Форум » Герои Великой Отечественной войны » Блокада Ленинграда » Ответить
Блокада Ленинграда
ромашка: Слушайте друзья!Давайте будем сюда писать все,что знаем о блокаде Ленинграда! Ну вот у меня немного: К началу блокады в городе были мизерные запасы продовольствия и топлива.Единственным путем сообщения с блокадным Ленинградом оставалось Ладожское озеро,находящееся в пределах досягаемости артиллерии осаждающих.Пропускная способность этой транспортной артерии была неадекватна потребностям.Начавшийся в городе голод,усугубленный проблемами с отоплением и параличом транспорта,привел к сотням тысяч смертей среди жителей.
Алена: Наташа, прошла только что по указанной тобой ссылке. Спасибо тебе, узнала - много. Имею ввиду, мнений об этом об этом фильме. У меня нет причин не доверять Любе, Лизе, Алене Дружининой, Димке, Наташе нашей из Чебоксар, Анне и Елене из Москвы. Смутило меня и амбициозное мнение начинающего актера, описанное в заметке "Съемки "Молодой гвардии сорвала нечисть?". По его мнению, это дух Сергея Герасимова мешал съемкам, боясь, что ИХ фильм будет лучше, чем его. Наивный парень! Теперь уж и не знаю: искать -смотреть или оберечь свои мозги, как не смотрела сознательно, ну, например, "Иронию судьбы-2". Все равно, лучше оригинала, лучше мэтра Рязанова - не сделал никто. А высасывать из пальца - удел современных конъюктурщиков, простите..
DmitryScherbinin: А мне вот и "последняя исповедь" понравилась и "ирония судьбы - 2", и недавний "обитаемый остров" Бондарчука; но и старые ч/б фильмы тоже есть очень и очень хорошие, та же "Молодая гвардия", "Восхождение"... Ну а сколько мусора в те годы снимали- тех фильмов, которые сейчас уже и не вспомнит никто... А мне (о ужас!), нравятся и фэнтези, и всякие терминаторы-робокопы, , так что не понимаю я тех, кто пишет "пришли ихние бэтмены и найтмены на смену наших настоящих героев" Кстати, кто такой "найтмен" - не помню я такого супергероя. Я ценю творчество самых разных людей, и, например, думаю, что создатели тех же "звёздных войн" вложили в своё 6-ти серийное детище не меньше сил, чем Герасимов и все остальные причастные к фильму "Молодая гвардия", и то и то другое вошло в золотой фонд мирового кинематографа. Но, впрочем, мы отвлеклись от блокадной темы...
Алена: Дим, согласна с тобой абсолютно. Я обожаю кино, а ХОРОШЕЕ кино - особенно. Кстати, и "фэнтэзи" ( а почему ужас? - прелесть! ), думаю, сам понимаешь, дело не в "ихних", дело в качестве - вот что я хотела донести. А творчество самых разных - даже и обсуждать не хочу, все и так понятно, а что касается именно Бекмамбетова - искренне полагаю, "Дозоры" - хороши, а вот другое - сомневаюсь, подчеркиваю - это лишь МОЕ субъективное мнение, поэтому и спорить здесь не стоит. Да, и здесь согласна, тема-то - "Блокада Ленингада"...
Марина: Блокадная зима 1941–1942 гг. была одной из самых суровых в ХХ столетии. Холоднее ее была лишь зима 1939–1940 гг., когда, кстати, тоже шла война — советско-финская. Есть уникальный документ, который дает представление о погоде блокадной зимы и о жизни горожан в тех условиях. Это дневник одного из жителей города Николая Павловича Горшкова. Скромный бухгалтер с Лиговки каждый день заносил в тетрадку данные о температуре воздуха, положении с продовольствием, водой, электричеством и т.д. В его дневнике — 880 записей. Судя по ним, в первый день 1942 года было минус 25, 2 января — минус 27, потом немного потеплело, но к 10 января температура вновь опустилась до минус 25. Вторая декада января была холоднее. 11 января — 27, 12-го — 33, 13-го — 35, 14-го — 30. Следующие 5 дней чуть отпустило — от минус 13 до 24. В третьей декаде вновь похолодало. 20 и 21 января — минус 34, 23-го — 28, 24-го -34, 25-го — 30, 26-го — 25, 27-го — 30, 28-го — 27 градусов мороза. В феврале столбик термометра не опускался ниже минус 20, но здоровье людей было уже подорвано — на февраль-март пришелся пик смертности в блокадном Ленинграде. Вот отрывки из дневника Н. П. Горшкова: «20 января. Мороз 34 градуса. Утром ясно. Средней силы холодный ветер идет с востока, очень холодно. Печальную картину представляет наш любимый город. Все мертво». «21 января. 34 градуса. Наш голодный город застывает. По железной дороге местного сообщения подвозят торф и дрова, очень мало других грузов, еще меньше пассажиров. На улицах везут очень много покойников, большей частью без гробов, зашитые в одеяла, простыни и т.д.». «24 января. 34 градуса. Постоянно дует резкий северо-восточный ветер, отчего холод невыносимый. Встречаются прохожие с побелевшими носами и щеками, не замечающие, что уже отморозили их. Целый день погода ясная, безоблачная. Красноватое солнце как в тумане. Сегодня, несмотря на анафемский холод, для ленинградцев радостный день. Во-первых, радостные вести с фронта, наши войска гонят немцев в Калининской области. Во-вторых, продовольственное снабжение улучшается, с сегодняшнего дня увеличена норма выдачи хлеба. В остальной жизни в городе перемен к лучшему нет. В особенности плохо с водоснабжением, замерзли трубы. С утра люди бегают с ведрами в поисках воды». «25 января. 30 градусов. Ясно, яркое солнце. В некоторых районах совсем нет воды. Люди набирают снег и лед и растапливают на огне. Снег всюду грязный и при растапливании дает грязную воду с дурным запахом. В булочных снова очереди, хлеба не хватает, как говорят, по причине отсутствия воды на хлебозаводах. Город заледенел. Дом на Лиговской улице догорает сам по себе, пожарные все уехали — нет воды. Можно представить, что творится в домах и квартирах, всюду, где вода нужна человеку. Бани закрыты». «28 января. Минус 27. Сегодня в городе много пожаров. Причина — печки-времянки («буржуйки»). Несчастные граждане, не имея надежды спасти свое жилище, выносят вещи на мороз. Многие бросают вещи из окон. Валяются поломанные шкафы, кровати, даже рояли». Николай Павлович Горшков, блокадный летописец, был в 1945 году арестован по доносу, получил 10 лет за «антисоветскую деятельность» и умер в лагере. По его просьбе дневник был приобщен к «делу». Через 50 лет его нашли в архивах КГБ. Т. Разуваева // Г. "АиФ Петербург" №5 (494) от 29 января 2003 г. http://ww2.kulichki.ru/len_pog.htm
Марина: Скрябина Елена Александровна Годы скитаний: Из дневника одной ленинградки http://militera.lib.ru/db/skryabina_ea/index.html
Елизавета: Марина, спасибо за интересные сведения.
Марина: Фотографии из альбома Владимира Никитина "Неизвестная блокада. Ленинград 1941-1944". 9 сентября 1941 г. Воронка от авиабомбы на набережной Фонтанки. Фото Б. Васютинского Сентябрь 1941 г. Угол Невского пр. и Лиговского пр. Жертвы первых обстрелов. Фото Д. Трахтенберга Осень 1941 г. Дворцовая пл. Скот, угоняемый жителями прифронтовых районов. Фото Н. Хандогина В разрушенной квартире после артобстрела. Фото Д. Трахтенберга
Марина: Невский пр. Остановившиеся из-за отсутствия электричества троллейбусы. Фото Д. Трахтенберга 1941 г. Медный всадник в блокадном облачении. Фото Д. Трахтенберга На Неву за водой. Фото Н. Хандогина Павшую лошадь - на еду. Фото Д. Трахтенберга
Марина: Весна 1942 г. Прощание со сверстником. Фото Д. Тарасевича Работа санитарных дружин после обстрела на Невском проспекте. После уборки трупов пожарные смоют кровь с мостовой. Фото Н. Хандогина Октябрь 1942 г. "Трамвай" на паровой тяге на Загородном пр. Фото Б. Васютинского Разрушенный жилой дом на Лиговском пр. Фото Д. Трахтенберга http://images.google.de/imgres?imgurl=http://newsletter.infoflot.ru/Pics/Blokada/4.jpg&imgrefurl=http://www.infoflotforum.ru/index.php%3Fshowtopic%3D8558&usg=__BsGOq22fGVgSRpt9YEwllCHCeQo=&h=612&w=905&sz=93&hl=de&start=10&um=1&tbnid=aIkq5pvJjDJUlM:&tbnh=99&tbnw=147&prev=/images%3Fq%3D%25D0%25B1%25D0%25BB%25D0%25BE%25D0%25BA%25D0%25B0%25D0%25B4%25D0%25BD%25D1%258B%25D0%25B9%2B%25D0%25BB%25D0%25B5%25D0%25BD%25D0%25B8%25D0%25BD%25D0%25B3%25D1%2580%25D0%25B0%25D0%25B4%26um%3D1%26hl%3Dde%26client%3Dfirefox-a%26rls%3Dorg.mozilla:en-US:official%26sa%3DN
Марина: Ещё несколько фотографий: http://www.liveinternet.ru/journalshowcomments.php?journalid=1660642&jpostid=93362945
Наталья Захарова: Марина, большое спасибо, смотришь на фотографии, представляешь, как-будто документальный фильм посмотрела!!!
Люба Шерстюк: Маринка из Германии, спасибо. Какая всё-таки страшная судьба у Николая Павловича Горшкова! За наблюдения ха погодой в гулаг упрятать! Вот сволочи!з
Алена: Да, Наташ, и у меня такое же впечатление. Спасибо, Мариша. Кстати, плакатов военных видела много и всяких, а вот этот "Смерть детоубийцам" - впервые. Фотографии посмотрела и сижу, молчу, не хочется особо говорить, тяжело, особенно после "Прощания со сверстником"
Елизавета: Марина, спасибо большое за целую фотоэкскурсию.
Елизавета: Вот на одном сайте нашла истории блокадников рассказанные их потомками: Из пятерых дочерей в живых осталась только одна Историю прислала Лилия Брандес Хочу передать Вам краткую историю, касающуюся моих бабушки с дедушкой, которых уже нет в живых. Их имена Шаталова Любовь Дмитриевна, 1909 г.р. и Шаталов Дмитрий Николаевич, 1906 г.р. Живой в войну осталась лишь одна из пяти их дочерей - моя мама Япарова Вера Дмитриевна (в девичестве Шаталова), 1931 г.р. Остальные не перенесли лишений оккупации. Дедушка пропал без вести в мясорубке на Курской дуге в 1943-м году. Место их счастливой, но недолгой совместной жизни - г. Щигры Курской области. Оттуда дедушку призвали в начале войны в армию и после краткой подготовки в г. Касторное Курской области отправили на фронт. Эшелон проходил через Щигры и кто-то из людей сообщил об этом моей маме, как старшей из сестёр. Бабушка в это время была на работе на кирпичном заврде и эта весть её не застала. Моя мама поднялась по откосу и таки встретилась на минуту с отцом, который подарил ей полотенце. Долго она махала им вслед эшелону - это была их последняя встреча. Уже в 44-м году она осталась одна с матерью - моей бабушкой. Как умирали в оккупации её дети, моя бабушка никогда не рассказывала. О настоящем горе молчат. Знаю только из её слов, что под страхом смерти запрещалось копать мороженые овощи или выносить из комендантской кухни очистки. Были такие, которые рисковали. "А один раз, когда мы с девчатами копали картохи, нас залучили немцы. Как они нас били железными прутьями!" И ещё о единственном стакане молока за всю войну. На показательные повешения пойманных партизан явка была обязательной, опять-таки под страхом смерти. И ещё эпизод, который помню из её рассказа: в лютый мороз немцы гнались за ней и по их жестам она поняла, что соблазнили их её валенки. Забежав в хату, она мигом скинула их и швырнула под печь. Забежав следом, немцы стали спрашивать опять же жестами, где валенки, но заглянуть под печку не догадались. Но рассказывала она и об одном австрийском солдате, который показывал ей иногда фотографию своих детей и давал детям конфет из своего пайка. Тайком, чтобы не видели сослуживцы. Моя бабушка умерла в 1996-м году и похоронена в Щиграх. В этом году я опять поеду с мамой в г. Щигры на могилку бабушки. Там бесподобно заливаются курские соловьи. Высылаю Вам портрет дедушки Шаталова Дмитрия Николаевича. Может быть кто-то узнает его и сможет дополнить сведения о нём. Или даже знает место гибели или захоронения. Подписи к фото: Портрет моего дедушки, красноармейца Шаталова Дмитрия Николаевича, пропавшего без вести в 1943-м. http://www.9may.ru/album_block/m10010816 Сестры голодали по привычке. Они не верили в Победу Историю прислала Тётя Глотя После смерти тети Тоси, в 1988-м, для нашей семьи закончилась война. Тетя Тося, бабушкина родная сестра, родилась в 1923-м. Девятого марта. Но после победы она свой день рождения праздновала неизменно – девятого мая. Эти празднования впечатались мне в память – непременными песнями военных лет в исполнении Людмилы Гурченко и походами на Пискаревское кладбище. Мне тогда казалось странным, что в день рождения мы ходим на кладбище, над которым возвыщалась суровая Родина-мать. И я очень сильно веселила свою маму тем, что думала: Родина-мать – это какая-то великая женщина, раз ей поставили такой огромный памятник. Моя бабушка младше тети Тоси на семь лет. В сорок первом ей было одиннадцать. В том году сестры жили в «женском монастыре» - коммунальной квартире в заводском районе, на улице Ватутина. У девочек были разные отцы. Папа тети Тоси развелся с моей прабабушкой Домной почти сразу же после рождения ребенка. И о дальнейшей судьбе его так никто ничего и не узнал. Отец моей бабушки Зины умер в тридцать девятом. Так что сестры жили с матерью и бабушкой, служившей до революции кухаркой у господ. Еще в коммуналке жило несколько женщин. Бабушка рассказывала, что это была очень дружная квартира. Когда началась война, бабушку посадили в эвакуационный поезд, с которого она сбежала, как только он тронулся. Два дня она пряталась по подвалам, чтоб ее не посадили обратно и не отправили в солнечный Казахстан. А потом она вернулась на Ватутина. А потом началась блокада. Первой умерла моя прапрабабка. Господа, у которых она служила, щедрою рукой отвалили ей барахла, в числе которого была даже почти новая лисья горжетка. Все господские платья бабка запрятала в сундук. Он стоял в коммунальном коридоре, потому что не помещался в комнату. И бабка спала на нем, чтоб не украли вещи. Поначалу она сопротивлялась продаже вещей из сундука. Но постепенно сдалась, и за лисью горжетку тетя Тося получила хлеба и не очень свежую курицу. Она рассказывала, что позже бабка бредила на своем сундуке рецептами Молоховец. Она была грузной женщиной, действительно хорошо готовила, и перепела с вальдшнепами прошли перед ней волнующей длинной чередой. Несвежая курица давно была съедена всей коммуналкой. Прапрабабушка умерла после нового года. Ее повезли на санках на кладбище. Когда вернулись домой – обнаружили, что сундук украли. Кто украл – конечно же невозможно было понять. Может, свои – соседки. А может, чужие, поскольку двери в квартиру можно было открыть ногтем. Почти сразу после смерти матери умерла и Домна, оставив Тосю и Зину вдвоем. Тетя Тося работала в больнице. Бабушка рассказывала мне, как однажды главный врач этой больницы, так и не расставшийся за время блокады со своими золотыми часами и холеной бородкой, отдал тете Тосе кастрюлю (!) супа (!!!). Но с работы не отпустил. И поэтому моя одиннадцатилетняя бабушка шла через полгорода, неся в вытянутых руках это сокровище. Вокруг что-то рвалось и грохотало. Шли, держась за стены, люди. Бабушка всю жизнь вспоминала этот эпизод, не понимая – как дошла тогда. Погруженность встречных прохожих в себя и спасла ее тогда. Суп опять же съели всей коммуналкой. А потом закончилась и любезность главврача. Есть стало нечего совсем. За небольшой «лишний» кусочек хлеба, который каким-то чудом тетя Тося добывала, ее называли б…ю. Моя бабушка вообще редко стеснялась в выражениях, рассказывая мне о блокаде. А на тетю Тосю она молилась – до самой смерти старшей сестры. Бабушка вспоминала, как однажды у их дома остановился грузовик. Постоял, кого-то подождал, поехал. Дверца кузова, плохо закрытая, распахнулась от резкого старта, и на снег выпал ящик «Беломора» или каких-то еще папирос. Это было чудо, почти равнозначное манне небесной. Папиросами сестры уже ни с кем не делились. Курили сами, чтобы согреться. Продавали за хлебные крошки. Однажды бабушку с подружкой застала бомбежка. Они были в соседнем дворе, и до дома бежать было страшно. Девчонки залезли под крыльцо, и там просидели несколько часов. Бабушка говорила, что им было страшно и весело одновременно. После этой бомбежки случилось чудо номер два. В коммунальной квартире давали студень из клея. Тетя Тося рассказывала, что те немногие мужчины, что оставались во дворе во время войны, умерли сильно раньше женщин. Скоро большой двор вообще превратился в женское царство. Во дворе штабелями лежали трупы, потому что не было никаких сил отвезти их на кладбище. Санки были только у одной семьи. Их спалили в печке, когда уже было больше нечего сжечь. Когда закончилась блокада, потом – война, сестры не верили в победу. Они привычно голодали. Привычно шмыгали по городу. И только когда в их коммуналке появилась первая женщина в ярком, цветастом платье, они поняли, что – да, действительно всё. После этого жизнь вроде бы наладилась. Но, движимые постоянными воспоминаниями о голоде, обе сестры устроились работать в продуктовый магазин. С тех пор лучшими для меня сказками на ночь были рассказы бабушки о том, какие конфеты продавались в кондитерском отделе. Она помнила все названия, каждый фантик. Тетя Тося умерла от рака. В семидесятые ей вырезали матку с циничной формулировкой «что ж вы себя так не берегли». В восьмидесятые метастазы были уже везде. Умерла она одна, в Мечниковке, в палате реанимации. К ней не пустили никого – ни родную сестру, ни племянниц. Бабушка Зина двух недель не дожила до семидесяти. До последнего дня она пила спирт и курила «Беломор». http://www.9may.ru/war_block/m1690 Отца угнали ночью прямо с улицы Историю прислала Елена Кокорина Яков Казимирович Король, мой отец, был учителем на Смоленщине. Это был человек активной жизненной позиции, к нему тянулись люди за советом, разъяснением, выручкой, и он всегда помогал делом, строил школы, переоборудовал под них подходящие помещения, приобретал пособия, учебники, часто и за свои деньги. Все это казалось естественным. В 1915 году отец был призван на империалистическую войну и попал на Польский фронт рядовым артиллеристом, затем получил офицерское звание. Мама с двумя маленькими детьми жила на хуторе и очень бедствовала, оставляла их одних, когда уходила на работу в школу за несколько верст… она долгие годы ждала его и однажды летом в 1920 года увидела на большаке высокую фигуру в долгополой шинели и сказала: «Бегите, дети, встречайте! Ваш батька с войны идет!» Вернулся отец командиром РККА (их полк на фронте полностью перешел на сторону красных), имел наградное именное оружие и часы. Вновь началась работа в школе. Я родилась в 1930 году, в это время вся семья вступила в колхоз. Все принимали участие в Народном доме, где боролись с неграмотностью, занимаясь со взрослым населением после работы в школе. Он организовал драматическую студию, к праздничным датам готовил выступления в Доме Культуры: под скрипку отец со взрослыми разучивал героические песни о Гражданской войне. «Орленок», «Каховка», «По долинам и по взгорьям» навсегда остались в сердце! Пели о Родине, русском полюшке, новой жизни в деревне: «По-над речкой расстилается туман», «Вдоль деревни», «И кто его знает…». В 1935 году семья переехала в местечко Монастырщина. Отец преподавал литературу и был завучем в средней школе. Сколько его помню, папа всегда учился и никогда не расставался с книгой, читал мне «Мцыри», «Витязя в тигровой шкуре», приучал любить и знать стихи Пушкина, Некрасова… Война 1941 года застала отца в Смоленске на сессии: он сдавал госэкзамены в Пединституте… Наше местечко скоро стало прифронтовым, рыли окопы, противотанковые рвы. Но уже 8 июля во время бомбежки почти без вещей нас эвакуировали. На телеге поместилось 4 семьи. Десятки километров пешком шли взрослые и дети… Костры разводить не разрешали военные. В Медынском районе у с.Передел путь нам перегородил немецкий десант начались страшные дни оккупации… Жили в большом школьном здании. Отец был связан с партизанами. Он переправлял им школьные лыжи и передавал сводки советского информбюро, которые тайно записывал с небольшого детекторного приемника один старшеклассник. Многим солдатам, выходившим из окружения целыми группами, показывали безопасную дорогу к лесу через школьный парк, для них долгое время в теплой бане ставили большой чугун картошки «в мундире». Школа находилась в стороне от села. Люди помогали раненым. Один из бараков больницы считался для врагов тифозным, так и значилось на дверях, а там лечились бойцы. Однажды пришли эсэсовцы и выбросили их на снег, а больницу сожгли.…нашелся предатель. Раненых разместили в заброшенной часовне. Помогали им, кто чем мое: таскали солому, одежду, картошку, горячую воду. Лечила их фельдшер больницы. Все ее звали Сидоровна. Внезапно январской ночью 1942 года ворвались каратели в село и превратили все в большой пожар: горели целые улицы, поджигали вечером, чтобы было страшнее. Фашисты нагло смеялись… Отца угнали ночью прямо с улицы, в чем был: без рукавиц, в холодных сапогах…Мама долго ходила его искать по дорогам среди убитых людей. Школу, где мы жили сожгли фашисты, а с ней и все вещи, еду… Начался голод. Мама слегла, и районные и партийные власти меня, маму и шестилетнего внука Виталия определили в детский дом, где маме дали работу. И вдруг пришло письмо из далекой деревни Некрасовки Износковского района от крестьянки Кругловой, где она написала, что наш папа погиб мученической смертью: его пригнали немцы и вместе с жителями деревни заперли в сарае на околице, а в домах устроили укрепленные блиндажи: село стояло на горе, и это было выгодно врагам. Днем людей гоняли на расчистку снежных заносов, рыть траншеи. Отец уже не мог ходить, обмороженные руки и ноги почернели. И все же он вселял в людей надежду, он говорил, что придут свои, и выпьем еще с ними «горилки», учил народ, как покинуть сарай: «Вас много, и если каждый выроет шапку земли, будет хороший лаз. Лес близко, уходите, уползайте! Враг жесток, немцы или спалят сарай, или погонят вас впереди себя в бою». Они все ушли и уцелели! А отца немцы били прикладами, кололи штыком, спрашивали, где народ. Когда закончился бой, крестьяне вернулись и просили похоронить Короля в братской могиле с солдатами… http://www.9may.ru/war_block/m17211
Елизавета: Последний рассказ, правда, не про блокадника. Он про человека, совершившего подвиг в оккупации, спас много людей от верной смерти.
Елизавета: Школьницы блокадного Ленинграда автор: М.Г. Коплан-Дикс, И.С. Иванова В тот год, когда началась война, я окончила шестой класс 393 школы Кировского района. В этой школе учились, в основном, дети сотрудников Лесного порта. Жила в Автово, на проспекте Стачек, в доме №8. В начале войны мне было 14 лет. Враг приближался к Ленинграду, надо было готовиться к обороне города — стали помогать взрослым рыть окопы рядом со школой. В августе начались воздушные тревоги. На ночь стали спускаться в бомбоубежище. Однажды ночью мы услышали непонятные свистящие звуки. Кто-то сказал, что это, наверное, опять какая-то провокация немцев, но нам, любопытным ребятам, надо все знать. Выбежали на улицу. Со стороны железнодорожного пути по небу неслись непонятные светящиеся свистящие полосы в сторону фронта. Незабываемое, замечательное зрелище. Как выяснилось позже, это были наши «катюши»... Каждый день поступали тревожные вести. Все больше мимо дома шло беженцев, иногда гнали скот. Было страшновато. Однажды объявили, что жители «окраины» будут эвакуированы в центр города. Таким образом, мы переехали на Красную улицу, в дом №15, в комнату на две семьи в коммунальной квартире. Начались страшные дни блокады. Голод — постоянно уменьшались нормы хлеба по карточкам (у нас были две иждивенческие и одна служащая). Первого октября 1941 года — норма по 200 граммов, тринадцатого ноября 1941 года — по 150 граммов, двадцатого ноября 1941 года — по 125 граммов. Хлеб, как глина, — сырым его невозможно было есть. Стали делить каждую порцию на три части и подсушивать. Мама пешком ходила на работу из центра на Турухтанные острова. Еще хорошо, что дежурила сутки, а двое была дома. С работы приносила в баночке немного каши (на работе в столовой немного «отоваривали» крупу). Эту кашу разводили водой, получался «суп» на два дня с маленькими сухариками. Иногда "был кусочек «дуранды» — плитки прессованного комбикорма. Голод невозможно воссоздать, перечувствовать. Ведь он был не просто страстным желанием поесть, а особым состоянием человека, при котором любое движение требовало огромного напряжения воли. К голоду прибавился невыносимый холод. Стекол нет, окна забиты фанерой, завешаны одеялами. А эти бомбежки... Помню, вечером собрались дома, вдруг радио громко оповещает: «Воздушная тревога», повторяет три раза и включают метроном. Во дворах домов воют сирены. Гул самолетов в воздухе, отвратительный свист падающей бомбы. Дом сотрясается от взрыва, качается мебель, звенит посуда. Дом наш двухэтажный, бомбоубежища нет. Что будет, то и будет... Постепенно голод и холод давали о себе знать. Слегла бабушка, а затем и мама. Все нехитрое хозяйство легло на меня. Вставала в 3-4 часа ночи, занимала очередь за хлебом. На улице мороз до тридцати градусов, закутывалась так, что видны были только глаза. Стояла до открытия булочной, ведь надо было получить хлеб как можно раньше и «накормить» своих. Двадцать первого января 1942 года умерла бабушка. Гибли родные и близкие. Маму перевели на казарменное положение, и мы переехали к ней на работу, на Турухтанные острова, почти на передовую. Я, как и чем могла, помогала сотрудникам. Женщины передвигались еле-еле. Жили мы в конторе. Одноэтажный дом, типа барака, стоял на виду у немцев. К нам приезжали машины за дровами из больниц, госпиталей и других объектов. Надо было их оформлять как можно быстрее, иначе сразу же начинался обстрел прямой наводкой. Познакомилась с девушками-санитарками с передовой, и когда ездила в город, выполняла их нехитрые поручения: отвезти родным письма, иногда какой-нибудь подарок, привезти весточки от родных. А город жил и трудился. 27 октября 1941 года начались занятия в 239 школе. Ее все называли школой «со львами». Здание школы – исторический памятник. Строил его архитектор Монферран. Учителя и дети собрались задолго до начала уроков. Учащихся в школе было 700 человек. Учителя были у нас замечательные. Завучем, а затем директором школы была Валентина Васильевна Бабенко, историю преподавала наша любимая учительница, душа и гордость школы, Ксения Владимировна Ползикова-Рубец. Она очень любила нас, была в горе и в радости всегда с нами. Давая уроки, она понимала, что готовить уроки дома нам будет трудно и рассказывала все так интересно, что невольно мы все запоминали. Все труднее и труднее было ходить в школу. 20 ноября 1941 года норма выдачи хлеба была снижена до 125 граммов. Ноябрь, уже лютая зима, морозы больше 30 градусов. В классах ученики сидят в пальто, перчатках или руковицах. У девочек на головах теплые платки. Руки в муфтах. Чернила замерзали. В чернильницах устраивали «проруби» и через них обмакивали перья. После четвертого урока – звонок «к супу». Суп для всех приобрел особую ценность. Продолжались бесконечные тревоги. 27 ноября к концу дня начался обстрел. Снаряды рвались совсем близко, один из них разорвался перед самым подъездом, и у нашего бедного «сторожевого льва» были оторваны хвост и нижняя челюсть. Вылетели все стекла с первого этажа, частично – второго, а на улице – мороз. Ряды учеников редеют. Требуется большая сила воли, чтобы сидеть в стуже почти 5 часов, а дома в той же обстановке готовить уроки. Частые воздушные тревоги и обстрелы заставили перенести занятия в бомбоубежище. Школа жила и работала. Весной 1942 года школьники были мобилизованы на сельскохозяйственные работы. В школе вывесили лозунг: «Рабочие – у станка, школьники – на огороде – все нужны фронту!» Мы уезжаем в Пери, в подсобное хозяйство завода «Судомех». Разместили нас в двух сараях. Один сарай – наше жилище, второй – клуб. Дали два дня для отдыха и приведения в порядок наших жилищ. Теперь мы стали называть себя не ленинградцами, а «перийцами». Вставали в 6 часов утра, шли на зарядку, а потом – мыться в пруд. После завтрака работали на прополке. Все заросло, не разобрать, где грядки. Где межа. Были и курьезы: однажды вместе с сорняками выпололи частично и морковку. Мы очень расстроились, так было больно и стыдно; но урок не прошел даром, все его запомнили на всю жизнь. Трудились мы потом отлично и вырастили хороший урожай, а самую большую брюкву отвезли на выставку во Дворец пионеров. В город мы ездили редко, но писали письма родным и с нарочным переправляли в школу, а в городе их разносил Боря Перепечко, которого из-за сильной дистрофии не взяли в лагерь. И вот 20 июля 1942 года нес Боря очередные весточки через площадь Восстания, рядом разорвался снаряд. Ранение в ногу оказалось таким серьезным, что ее ампутировали. Согласно сводке МПВО, он стал единственной жертвой, которая случилась в городе 20 июля 1942 года. Боря закончил ЛИСИ, работал архитектором. 20 июля 1983 года умер от сердечной недостаточности. За работу на огородах наш лагерь получил 1-е место в Октябрьском районе и 2-е в городе. Когда вернулись в город (12 октября 1942 года), то в школе нашли изменения. Балконная дверь была заложена кирпичом и оставлена только амбразура для пулемета, также были оборудованы все угловые помещения школы. Начался учебный 1942-43 год. Нас уже было в седьмом классе не двенадцать, а двадцать пять человек. По воскресеньям нас возят на Нарвскую заставу разбирать деревянные дома. Идет заготовление топлива на зиму. В школе созданы тимуровские команды в помощь обессиленному населению нашего микрорайона. 19 января 1943 года – блокада прорвана. Но зима и весна 1943 года еще тяжелы: обстрелы, воздушные тревоги. Занятия продолжаются. В мае 1943 года мы приняты в комсомол. За работы в подсобных хозяйствах, за оздоровительную кампанию 1942-1943 года в ноябре 1943 года нам были вручены медали «За оборону Ленинграда». Светлая память всем погибшим блокадникам. http://www.world-war.ru/article_577.html
Елизавета: Нарисованная елка автор: А.В. Молчанов Я с детства люблю наряжать новогоднюю елку. Здесь и предвкушение праздника с ожиданием чудес и подарков, и удовольствие от самого процесса украшения зеленой, пахучей гостьи, и радость от встречи со старыми елочными игрушками и знакомства с новыми. И каждый раз это еще и воспоминания о других елках. Одним из таких воспоминаний я поделился однажды со своими сынишкой и дочуркой во время украшения елки. Я рассказывал им о том, как 31 декабря 1941 года в блокадном Ленинграде мой дедушка устроил новогоднюю елку. Он был веселый и добродушный выдумщик. Настоящих елок не было, и он решил нарисовать елку на стене. Попросил у меня акварельные краски, залез на стул и прямо на обоях изобразил высокую ветвистую красавицу. Бабушка начала ворчать, что он испортил обои, а он, улыбаясь, сказал: — Молчи, Ликсевна, - (он ее всегда так называл - Алексеевной, когда был в хорошем настроении), - эти обои после войны в музей возьмут! А нам все равно ремонт делать, блокадную копоть смывать… Потом он вбил гвоздики в концы нарисованных ветвей и достал коробки с елочными игрушками. Мы стали вешать их на гвоздики и произошло чудо: от настоящих игрушек нарисованная елка словно ожила! От нее, кажется, запахло хвоей. Но самая потрясающая новость ожидала нас впереди: в коробках, среди игрушек мы нашли клад! Да, это был волшебный новогодний клад: большие грецкие орехи в посеребренной скорлупе и конфеты в ярких фантиках - и какие конфеты! "Раковая шейка", "Мишка на севере"! Они висели в прошлом году на елке, их сняли и убрали вместе с игрушками. Мы придвинули стул к стене с нарисованной елкой. Тускло горела на столе коптилка, а над ней таинственно отсвечивали стеклянные шары и волшебно белели обертки конфет - настоящих конфет из мирного времени! Ровно в полночь дедушка торжественно снял их, и мы разделили их поровну. Пустые фантики мы снова повесили на елку… Когда я закончил свой рассказ, дочка засмеялась и сказала: - А у нас на елке тоже есть конфеты! Потом она притихла, и глаза ее стали задумчивыми. Через две недели мы убирали елку, снимали с нее украшения. Вот это дело я не люблю - тоже с детства, потому что это и конец праздника, и прощание с зеленой волшебницей, которая была у нас в гостях, дарила радость, а теперь выбрасывается на свалку… Неожиданно я заметил, что дочка, сняв с елки большие шоколадные конфеты, прячет их в коробку с игрушками. - Ты зачем это? - удивился я. Она виновато улыбнулась: - Ты же рассказывал… - Ну, что ты! - засмеялся я. - Блокады больше не будет. - Нет, - сказала она серьезно, - я это в память… Давай оставлять конфеты с елки в память того дедушки и того мальчика. - Какого мальчика? - не понял я. - Ведь это же я о себе рассказывал. - Все равно,- ответила дочка, - ты тогда был мальчиком. И я понял, что в ее представлении я - блокадный мальчик - абстрагировался от меня современного и ушел в историю вместе с дедушкой, которому блокадная судьба отмерила жизнь после нового года три с половиной месяца. Наверное, ему было бы легче умирать, если бы он знал, что хранить память о нем будет не только переживший блокаду внук, но и неведомая ему правнучка. http://www.world-war.ru/article_722.html Вообще, сайт с которого я взяла эти рассказы очень интересный. Там много различных сведений и историй, и не только о блокадниках. http://www.world-war.ru/
Марина: http://images.google.de/imgres?imgurl=http://trini.ru/FotoStatei/1941-1945/4250685wj6.jpg&imgrefurl=http://trini.ru/publ/98-1-0-464&usg=__pCHvNyfR8xpy29iURtWuYsXW7NQ=&h=416&w=600&sz=45&hl=de&start=7&um=1&tbnid=1PMfV4fAwgePYM:&tbnh=94&tbnw=135&prev=/images%3Fq%3D%25D0%25B1%25D0%25BB%25D0%25BE%25D0%25BA%25D0%25B0%25D0%25B4%25D0%25B0%2B%25D0%25BB%25D0%25B5%25D0%25BD%25D0%25B8%25D0%25BD%25D0%25B3%25D1%2580%25D0%25B0%25D0%25B4%25D0%25B0%26um%3D1%26hl%3Dde%26client%3Dfirefox-a%26rls%3Dorg.mozilla:en-US:official%26sa%3DN
Марина: Там же: Блокада Ленинграда — осада немецкими и финскими войсками во время Великой Отечественной войны города Ленинграда (ныне Санкт-Петербург). Длилась с 31 августа 1941 года по 27 января 1944 (блокадное кольцо было прорвано 18 января 1943 года) — 879 дней. Захват Ленинграда был составной частью разработанного нацистской Германией плана войны против СССР — плана «Барбаросса». В нём предусматривалось, что Советский Союз должен быть полностью разгромлен в течение 3 — 4 месяцев лета и осени 1941 года, то есть в ходе молниеносной войны («блицкрига»). К ноябрю 1941 года германские войска должны были захватить всю европейскую часть СССР. Согласно плану «Ост» («Восток») предполагалось в течение нескольких лет истребить значительную часть населения Советского Союза, в первую очередь, русских, украинцев и белорусов, а также всех евреев — всего не менее 30 миллионов человек. Ни один из народов, населявших СССР, не должен был иметь право на свою государственность или даже автономию. За первые 18 дней наступления 4-я танковая группа противника с боями прошла более 600 километров (с темпом 30-35 км в сутки), форсировала реки Западная Двина и Великая. 5-6-го июля войска противника заняли Остров, а 9-го июля Псков, находящийся в 280 километрах от Ленинграда. От Пскова самый короткий путь к Ленинграду проходит по Киевскому шоссе, идущему через Лугу . Уже 23 июня командующим Ленинградским военным округом генерал-лейтенант М. М. Поповым было отдано распоряжение о начале работ по созданию дополнительного рубежа обороны на псковском направлении в районе Луги. 4 июля это решение было подтверждено Директивой Ставки главного командования за подписью Жукова . 19 июля, к моменту выхода передовых немецких частей, Лужский рубеж был хорошо подготовлен в инженерном отношении: были построены оборонительные сооружения протяжённостью 175 километров, при глубине 10-15 километров . Оборонительные сооружения строились руками ленинградцев, в большинстве своём, женщин и подростков (мужчины уходили в армию и ополчение). В общей сложности в строительстве приняло участие свыше полумиллиона человек гражданского населения. В директиве Гитлера № 1601 «Будущее города Петербурга» от 22 сентября 1941 г. со всей определённостью говорилось: Фюрер принял решение стереть город Петербург с лица земли. После поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего населённого пункта не представляет никакого интереса... Предполагается окружить город тесным кольцом и путём обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей. Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты, так как проблемы, связанные с пребыванием в городе населения и его продовольственным снабжением, не могут и не должны нами решаться. В этой войне, ведущейся за право на существование, мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части населения. Согласно показаниям Йодля во время Нюрнбергского процесса, «Во время осады Ленинграда генерал фон Лееб, командующий северной группой армий, сообщил ОКВ, что потоки гражданских беженцев из Ленинграда ищут убежища в германских окопах и что у него нет возможности их кормить и заботиться о них. Фюрер тотчас отдал приказ (№ S.123 от 7 октября 1941 года) не принимать беженцев и выталкивать их обратно на неприятельскую территорию» Выступая в Мюнхене 8 ноября 1941 года Гитлер заявил: Ленинграду рассчитывать не на что. Он падет рано или поздно. Кольцо блокады не разорвать никому. Ленинграду суждено погибнуть от голода Паёк ленинградца Исходя из фактически сложившегося расхода, наличие основных пищевых товаров на 12 сентября составляло (цифры приведены по данным учета, произведённого отделом, торговли Ленгорисполкома, интендантства фронта и Краснознамённого Балтийского флота): · Хлебное зерно и мука на 35 суток; · Крупа и макароны на 30 суток; · Мясо и мясопродукты на 33 суток; · Жиры на 45 суток; · Сахар и кондитерские изделия на 60 суток. Ввиду блокады города с 20 ноября властями Ленинграда был введён норматив по отпуску продуктов питания. Размер продовольственного пайка составлял: · Рабочим — 250 грамм хлеба в сутки; · Служащим, иждивенцам и детям до 12 лет — по 125 граммов; · Личному составу военизированной охраны, пожарных команд, истребительных отрядов, ремесленных училищ и школ ФЗО, находившемуся на котловом довольствии — 300 граммов · Войскам первой линии — 500 граммов. При этом до 50 % хлеба составляли примеси, и он был почти несъедобным. Все остальные продукты почти перестали выдаваться.
полная версия страницы