Форум » Опубликовано... » Просто Стихи (продолжение) » Ответить
Просто Стихи (продолжение)
Лера Григ: ЛЮДМИЛА КОЖАНКОВА "Мы школе поклонились дорогой" Пришли те дни, которых с нетерпеньем Мы ожидали много, много лет,- Вернули юность на одно мгновенье... Цветут воспоминанья, как букет. И вспомнили мы горькое, смешное, Порой слезой иль хохотом давясь. Мы не мечтали в жизни о покое, И старость не утихомирит нас. Не всех узнали - это и понятно! Ведь сорок лет, а не часов и дней! Гримировали судьбы нас изрядно, Но всяк готов простить судьбе своей. Ах, как мы рады встрече долгожданной, Неважно, что глаза полны слезой. И первые минуты как в тумане Мы напрягались вспомнить: "Кто такой?" В нас все-таки от юности осталось Хоть что-то, хоть немножко, просто штрих... Но узнан друг, и нам уже казалось, Что мы не разлучались ни на миг. Мы не могли никак наговориться. Воспоминаньям не было границ. Ведь сорок лет в урок не уместится. Как много в жизни дорогих страниц! Пусть мы забыли, что сказать хотели, Не тот друг другу задали вопрос, Не все в больших делах мы преуспели, Но каждый честно вклад свой в дело внес. Прошли мы юность огненной дорогой, Познали страх и горести утрат. Да, наша жизнь была суровой, строгой, В войну швырнув нас сразу из-за парт. И дым войны, и горький дым разлуки Мы пронесли на собственных плечах. Не знали маникюров наши руки, Нас обошли и бархат, и шелка. И через труд, и радость, и невзгоды В морщинках и с седою головой Прошли длиной мы в сорок лет дорогу - И школе поклонились дорогой.
Tanaka: Хорошие стихи.
Алексей: Павел Антокольский ПОСЛЕДНИЙ Над роком. Над рокотом траурных маршей. Над конским затравленным скоком. Когда ж это было, что призрак монарший Расстрелян и в землю закопан? Где черный орел на штандарте летучем В огнях черноморской эскадры? Опущен штандарт, и под черную тучу Наш красный петух будет задран. Когда гренадеры в мохнатых папахах Шагали — ты помнишь их ропот? Ты помнишь, что был он как пороха запах И как «на краул» пол-Европы? Ты помнишь ту осень под музыку ливней? То шли эшелоны к границам. Та осень! Лишь выдыхи маршей росли в ней И встали столбом над гранитом. Под занавес ливней заливистых проседь Закрыла военный театр. Лишь стаям вороньим под занавес бросить Осталось: «Прощай, император!» Осенние рощи ему салютуют Свистящими саблями сучьев. И слышит он, слышит стрельбу холостую Всех вахту ночную несущих. То он, идиот, подсудимый, носимый По серым низинам и взгорьям, От черной Ходынки до желтой Цусимы, С молебном, гармоникой, горем... На пир, на расправу, без права на милость, В сорвавшийся крутень столетья Он с мальчиком мчится. А лошадь взмолилась, Как видно, пора околеть ей. Зафыркала, искры по слякоти сея, Храпит ошалевшая лошадь... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . — Отец, мы доехали? Где мы?— В России. Мы в землю зарыты, Алеша. 1919
Алена: Вот так вот читала, читала, читала, а потом как с разбегу наткнулась на последние строки. Я помню, вам нравится Антокольский, Алексей. Теперь и я перечитываю.
Аглая: Прямо, "Лесной царь"!
Алена: Аглая, точно, это ведь с Гете перекликается ЛЕСНОЙ ЦАРЬ Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? Ездок запоздалый, с ним сын молодой. К отцу, весь издрогнув, малютка приник; Обняв, его держит и греет старик. "Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?" "Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул: Он в темной короне, с густой бородой". "О нет, то белеет туман над водой". "Дитя, оглянись, младенец, ко мне; Веселого много в моей стороне: Цветы бирюзовые, жемчужны струи; Из золота слиты чертоги мои". "Родимый, лесной царь со мной говорит: Он золото, перлы и радость сулит". "О нет, мой младенец, ослышался ты: То ветер, проснувшись, колыхнул листы". "Ко мне, мой младенец: в дуброве моей Узнаешь прекрасных моих дочерей: При месяце будут играть и летать, Играя, летая, тебя усыплять". "Родимый, лесной царь созвал дочерей: Мне, вижу, кивают из темных ветвей". "О нет, все спокойно в ночной глубине: То ветлы седые стоят в стороне". "Дитя, я пленился твоей красотой: Неволей иль волей, а будешь ты мой". "Родимый, лесной царь нас хочет догнать; Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать". Ездок оробелый не скачет, летит; Младенец тоскует, младенец кричит; Ездок погоняет, ездок доскакал... В руках его мертвый младенец лежал. Вроде бы существует несколько переводов. Этот - В. Жуковского.
Алена: Socialismus Rex Пусть промокла от пота рубаха, был бы взгляд проницательно-острый... Мы такие, мой друг, гегемонстры - пусть буржуи трясутся от страха! Мы народ самый мощный и древний, победим и беду, и ненастье... Вот наладим мы смычку с деревней, и наступит всеобщее щастье. Хлеб всему голова и основа, особливо с бидончиком кваса... Мы ведь дети победного класса. Победившего класса. Восьмого. Мы с тобою в фаворе, в ударе, наши ушки всегда на макушке. Пролетим мы с тобой, пролетарий, над гнездом самой лучшей кукушки! Глянь: становятся сказками были и слепят перспективами дали... Мы по записи. Мы - занимали. Отмечаться ночами ходили. Из цветов - в предпочтении алый, яркий цвет побеждающих истин. Отберите у Карла кораллы, изымите агаты у Кристи. Сорняки из сознания выдрав, враз заштопаем наши лохмотья... Мы партейные взносы заплотим; уползай, буржуазная гидра! Нам достаточно водки и пищи, мы идём под надежным конвоем. И среди этой всей красотищи мы чего-то прибавочно стоим. А это Александр Габриэль. И его стихи мне тоже очень нравятся.
Аглая: Очень понравилось. А когда это стихотворение написано?
Алена: Точно не скажу, но, думаю, недавно. Вот еще он же, А.Габриэль. Здесь, по-моему, уже больше философии, чем иронии... ЭСТАФЕТА Смешались в дьявольский коктейль Восток и Запад; поди пойми, что в прошлом ставил ты по полкам... Но, как всегда - чем дальше в лес, тем тише сапа, и как ты волка ни корми - он смотрит волком. На что ты в принципе способен - ты, который свои давно разрезал финишные ленты? Ведь умный в горы не пойдет, поскольку горы к людской героике весьма амбивалентны. Нет, ты не бросишься на вражеские дзоты, поскольку явно не Матросов (нет вопросов). Гораздо проще влезть в натопленные соты, чтоб уцелеть при столкновении торосов. Следя завистливо за бегом иноходца, так и останешься в душе абхазским старцем... Как будто больше ничего не остаётся, чем быть у самых ординарных ординарцем. Твои мелодии давно другими спеты. Причём фальшиво. Дело в том, что дело в шляпе. Ты - лишь приёмник-передатчик эстафеты на незаметном промежуточном этапе. Не будет счастья. Нет, вот так: не будет щастья. Неотличимы неудача и удача. Но всё равно: беги. Ползи. Перемещайся. Приём окончен. Но осталась передача. Ты словно Штирлиц: у виска летят мгновенья. Вовсю мелькают континенты, годы, лица... Ты лишь звено. Но ведь оставшиеся звенья с твоим отсутствием не смогут примириться. Заполни вечер размышлением и чаем, заполни утро книжкой, удочкой и леской... Не нарушай трагикомическим ворчаньем каллиграфической гармонии вселенской. Чем дальше в лес - тем полноводней речка Лета, давно сравнявшая с победой пораженье... Не останавливайся. Это - эстафета. Кто ты такой, чтоб замедлять ее движенье?!
Аглая: ТОже интересно, спасибо.
Алена: СНАЙПЕР Всё дело не в снайпере: это его работа, он просто считает погрешность и дарит свет, прицел, запах пота, и выстрел — восьмая нота, и нет ничего романтичного в этом, нет. Ни капли романтики в складках небритой кожи, в измученном взгляде — страшнее всех параной, он так — на винтовку, на спуск, на прицел похожий — чудовищно сер, что сливается со стеной. Поправка на ветер, ввиду горизонта — тучи, движение пальца, родная, давай, лети, он чует людей, как по подиуму, идущих, и смотрит на них в длиннофокусный объектив. Ребёнок ли, женщина, это не так уж важно, холодные пальцы, холодная голова, бумажный солдат не виновен, что он бумажный, хорват же виновен, к примеру, что он хорват. Все лягут в могилу, всех скосит одна перчатка, по полю пройдётся прицельный железный серп, бредущие вниз постепенно уйдут из чата: серб тоже виновен, постольку поскольку серб. Мы вместе на крыше. Мой палец дрожит на кнопке. Я весь на пределе, поскольку ловлю момент, когда же он выстрелит, жмётся в бутылке пробка, он — главный на крыше, я — просто дивертисмент. Снимаю глаза, чуть прищуренные, так надо, снимаю движение взгляда, изгиб плеча, ты здесь, в объективе, небритый хозяин ада, сейчас заменяющий главного палача. Ты Бог мой, мишень, ты мой хоспис, моя отрава, моё хладнокровие, снайпер, готово сдать, а я всё снимаю твоё — эксклюзивно — право прощать и наказывать, путать и расплетать. Ты в фокусе, снайпер, ты — фокусник под прицелом — с прицелом в руках, с перекрестием на зрачке, в момент фотоснимка ты перестаёшь быть телом, карающий идол на крошечном пятачке. Лишь десять секунд ты их гонишь, как мячик в лунку, по пыльной дороге в колёсных стальных гробах; модели твои — точно лица с полотен Мунка, не знают о том, кем решается их судьба. А он говорит мне с улыбкой, снимай, фотограф, я знаю твой стиль, я журналы твои листал, я тоже умею быть умным, красивым, добрым, таким же, как все, без вживлённого в глаз креста. Но помнишь, вчера на пригорке, вон там снимал ты каких-то вояк, поедающих сыр с ножа? Я палец на кнопке держал полминуты с малым. Но я милосердней тебя. И я не нажал. И это тоже - Тим Скоренко.
Алексей: Надежда Надеждина (1905-1992) Надежда Августиновна Надеждина - писательница, поэтесса, узница ГУЛАГа, жена выдающегося советского поэта Николая Дементьева. ПИСЬМО Нам, у кого на спине номера, Кровь чью в болотах сосёт мошкара. Нам, кто, как клячи, впрягаясь в подводу, В лютый мороз на себе возит воду, Нам, по инструкции разрешено Два раза в год написать письмо. Что ж ты не пишешь письма, седая? Трудно живется, не доедаешь… Дети пришлют сахарку, сухарей. Или, прости, у тебя нет детей? - Как же не быть? Дочка есть и сынок. Только письмо моё детям не впрок. С лагеря я им послала привет, И вот такой написали ответ: «Мама, нам ваше письмо, словно гром. Петю уже вызывали в партком. Столько расстройства, столько заботы… Митю, наверное, снимут с работы. А от соседей такой позор, Что и не высунешь носа на двор. Если дела так и дальше пойдут – Лизочке не поступить в институт». - Матери доля известно какая: Каждая счастья детям желает. Сердце моё изболелось в тревоге: Я им, родным, поперек дороги. В ссылку старушка одна уезжала, Просьбу исполнить мою обещала: Детям черкнуть адресок я дала, Что от простуды-де… я померла… Что ж мне на это тебе сказать, Мертвой себя объявившая мать? Жестки слова мои пусть, но правы: Те, для кого умерла ты. – мертвы!
Дряннов: А были такие стихи (отбросим в сторону вопли о "душителях свободы"): Песня чекистов Чтоб давали домны больше стали, Чтоб хранился дольше виноград, Чтоб спокойно наши дети спали, Эти люди никогда не спят. Эти люди скромны, не речисты, Мы не все их знаем имена. Но недаром лучшие чекисты Боевые носят ордена. Разведка наша - весь народ, Враг не пройдет границы. А коль пройдет, он попадет В Ежовы рукавицы! Чтобы наши песни не смолкали, Чтоб не знать нам горестных утрат, Чтоб спокойно наши дети спали, Эти люди никогда не спят. Наши дни безоблачны и чисты, Не дадим их омрачить врагу. И как наши зоркие чекисты Будем все всегда мы начеку! 1938 года, автор неизвестен Что интересно, если фразу "Ежовы рукавицы" заменить на "стальные рукавицы", получиться песня любой службы государственной безопасности на просторах бывшего СССР - ФСБ РФ, СБУ, КНБ Казахстана, КГБ Белоруссии и т.д.
Алена: Нашла стихотворение - очень красивое и нежное, на мой взгляд. Мягкий блеск позолоты. Муаровый шелковый шарф на покатых плечах. На коленях - перчатки да веер. За окошком купе отсиявшее солнце ржавело и рассеянный свет был горяч и как будто шершав Он - безмолвен и робок. Она - безыскусно-тиха и немного кокетлива. "Завтра мы сходим к обедне - помолиться за папеньку. Только бы выжил!.. Намедни приезжала кузина. Расплакалась - от жениха, говорит, ни словечка. Даст Бог, все вернутся к зиме. К холодам всё закончится, правда ведь? Что ж Вы молчите?" Пальцы слепо метнулись в беспомощном жесте защиты (Сохрани и спаси!) и упали... А он не посмел прикоснуться к руке. Промолчал. И всю ночь напролет под молитву колес "к-хо-ло-дам-к-хо-ло-дам-все-вер-нут-ся" новый китель одёргивал нервно мальчишка безусый. Было лето. Июль. Беспокойный семнадцатый год. ©Валентина Криш И воскресенья всем сегодня - спокойного и улыбчивого.
Галина: Спасибо, Алена. Правда красивое и очень трогательное. А мне вспомнилось вот это романтичное. Из лирики Серебряного века. В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом По аллее олуненной Вы проходите морево... Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева, А дорожка песочная от листвы разузорена - Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый. Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная... Упоенье любовное Вам судьбой предназначено... В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом - Вы такая эстетная, Вы такая изящная... Но кого же в любовники! и найдется ли пара Вам? Ножки плэдом закутайте дорогим ягуаровым, И садясь комфортабельно в ландолете бензиновом, Жизнь доверьте Вы мальчику, в макинтоше резиновом, И закройте глаза ему Вашим платьем муаровым - Шумным платьем муаровым, шумным платьем муаровым!... Игорь Северянин
Tanaka: Алена, Галя, спасибо
Tanaka: Марина Бородицкая * * * Заземлите меня, заземлите, я больше не буду! Ну смеялась над физикой — так не со зла ж, не назло! Я не верила, что электричество водится всюду, Чуть притронулась — и затрещало, и всю затрясло. Кареглазый учитель, явись из глубин лаборантской, Что-нибудь отключи, расконтачь, эту дрожь пресеки! Никогда я поступок свой не повторю хулиганский: Не дотронусь до юной твоей долгопалой руки. Заземлите меня! Если надо — землей закидайте: Я читала, ударенных молнией можно спасти! Ну хотя бы учебник, учебник по физике дайте — Там уж, верно, укажут, куда мне заряд свой нести...
Алена: Таня-Tanaka, а это стихотворение я лично для тебя здесь помещаю. Оно не нежное и красивое, зато доброе и улыбчивое. ПРО СОБАКУ Мимо мусорного бака, Над которым дождь повис, Шла бездомная собака: Ушки вниз и хвостик вниз. Я её окликнул, чтобы Дать сосиску, словно приз. Подошла она без злобы: Ушки вверх и хвостик вниз. А поев, тряхнула мордой - Мол, спасибо, человек, И ушла походкой гордой: Ушки вверх и хвостик вверх. (с) Александр Ратнер Традиционно всем хорошего-прехорошего дня, и не забудьте выходя из дому, положить в карман сосиску - пусть на одну голодную бездомную собаку сегодня будет меньше.
Tanaka: Рассуждения щенка Мартына, в четвёртый раз отогнанного от обеденного стола Ну и подумаешь, ну и не больно-то надо, Я же ведь только спросил: не найдётся ль кусочка Лишнего, мол, для собачки? Зачем же так грубо, Сразу – пшёлвон! Толстокожие, чёрствые люди! Только спросил, ненавязчиво так, деликатно, – Что, и спросить уж нельзя? И не надо мне вовсе Ваших котлет, а хотел я всего лишь проверить, Есть ли душа у вас! То-то и видно, что нету. Впрочем, кто знает… быть может, и стало вам стыдно, Совесть замучила, в горло не лезет котлета? Зря, мол, обидели пса – чай, несладко за дверью Ждать горемыке… Пойду-ка ещё раз проверю! Алаверды, Аленка! Это все та же любимая Марина Бородицкая
Алена: Здорово. Могем продолжить, "кошачье-собачья мама" Таня СОБАЧИЙ БОГ. Очень грустное стихотворение. Но очень хорошее. Кстати, ничего тебе не напоминает? «Да будет свет!» - сказал собачий бог… И я сквозь череду реинкарнаций Прошёл… И на растерзанном матраце, Примерив душу, к мамке под бочок Проковылял… Родня уже жуёт, Скулит, но бодро чавкает при этом… Я крут… Я поднимаю пистолетом Короткий хвостик… С богом, и вперёд! Который день еда сменяет сон, А сон еду… Прозрел уже и хнычу, Среди цыплят нашел себе добычу, Но очень страшно… Грозен и силён Старик петух, гоняет со двора… Бегу… Одна из лап коротковата, Поэтому хромаю, и куда-то Всё не туда… Смеётся детвора… Идём к реке… Хозяин впереди, Взял на руки… Теперь-то примет в стаю! Лизнуть его хочу, но так мешает И тянет вниз подкова на груди… …Ну, вот и всё… Свиреп собачий бог… Исправился. Могло ли быть иначе… …Вода была холодной и прозрачной Дорогой вдаль… Не худшей из дорог… Владимир Плющиков.
Алексей: *PRIVAT*
полная версия страницы