитанный мужчина, в очках (я несколько дней ходил к управе, чтобы заранее рассмотреть его в лицо и после не перепутать с кем-либо). Перед ним стоят навытяжку два бургомистра и полицейский начальник. Не говоря ни слова, прохожу к стулу у стены и усаживаюсь. Базыленко сразу пенял, кто я такой. Он встал и попросил посетителей освободить кабинет. — Скажите секретарю, что я временно буду занят. Выпроводив за дверь этих немецких холуев, Базыленко попытался закрыть замок, но тот, по-видимому, оказался неисправным. Махнув на него рукой, приблизился ко мне. — С кем имею честь разговаривать? — Представитель партизанского отряда Бирюков,— называю себя. — Чем могу служить? — Привет вам от товарищей Кардовича и Довгалева. Мой обеседник поблагодарил и тут же спросил: — А где сейчас Довгалев? Я этого и сам тогда не знал. Но, не моргнув глазом, ответил, что Довгалев является комиссаром одной из партизанских бригад. — Чем могу служить? — повторяет Базыленко заученную фразу. — Нас интересует, не желаете ли вы встретиться с партизанским командованием. — Да, не прочь. — В таком случае я уполномочен договориться о времени и месте встречи. Первый вопрос согласовали быстро. Насчет места встречи беседовать пришлось дольше. Вначале Базыленко предложил, что он с карательным отрядом придет в деревню Белевичи и там будет ждать наших представителей. Я ответил, что на это мы согласны, но вынуждены будем тоже подтянуть свои отряды в район переговоров: ведь мы должны обеспечить безопасность нашего командования. Мой собеседник подумал и заявил, что этот вариант не подойдет. — А как вы смотрите на то, что я один приеду в деревню Добросневичи? Отвечаю, что это неплохое предложение, но в Доброснези-чах у моста через реку Лахву находится полицейская застава из 15 человек. — Сегодня эта застава стоит, а завтра ее может и не быть. — Это верно! — согласился я.— Постарайтесь убрать ее оттуда. Когда казалось, что мы договорились об условиях встречи, Базыленко спросил: — А что, если я приеду не один, а с начальником могилевской полиции? — Хорошо, приходите вдвоем. Разговор наш был вежлив, предупредителен. Но во взглядах, которые бросал на меня Базыленко, я читал затаенную злобу. Передо мной был зверь и палач. Стоило ему нажать кнопку, и его прислужники ворвались бы в кабинет и растерзали меня на куски. Что же заставило его мирно беседовать со мной? Страх... Не случайно он так часто поворачивался к окну. В каждом прохожем на улице чудился ему мой товарищ, партизан. — Когда вас снова можно ждать в Могилеве? — Шестого января в этот же час. Губы Базыленко скривились в усмешке. — Что же вы так долго добираетесь до Кличева? Этим вопросом он хотел показать, что ему известно, где находится центр партизанского движения нашей области. Я не стал его разуверять. Действительно, Кличев был в то время нашей партизанской столицей. Многие сотни карателей нашли себе могилу в этом районе. Базыленко отлично знал это. Простившись, не спеша покинул кабинет. Нервы собраны в кулак. В любую минуту меня могут схватить. Вышел на улицу. Оглянулся. Нет, кажется, никто не преследует. Вновь заглянуть к Базыленко мне пришлось не через неделю, а на следующий день. Ночью в деревне Вендорож полицаи задержали Полину Петровну, которую я послал к партизанам. Узнав об этом, я той же ночью пробрался в деревню и обстрелял полицейский участок из автомата. Надеялся, что в поднявшемся переполохе Павловская, женщина решительная и находчивая, сможет убежать. Но это ей не удалось сделать. Нашей подпольщице грозила гибель. Чтобы спасти ее, я отправился к Базыленко и заявил, что переговоры с партизанским командованием не состоятся, если Павловская не будет немедленно выпущена на свободу. Начальник области уперся в меня недобрым взглядом, долго молчал, но потом все же процедил сквозь зубы: — Хорошо! Я прикажу ее освободить. Он потянулся к телефону. Я задержал его руку. — Боитесь? — усмехнулся он. — Нет. Не доверяю. Звонить будете после моего ухода. К вечеру Полину Петровну выпустили. Базыленко я больше не видел. Надобность в переговорах с ним отпала. Партизаны и подпольщики развернули ожесточенную борьбу с оккупантами. Начался 1944 год, год стремительного наступления Красной Армии. Фашистам и их ставленникам — предателям и изменникам Родины — пришлось поспешно удирать. Далеко не всем это удалось. Базыленко, верой и правдой служивший гитлеровцам, не избежал справедливого возмездия: советский суд приговорил его к расстрелу.
Катя: Ну как вам П.С.Бирюков? По-моему, человек-легенда...Если бы не некоторые обстоятельства его судьбы, наверное, мог бы получить Героя Советского Союза. И уж во всяком случае, именно с него и с его подвигов следовало снимать "Подвиг разведчика" или написать роман.
DmitryScherbinin: Да, Катя, я с Вами согласен. По военной биографии Петра Сергеевича вполне могли бы снять хороший приключенческий фильм... И звания Героя он достоин.
Катя: Вот ещё один листочек, переданный мне Петром Сергеевичем Бирюковым: КАК ЭТО БЫЛО 17 апреля 1945 года наш спецбатальон в количестве 250 солдат и сержантов и 25 офицеров форсировали водный рубеж реки Одер шириной более 3 км. Заняв западный берег реки Одер, мы завязали упорный бой с фашистами и продержались почти двое суток. К исходу боёв к вечеру 18 апреля у нас в живых осталось 35 солдат и один офицер - Бирюков П.С. Остальные -70 % раненых и 30 % убито. В ночь на 19 апреля 1945 года к нашей обороне прибыло солидное подкрепление и мы вскоре заняли крупный морской порт и город Штеттин. Всё это пишу для того, чтобы показать, какой ценой нам доставалась Победа.
полная версия страницы