Форум » Опубликовано... » просто Стихи. » Ответить
просто Стихи.
Лера Григ: ЛЮДМИЛА КОЖАНКОВА "Мы школе поклонились дорогой" Пришли те дни, которых с нетерпеньем Мы ожидали много, много лет,- Вернули юность на одно мгновенье... Цветут воспоминанья, как букет. И вспомнили мы горькое, смешное, Порой слезой иль хохотом давясь. Мы не мечтали в жизни о покое, И старость не утихомирит нас. Не всех узнали - это и понятно! Ведь сорок лет, а не часов и дней! Гримировали судьбы нас изрядно, Но всяк готов простить судьбе своей. Ах, как мы рады встрече долгожданной, Неважно, что глаза полны слезой. И первые минуты как в тумане Мы напрягались вспомнить: "Кто такой?" В нас все-таки от юности осталось Хоть что-то, хоть немножко, просто штрих... Но узнан друг, и нам уже казалось, Что мы не разлучались ни на миг. Мы не могли никак наговориться. Воспоминаньям не было границ. Ведь сорок лет в урок не уместится. Как много в жизни дорогих страниц! Пусть мы забыли, что сказать хотели, Не тот друг другу задали вопрос, Не все в больших делах мы преуспели, Но каждый честно вклад свой в дело внес. Прошли мы юность огненной дорогой, Познали страх и горести утрат. Да, наша жизнь была суровой, строгой, В войну швырнув нас сразу из-за парт. И дым войны, и горький дым разлуки Мы пронесли на собственных плечах. Не знали маникюров наши руки, Нас обошли и бархат, и шелка. И через труд, и радость, и невзгоды В морщинках и с седою головой Прошли длиной мы в сорок лет дорогу - И школе поклонились дорогой.
Tanaka: Что тут скажешь? И на солнце бывают пятна. Вы мне ничего не доказали, Алексей, кроме того, что это - больно и противно.
Галина: Вслушайтесь в музыку этого стихотворения Владимира Сосюры: Коли потяг у даль загуркоче, пригадаються знову мені дзвін гітари у місячні ночі, поцілунки й жоржини сумні... Шум акацій... Посьолок і гони... Ми на гору йдемо через гать... А внизу пролітають вагони, і колеса у тьмі цокотять... Той садок, і закохані зори, і огні з-під опущених вій- Од проміння і тіней узори на дорозі й на шалі твоїй... Твої губи — розтулена рана... Ми хотіли й не знали — чого... Од кохання безвольна і п'яна, ти тулилась до серця мого... Ой ви, ночі Донеччини сині, і розлука, і сльози вночі- Як у небі ключі журавлині, одинокі й печальні ключі... Пам'ятаю: тривожні оселі, темні вежі на фоні заграв... Там з тобою у сірій шинелі біля верб я востаннє стояв. Я казав, що вернусь безумовно, хоч і ворог — на нашій путі... Патронташ мій патронами повний, тихі очі твої золоті... Дні пройшли... Одлетіла тривога... Лиш любов, як у серці багнет— Ти давно вже дружина другого, я ж — відомий вкраїнський поет. Наче сон... Я прийшов із туману і промінням своїм засіяв... Та на тебе, чужу і кохану, я і славу б ,свою проміняв. Я б забув і образу, і сльози... Тільки б знову іти через гать, тільки б слухать твій голос — і коси, твої коси сумні цілувать... Ночі ті, та гітара й жоржини, може, сняться тепер і тобі... Сині очі в моєї дружини, а у тебе були голубі.
Tanaka: Несказанное, синее, нежное - Тих мой край после бурь, после гроз... Продолжение сами знаете. Или поместить? Галя и Алена, спасибо. Вот попадалось такое шовинистическое русское мнение, что украинский - сильно "усмешненный" русский. НЕ МОЕ, сразу говорю. А мое, что в стихах украинский - сказка. Очень красиво. И мне, Ален, все понятно. Я же славист, как-никак.
Алексей: Алена пишет: Я устала убеждать и разговаривать в таком вот ключе. Не знаю, что Вам сделала Украина. Вы что, и в меня хотите плюнуть и послать, Алексей? А за что? Алёна, ну что вы! Как это может относиться к вам? вы восприняли стихотворение Бродского, как оскорбительное. Но так ли это? Неужели вы не видите, сколько в этом стихотворении боли и горечи? Главное в нём, по моему - "А что до слезы из глаза Нет на нее указа, ждать до другого раза". Вот и мне нет не это указа.
Алексей: Tanaka пишет: Вот попадалось такое шовинистическое русское мнение, что украинский - сильно "усмешненный" русский. НЕ МОЕ, сразу говорю. А мое, что в стихах украинский - сказка. Очень красиво. И мне, Ален, все понятно. Я же славист, как-никак. Мне же кажется, что украинский язык, это русский язык, испорченный полонизмами. Я не филолог, не славист, но по-польски читаю и сравнивать возможность имею.
Tanaka: Фиологи считают, что это отдельный язык. Насколько я себе представляю, имеют основания. А полонизмы и русизмы - это потому что соседи поляки и русские .
Tanaka: Алексей пишет: Неужели вы не видите, сколько в этом стихотворении боли и горечи? Я не Алена, но я увидела. Только все равно это стремление в ответ на причиненную боль крикнуть "Сам дурак", и припомнить все дурное, что слыхал. Как две соседки лаются. Недостойное сиюминутное отбрехивание в стихах. А стихи - они для вечности, это надо помнить, большим поэтам в особенности.
Алена: Перечитала только что. Вчера уже не отвечала, стало грустно, не хотелось. Про полонизмы и русизмы. Их и вправду, полно, но этим грешит разговорный язык. Особенно здесь, на границе с Польшей это ощутимо. Из-за этого он кажется грубоватым. Я тоже, прекрасно владею и им, могла б разговаривать, но не делаю этого. Говорю на правильном украинском. Литературном. Люблю всё красивое. Бродский, конечно, замечательный поэт, спору нет. Но выбор вчерашнего его стихотворения мне не понравился. И здесь я полностью согласна с Таней.
Галина: О русизмах на Черниговщине: Черниговщина находится на северо-востоке Украины и граничит с Белоруссией (Гомельская область) и с Россией (Брянская область). Население здесь этнически смешанное и если в самом Чернигове до сих пор больше говорят на русском языке, то в северных районах разговорный язык ближе к белорусскому. В разговорной речи черниговцев особое "черниговское"з вучание, которое я так люблю. На чисто украинском литературном говорят мало. В селах - язык украинский, пересыпанный различными местными диалектами. О стихотворении Бродского: Я нехочу думать, что Бродский выразил мнение всех россиян об украинцах.
Дряннов: На одной Земле (в любом из нас хватает лжи) В любом из нас хватает лжи, Мы на три слова лжем порою два И вновь торопимся грешить, Покаявшись едва. А беда видна - встанем как стена, И вперед - за волю и за правду. А без них петля, да сыра земля, Да кандальный перезвон. Повинен в чем - перекрестим, И скажем без обиды "Бог с тобой". Врагов поверженных простим, Чужую примем боль. А придет святой - гоним всей толпой, И со смехом со свету сживаем. Вынем из петли ,кинем горсть земли, Да напьемся за помин. Кровь рекою льем, да поклоны бьем, И кричим что платим полной мерой За виток петли, да за горсть земли, Да за совесть и за страх. И живет народ: господа и сброд, Чернь и боги, палачи и жертвы,- На одной земле, да в одной петле, Да с российскою душой автор - вроде бы Александр Иванов из группы "Рондо"
Алена: Я очень люблю этого автора, потому и решила разместить здесь одно из его стихотворений А. Кузьмин Гляжу на мир тревожно и хитро, Как будто через прорези прицела. С рожденья затаил на всех добро, Но никому пока его не сделал. Объектов приложения добра Иных уж нет, к другим идти уже далече. Но жизнь - она действительно мудра. И затаившим зло ничуть не легче.
Алексей: Очень люблю это стихотворение Алексея Степановича Хомякова (1804-1860) Киев Высоко передо мною Старый Киев над Днепром, Днепр сверкает под горою Переливным серебром. Слава, Киев многовечный, Русской славы колыбель! Слава, Днепр наш быстротечный, Руси чистая купель! Сладко песни раздалися, В небе тих вечерний звон: "Вы откуда собралися, Богомольцы, на поклон?" - "Я оттуда, где струится Тихий Дон - краса степей". - "Я оттуда, где клубится Беспредельный Енисей!" - "Край мой - теплый брег Евксина!" - "Край мой - брег тех дальних стран, Где одна сплошная льдина Оковала океан". - "Дик и страшен верх Алтая, Вечен блеск его снегов, Там страна моя родная!" - "Мне отчизна - старый Псков". - "Я от Ладоги холодной". - "Я синих волн Невы". - "Я от Камы многоводной". - "Я от матушки Москвы". Слава, Днепр, седые волны! Слава, Киев, чудный град! Мрак пещер твоих безмолвный Краше царственных палат. Знаем мы, в века былые, В древню ночь и мрак глубок, Над тобой блеснул России Солнце вечного восток. И теперь из стран далеких, Из неведомых степей, От полночных рек глубоких - Полк молящихся детей - Мы вокруг своей святыни Все с любовью собраны... Братцы, где ж сыны Волыни? Галич, где твои сыны? Горе, горе! их спалили Польши дикие костры; Их сманили, их пленили Польши шумные пиры. Меч и лесть, обман и пламя Их похитили у нас; Их ведет чужое знамя, Ими правит чуждый глас. Пробудися, Киев, снова! Падших чад своих зови! Сладок глас отца родного, Зов моленья и любви. И отторженные дети, Лишь услышат твой призыв, Разорвав коварства сети, Знамя чуждое забыв, Снова, как во время оно, Успокоиться придут На твое святое лоно, В твой родительский приют. И вокруг знамен отчизны Потекут они толпой, К жизни духа, к духу жизни, Возрожденные тобой! ( Ноябрь 1839 )
Алена: Спасибо. А знаете, Алексей, перефразируя классика: "Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо в ....Киеве" Я очень люблю этот город, может быть, даже больше всех других городов, он того стоит, правда. Спасибо.
Алена: И снова Тим Скоренко: ПРЕДПОЛОЖИМ Предположим, мальчик и девочка смотрят в глаза друг другу, это ещё не любовь, но должно ей стать. Мальчик несмело протягивает ей руку, в небе над ними — единственная звезда. Мальчик глядит с улыбкой, он не уверен, то ли он делает, так ли он должен жить, в плеере тихо играют, к примеру, «Звери» или какое-то нежное «ностальжи». Мальчик ей дарит подарки, они наивны, чем-то, пожалуй, беспомощны и смешны, астры в букетах, последние синглы «Сплина», диски с игрушками, плюшевые слоны. Всё это так неожиданно, дико, глупо, мальчик не знает, что делать, но как-то вдруг он понимает, что губы находят губы, чувствуют плечи касания нежных рук. Ангел за правым плечом напевает гимны, светится еле заметно изящный нимб. Мальчик уверен, что если и есть богини, значит, одна в этот миг — на скамейке с ним. Предположим, женщина нежно целует мужчину в щёку: это предсердие, к сердцу — последний шаг. Это любовь, невозможная по расчёту, как неподвластна расчётам любым душа. Это действительно страсть, как бывает редко, взрослые люди находят второе «я», если стреляет Амур — то стреляет метко, в самое яблочко, слышишь, любовь моя? Все рестораны, подарки, машины, кольца — просто преддверие, способ найти подход, им ничего другого не остаётся — лишь соблюдать ритуал, подсистемный код. Страсть — это факт, нарушение ритма, такта, вход в подпространство, прекрасная суета, глаз телекамер, подёрнутый катарактой, ус микрофона, направленный в никуда. Ангел за правым плечом возбуждён и резок, нимб разгорелся вовсю — это самый пик. Жизнь придаётся к подобной любви в довесок, так как любовь — это вечность, а жизнь — лишь миг. Предположим, мрачный старик поднимает к буфету руку, к чаю опять ничего, нищета вокруг. Снова в больнице осталась его старуха, впрочем, гораздо спокойнее без старух. По телевизору — новости об Ираке, выборы президентов далёких стран, или кино, где ни кадра без страшной драки, без поцелуев, ужимок и мелодрам. Если старуха вернётся, то будет тяжко: снова носи ей утку, меняй постель. Все говорят, мол, какая она бедняжка: годы отлёжки в хронической темноте. Самое страшное то, что она когда-то первой красавицей в дальнем селе слыла, сватались к ней замечательные ребята, песни ей пели на всякий народный лад. Ныне — слепая, лежачая — в наказанье глупому и одинокому старику, смотрит бессильно слезящимися глазами. Всё, я об этом более не могу. Первого не было, миновало меня, не скрою, Не было детской любви и музыки «ностальжи». Были игры в солдатики и в героев, Был запах первой драки и первой крови, Запах предательства и подростковой лжи. Дай нам Бог с тобой пережить второе. Дай нам Бог до последнего — не дожить.
полная версия страницы