Форум » Хочу рассказать... » Фантазируем (продолжение) » Ответить
Фантазируем (продолжение)
Лола: Начало темы - http://molodguard.forum24.ru/?1-17-0-00000008-000-220-0 А продолжим-ка здесь?)))
Люба Шерстюк: А Любе было не привыкать к жестоким истязаниям. Полтора года терпела страшные переклички в Дахау, карцер в виде клетки из колючей проволоки, куда её посадили голую на виду у всего лагеря... Дикие избиения... И отчаянные глаза Зигфрида, увидевшего любимую в этой дикой клетке, где можно было только стоять не шелохнувшись... Для Любы пытки - дело привычное, она уже перестала обращать на них внимание. А вот боевых друзей и любимого очень жалко... Он не переживёт её...
Люба Шерстюк: Когда Любу Тельман повели в кабинет начальника полиции, она даже не изменилась в лице. Просто молчала, как будто всё, что происходило, не имело к ней ни малейшего отношения. Она просто отключилась, как иногда умела, и даже ничего не чувствовала. Палачи прежде всего подвергли её насилию, подвешивали за шею, за ноги, жгли калёным железом... Но Любы словно не было в камере. Она спокойно молчала... Всё происходящее её не касалось...
Люба Шерстюк: Любу бросили в камеру в глубоком обмороке. Только спустя несколько часов она очнулась. Хотела поднять голову, но резкая боль в шее заставила её побледнеть. Девушка со стоном опустила голову на пол. А в памяти вставали картины фронтового прошлого. Тогда, на фронте, хлопцы из её роты вовсю ухаживали за востроглазой, шустрой, лёгкой, как пламя, черноокой красавицей Любой, с её прекрасными длинными косами, тонким нежным лицом и дивной фигурой, точно выточенной из слоновой кости. Но после того памятного ей злосчастного боя раненая медсестра, радистка, разведчица Люба Шмидт попала в плен, долго маялась по разным тюрьмам, пока не оказалась в Дахау. Сразу по прибытии в лагерь она обратила внимание на молодого, лет 22, охранника в форме старшего лейтенанта. У других охранников были, как ей казалось, тупые, деревянные морды типичных фашистов, а этот... В нём сразу бросалось в глаза скрытое светлое пламя, озарявшее изнутри всё его существо. Русоволосый, стройный, кудрявый, с тонкими чертами благородного умного лица, он производил двойственное впечатление. Прежде всего он был фашист, враг, и его следовало ненавидеть. Но выражение свирепой жестокости никак не вязалось с этим вдохновенным юношеским обликом. Посмотрим, решила Люба. Если он и впрямь не враг и не дурак, он выйдет на связь. Во всяком случае, поймёт, что его заметили. И тут она поймала на себе его взгляд, который сразу узнала - взгляд опытного разведчика и подпольщика, безошибочно вычислившего своего в совершенно незнакомом человеке. Так Люба Шмидт встретилась в первый раз с любовью всей своей жизни - немецким комсомольцем Зигфридом Тельманом.
Люба Шерстюк: Придя в себя, Люба, превозмогая нечеловеческую боль, подползла к стене, нашла на полу острый камешек и выцарапала: Я умираю за Родину. Живые, отомстите за меня! Прощай, мама, прощай, Зигфрид! Как хочется жить!
Лера Григ: Та-а-к, значит мне кто-то другой ее (вернее в мой дом) передал? Надя, тебе ту записку передала Наталия.
Люба Шерстюк: Поставив последний восклицательный знак, Люба выронила камешек и потеряла сознанние...
DmitryScherbinin: А в это время командир подпольной организации "Борцы за Родину" Дмитрий Толкиен пробрался в партизанский отряд, и рассказал, что его боевые подруги Лера Григ и Люба Тельман томятся в Красноградской тюрьме. - Надо устроить налёт на тюрьму и освободить их! - пылко выкрикнул Дмитрий. - Тюрьма хорошо охраняется, а у нас сил маловато, - ответил командир партизанского отряда Игорь Добролюбов. Но тут вмешался разведчик Лёха. Он вымолвил: - Так их же завтра на пустырь за городом повезут расстреливать. Ну вы знаете: там, возле рва, раньше уже нескольких коммунистов расстреляли. - Ага, а вот это уже лучше! - усмехнулся в свои пышные, пшеничного цвета усы Добролюбов. - Там то мы и спасём наших героинь... - Вот хорошо! - нервно проговорил Дмитрий Толкиен. - Не знаю, как завтрашнего дня дождусь, ночью спать не буду... - А надо выспаться, - уверенно заявил Добролюбов. - Завтра тяжёлый день. Сначала стреляем - потом отступаем...
Люба Шерстюк: Очнувшись от обморока, Люба стиснула зубы, и, стараясь не стонать, села, привалившись спиной к стене. Холодная стена облегчала нестерпимую боль, и девушка смогла наконец собраться с мыслями. Узнать бы, смогут ли наши освободить меня? Или город так наводнён карателями, что не пробьёшься? Когда меня расстреляют? Лучше бы поскорее, чтобы ни мама, ни Зигуша не мучились долго... Мама вообще ничего не знает, Зигуше придётся узнать... Лишь бы не очень изуродовали... Если вдруг останусь жить, не хотелось бы быть страхолюдиной... Не могу пугать Зигушу, он и так хлебнул горя в жизни по горло... Мысли разбегались, перед глазами плыли красные круги, и узница провалилась в забытьё...
Люба Шерстюк: Люба то приходила в себя, то снова впадала в забытьё... В минуты просветления она вспоминала любимого, мысленно прощалась с ним... Милый Зигфрид, прости, что оставляю тебя сиротой... бросаю одного... Не жить мне на свете... Не растить наших с тобой детей... Прости, родной... и прощай... Наконец наступило инзурительно жаркое донбасское утро - последнее утро Любиной жизни. Она встала, одолевая боль, привела себя кое-как в порядок и выпрямилась, замерла. Ей не было страшно. Она знала, что погибает за Родину. Но милые лица жениха и матери стояли перед глазами, не давая собрать в кулак волю, которая была ей необходима. В коридоре провизжал пьяный голос: Тельман, Григ, на выход! Люба тряхнула головой. Прощай мамочка, подумала она. Прощай, Зигфрид. Помните обо мне и не поминайте лихом! И она, напрягая все силы, легко и твёрдо шагнула за порог камеры.
DmitryScherbinin: Партизанский отряд, командиром которого был Игорь Добролюбов, ещё затемно вышел из лагеря и, не производя лишнего шума, двинулся к месту предстоящей казни патриоток-героинь. Никем незаченные, залегли бойцы в кустарнике, окружавшем пустырь. Автоматы были в их руках. И теперь осталось дождаться нужного мгновенья. Вот пронеслось тихое, шёпотом от партизана к партизану передаваемое: - Везут... Дмитрий Толкиен крепче сжал свой автомат. Сердце его учащённо билось...
Люба Шерстюк: Люба, оттолкнув гнусных палачей, сама забралась на грузовик и села как можно ближе к верной своей подруге Лере. Девушки обнялись. Сначала тихонько говорили, прощаясь друг с другом, потом запели: Вихри враждебные веют над нами, Тёмные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы вступили с врагами, Нас ещё судьбы безвестные ждут... Солнце нещадно палило. Машина тряслась по плохой дороге, прыгала на ухабах, свежие раны от тряски нестрепимо болели. Ехали довольно долго, наконец машина остановилась. Палачи откинули борта, и, не церемонясь, сбросили истерзанных девушек на землю. И тут раздалась сначала одна автоматная очередь, затем другая...
Люба Шерстюк: Дим, только не забудь, что мой Зигфрид тоже с вами!
Люба Шерстюк: Люба и Лера встрепенулись. Наши!, прошептала Люба...
DmitryScherbinin: И вот на пустырь въехал грузовик. Конвоиры выталкали из крытого кузова истерзанных-девушек подпольщиц. Медлить дальше было нельзя. - Огонь!! - закричал командир Игорь Добролюбов. Меткие партизанские пули разили ненавистных катов, которые поначалу растерялись. - А-а, гады!! - кричал Дмитрий Толкиен, поливая их свинцовым дождём. Наконец, начали отстреливаться и немцы с полицаями. Они залегли за грузовиком, там же упали и девушки. Непонятно было: живы они или нет... И гранатами партизаны не могли воспользоваться, потому что тогда точно погибли бы подпольщицы. Перестрелка затягивалась, а со стороны города уже доносился рокот моторов. К врагам спешило подкрепление. - Надо отходить! - крикнул Игорь Добролюбов. - Нет, нет, нет!!! - бешено завопил Дмитрий Толкиен и, вскочив, бросился в атаку. Пуля ударила его в левое плечо, он упал и, скрипя зубами, пополз к грузовику.
DmitryScherbinin: Укрывшись за колесом грузовика, Дмитрий увидел Любу Тельман. Она лежала на земле и тихо постанывало. - Люба... - позвал Дмитрий. Подпольщица молча посмотрела на него. - Ты должна отползти, и Леру прихвати... Лера Григ потеряла сознание. - Не могу... - простонала измученная Люба. - Здесь, в партизанском отряде, твой Зигфрид, - произнёс Дмитрий. И это известие придало девушке сил. Она схватила Леру за плечи и потащила прочь. - Зигфрид, милый, хоть бы увидеть тебя, - шептала Люба. И тогда Дмитрий вскочил и сверху выпустил очередь по залёгшим в пыли немцам и полицаям. - Вперёд, товарищи! - крикнул отважный командир подпольщиков, но тут сразу несколько вражьих пуль ударили его в грудь, отбросили на землю. Тьма заполняла глаза Дмитрия, но всё же он ещё видел, как встали в атаку партизаны. Как сметают они последних немцев и полицаев. Кто-то склонился над ним, и Дмитрий прошептал побелевшими губами: - Прощайте товарищи, я любил вас всех...
Люба Шерстюк: А Люба, напрягая все силы, тащила Леру к своим. Остался один, самый последний шаг, но нечеловеческие пытки сказались на юной героине, она стала слабеть. Вдруг она почувствовала, что тяжесть Лериного тела больше не давит её. Она открыла глаза и увидела склонённое над ней лицо любимого. - Зигфрид!!!!!! - из последних сил прошептала девушка и потеряла сознание.
Дарья: Вот и командир наш погиб смертью храбрых... А может, он еще выжил? Ладно, беспокойный дух погибшего комиссара не вмешивается в игру!
Люба Шерстюк: Очнулась она только через несколько часов. Открыла глаза и увидела, что лежит в чистенькой белой постели, в партизанском блиндаже. Осмотревшись, она остановила прояснившийся взгляд на мужчине, сидевшем около неё. Его синие глаза были все в слезах, выражение безграничной боли и одновременно облегчения отражалось в них. - Ты жива, жива, моя дорогая! - шептали сухие мужские губы. Она тряхнула головой, прогоняя остатки обморока, и вдруг вскрикнула: - Зигфрид! Любимый мой! Вскинула руки и обвила ими его шею.
Люба Шерстюк: Беспокойный дух погибшего комиссара, ты нам очень нужен! Не уходи! Вмешайся!
Дарья: А давайте на будущее договоримся так: если человек хочет выйти из игры, то один из вариантов - он гибнет и сам себе придумывает смерть. Остальные участники игры права голоса в этом случае не имеют! Собст-на потому я и погибла, что все куда-то разбрелись и мне тоже хотелось из игры выйти! Думаю, Дима с той же целью написал о том, что в него попали пули, а конкретно не написал, что он умер потому, что оставлял себе отходные пути. Дим, так оно или не так? Поэтому, Любаш, не торопи события и не принуждай никого! Пусть Дима сам решит!
полная версия страницы