Форум » Обсуждаем » Антифашисты (продолжение) » Ответить
Антифашисты (продолжение)
Люба Шерстюк: В Минске хотят установить памятник немецкому антифашисту 17.10.2008 Выступая 16 октября в Минске на пресс-конференции, директор Минского международного образовательного центра имени Йоханнеса Рау Виктор Балакирев заявил, что надеется на восстановление к 65-летию ликвидации Минского гетто мемориальной доски в честь немецкого антифашиста, Героя Советского Союза Фрица Шменкеля, пишет БелаПАН. В.Балакирев сообщил, что мемориальная доска в честь Ф.Шменкеля была установлена на фасаде памятника архитектуры XVIII—XX веков — здания Минского гостиного двора на площади Свободы, 4. "Несколько лет тому назад в связи с реставрацией и реконструкцией этого здания доска была снята сотрудниками управления культуры Мингорисполкома и до сих пор не установлена на место. Причем в течение года невозможно найти эту доску или же изготовить ее копию. Это позор для всех нас", — сказал В.Балакирев. В годы Второй мировой войны ефрейтор Ф.Шменкель находился на Восточном фронте. Осенью 1941 года покинул свою часть и после скитаний попал в партизанский отряд "Смерть фашизму" в Смоленской области. В 1943 году за выполнение ответственного задания был награжден орденом Красного Знамени. В декабре 1943 года при выполнении боевого задания был захвачен нацистами и привезен в Минск. 15 февраля 1944 года приговорен к смертной казни. В 1978 году кинематографисты Германии и Беларуси создали фильм о Ф.Шменкеле "Я хочу вас видеть". Среди мероприятий, включенных в программу 65-летия ликвидации Минского гетто, директор ММОЦ назвал открытие памятных знаков жертвам геноцида (22 октября, 10.00, ул. Сухая, бывшее еврейское кладбище) и международный научный симпозиум "Изучение истории Холокоста в Германии и Беларуси" (22 октября, 14.00, ММОЦ, проспект газеты "Правда", 11). В.Балакирев отметил, что в годы Второй мировой войны из девяти городов Третьего рейха было депортировано в Минск около 30 тыс. евреев. "Однако в нашей столице до сих пор так и не увековечена память евреев Вены, Праги и Брно, Терезиенштадта и Франкфурта-на-Майне", — констатировал он. Среди наиболее интересных сообщений предстоящего симпозиума В.Балакирев назвал презентацию трехлетнего исследовательского проекта "Преследование евреев в Беларуси: Минское гетто и лагерь смерти Малый Тростенец", который представят немецкие историки профессор Вольфганг Бенц и Петра Рентроп.
Ответов - 52, стр:
1 2 3 All
Люба Шерстюк: В этот майский день в начале 1980-х годов, накануне Дня Победы (или Дня освобождения от фашизма, как называли его «осси» — восточные немцы), в Потсдаме, в небольшом зале клуба Управления особых отделов КГБ СССР по Группе советских войск в Германии, как говорится, яблоку негде было упасть. С оперативным составом встречался не раз бывавший по делам у армейских чекистов легендарный шеф военной контрразведки МГБ ГДР генерал-лейтенант Карл Кляйнюнг. Его прекрасный русский язык, воистину славянская внешность, отнюдь не классический «арийский» вздернутый нос как-то не ассоциировались для тех, кто видел его впервые, с образом дерзкого, отважного и вместе с тем расчетливого, разгадавшего не одну хитроумнейшую головоломку спецслужб США и ФРГ, военного контрразведчика. Вместе с тем это был и умелый разведчик, оперативный комбинатор и диверсант времен Великой Отечественной войны в оккупированном нацистами Минске. О нем и его товарищах по борьбе в третьем томе исторического исследования «Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков» говорится: «Немецкие антифашисты оказывали помощь подпольщикам Минска. Среди них были Иоахим Кюстнер, Карл Кляйнюнг (подпольная кличка «Виктор»), Ганс Штрубе…» Группа эта называлась «Юрий»… Говоря тогда о совместной работе по линии военной контрразведки, связанной с противодействием шпионской деятельности иностранных спецслужб на территории тогдашней ГДР, Карл Кляйнюнг отмечал, что это боевое братство зародилось давно, еще во время войны против фашизма. Из рядов антифашистов вышли многие профессионалы–руководители МГБ ГДР. Вспоминал генерал и о безвозвратно канувшей в лету боевой молодости, о самых, по его оценке, страшных и труднейших в его жизни, но, тем не менее, таких сладостных, упоительных и памятных годах своей жизни, прошедших в нелегальной борьбе на территории Беларуси. Думал ли убеленный сединами ветеран, да и присутствовавшие в зале, что пройдет всего несколько лет и в ходе драматических событий уйдет в небытие Советский Союз, что прекратит свое существование и нынешняя Родина генерала Кляйнюнга – Германская Демократическая Республика? И что вновь придется ему на деле доказывать верность своим идеалам, раз и навсегда данной присяге? Да, судьба с самого начала не баловала Карла Кляйнюнга. Родившись в простой рабочей семье, он рано начал работать, познал нужду и голод. В 1929 году, восемнадцатилетним пареньком Карл вступил в Компартию Германии, что было тогда далеко небезопасно. Затем стал политическим руководителем Союза Красных фронтовиков в своем родном городе Раймштадт-Штактен (земля Северный Рейн - Вестфалия). В первый бой с фашистами, пришедшими к власти в 1933 году, Карл вступил на улицах родного города. Однако рот-фронтовцам не хватало оружия, и они вынуждены были отступить… Кляйнюнг ушел в подполье и потом по заданию компартии перебрался в Голландию, откуда действовало ее земельное руководство. Он был связным и тайно ввозил в Германию антифашистскую литературу, документы. свою курьерскую службу Карл затем продолжил в Бельгии… Тем временем разгоралась гражданская война в Испании. В 1936 году Карл становится бойцом батальона имени Эдгара Андре, состоявшего в основном из немцев и входившего в 11-ю интернациональную бригаду, участвует во многих боях совместно с испанскими республиканцами. Жизнь свела Карла Кляйнюнга с интереснейшими людьми, оставившими яркий след на белорусской земле. В Испании он окончил школу подрывников, которой руководил С.А. Ваупшасов (Альфред), а тактику разведывательной работы и партизанской борьбы там преподавал К.П. Орловский (Старик). Эту многогранную деятельность курировал «отец» и легенда советского спецназа Илья Григорьевич Старинов. Карл научился вести разведку, взрывать мосты и пускать под откос эшелоны противника, захватывать штабы и устраивать засады на дорогах. В составе диверсионной группы Кляйнюнгу несколько раз довелось побывать в тылу противника, (что пригодилось затем в годы Великой Отечественной войны). Позднее он стал танкистом, возглавил взвод, а в феврале 1939 года получил звание лейтенанта. Но в 1939 году интербригадовцы вынуждены были уйти из Испании. Генерал Кляйнюнг говорил: «Вы не можете себе представить, как тяжело я переживал поражение республиканцев, даже плакал. Однако сломленным я себя не чувствовал. Впереди все равно виделась борьба, новые бои с фашизмом. Испания была прологом. Молод я был, все было по плечу. Из Франции на советском корабле «Смольный» приплыл я в Ленинград, откуда поездом прибыл в Москву. После короткого отдыха поступил на работу на автомобильный завод в Горьком. Начал штамповщиком. Рабочие встретили меня сердечно, приняли в свою трудовую семью. Однако мысли мои были все время в Германии, откуда приходили весьма неутешительные вести. Я чувствовал, что с началом II мировой войны нападение на Советский Союз не за горами. К сожалению, так оно и оказалось. Трудно было тогда сказать, что со мной будет, но я заранее был согласен на все. Прибыв в Москву в спецшколу, увидел своих старых знакомых — Ваупшасова (теперь уже Градова), Орловского. Позже, вновь после Испании, встретился с Н.И. Эйтингоном. Лишь после войны я узнал, что он, оказывается, был главным резидентом органов госбезопасности СССР в Испании, и что зафронтовой работой в годы военного лихолетья, будучи начальником 4 Управления НКВД СССР, руководил П.И. Судоплатов. К сожалению, молох репрессий в 1950-е годы их обоих не миновал. Кстати, именно в спецшколе я познакомился и с моей будущей женой коренной рижанкой Юлией Арнольдовной Лозиньш. Она тоже готовилась к нелегальной работе в тылу фашистских войск. Не знали мы тогда, конечно, доведется ли свидеться вновь. Но Бог оказался к нам милостив. Я был зачислен потом в отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН). Дважды забрасывался с разведывательными и диверсионными заданиями за линию фронта. Твердо знал, что любой разведчик, будь он хоть семи пядей во лбу, если не будет иметь надежных помощников, мало чего стоит!» Жизненные пути неисповедимы. Случилось так, что после забросок в немецкий тыл судьба свела Карла Кляйнюнга с будущим предателем Н. Хохловым, завербованным в 1954 году на территории ФРГ небезызвестным ЦРУ. Но речь сейчас не об этом… В годы войны Хохлову доверяли, и он должен был выполнить наряду с чисто разведывательными задачами важное задание Центра (4 Управления НКГБ СССР), связанное с ликвидацией палача белорусского народа Кубе (оперативная кличка Кабан), действуя при этом, как и легендарный разведчик Николай Кузнецов. Поселили его тогда вместе с Кляйнюнгом (Виктором), который проводил с ним интенсивные занятия по шлифовке немецкого языка. Хохлов (Волин) оказался старательным учеником. Он запоминал сложные идиоматические выражения, крылатые немецкие фразы, различные мелочи поведения, жадно впитывая в себя мельчайшие детали воспоминаний Карла Кляйнюнга о Германии, без чего невозможно было создать образ немецкого офицера и истинного арийца. Кляйнюнг и Хохлов прошли боевую практику в лагере немецких военнопленных в четырехстах километрах от Москвы, прожив тридцать суток за колючей проволокой. Хохлов выступал под видом младшего офицера Вальтера Латте, якобы попавшего в плен в одном из боев севернее Сталинграда. Карл Кляйнюнг играл роль унтер-офицера. Именно в такой комбинации они и были позднее заброшены за линию фронта в белорусские леса. Следует также сказать, что труды Кляйнюнга были не напрасны. В лагере для немецких военнопленных Хохлову-Вальтеру Латте кроме, собственно, самих немцев, удалось обвести вокруг пальца даже опытных советских контрразведчиков, «работавших» с военнопленными. Последние вполне серьезно полагали, что имеют дело с немцем, к тому же убежденным нацистом. А жизнь продолжала преподносить сюрпризы. Напрасно С.А. Ваупшасов и руководитель оперативно-чекистской группы Э.С. Куцин ждали разведчиков в белорусских лесах. После запроса Центр лаконично сообщил, что Виктор (Кляйнюнг) ввиду ошибки штурмана был выброшен на базу бригады «Дяди Коли». Пришлось Ваупшасову для обеспечения безопасности передвижения Виктора до базы отряда «Местные» послать группу опытных бойцов. Добирались не без «приключений», попав в полицейскую засаду, из которой удалось вырваться лишь благодаря находчивости и хладнокровию Испанца — Виктора, изобразившего немецкого офицера, якобы выполняющего спецзадание Готтберга. Гнев его был настолько неподдельным, что полицаи поспешили ретироваться. Группа была спасена. Для Карла Кляйнюнга в Центре было сработано удостоверение немецкой фельджандармерии (группы 727) на имя Отто Шульце. (Ныне оно хранится в Музее Вооруженных Сил РФ в Москве). В оккупированном Минске подобный документ имел большую силу, поскольку его владелец, кроме всех «немыслимых» прав и привилегий, беспрепятственного перемещения, мог даже расстреливать подозрительных лиц на месте. Однако нетипично немецкая внешность Виктора и то, что 727-я группа в Минске не «оперировала», требовали крайней продуманности и осторожности в действиях. Необходимо было также приобрести агентуру, связных и несколько явочных квартир. Немаловажным было и то, что в условиях комендантского часа Виктор мог привлечь к себе ненужное внимание. Чтобы не примелькаться, необходимо было периодически менять форму вермахта на гражданскую одежду. В конечном итоге в оперативную группу «Юрий» вошли 18 человек, в их числе и четыре немца. Это были: М.П. Чижевская, ее дочь Елена, студентка мединститута Н.П. Моисеева, преподаватель Белгосуниверситета, доцент Е.М. Зубкович, М.М. Голубева (Копанец), студентка З.К. Ходюня, бухгалтер О.И. Беляева (Вербицкая), Л.Д. Драгун-Пастревич, Ф.Т. Проская, О.С. Промашкова (Прохорчик), Д.М. Скарина и другие… По заданию разведчиков группы «Юрий» подпольщики собирали сведения об оборонительных сооружениях, возводимых оккупантами в городе и его окрестностях, выводили из Минска военнопленных и граждан, преследовавшихся оккупационными властями, распространяли среди населения антифашистскую литературу, принимали участие в подготовке и проведении боевых операций. Группа «Юрий» располагала несколькими конспиративными квартирами: по улице Солнечной,5, Можайской,31, Надеждинской,14а, Червенскому тракту,126 и другими. Некоторые из них использовались Карлом Кляйнюнгом. В то же время Кляйнюнг должен был вместе с Хохловым следить за маршрутами поездок верховного комиссара Кубе. И если днем мундир унтер-офицера позволял беспрепятственно перемещаться по городу, то ночью приходилось укрываться на конспиративных квартирах. Но это было опасно. Не дай бог, увидел бы кто-то, что Кляйнюнг в форме вермахта входит в дома местных жителей. Это сразу же могло вызвать подозрения у полицаев, фельджандармерии, агентов СД, и беды не миновать. Требовалась жесточайшая конспирация. Карл по имени не знал большинство подпольщиков и обменивался с ними лишь паролем. Использовались и тайники. Таков был «железный закон» разведки. При этом дважды Кляйнюнг был на волосок от гибели, когда в него стреляли свои же народные «мстители». Николай СМИРНОВ (Окончание следует) Работа по Кубе (Кабану) продолжалась во многих направлениях. Разведчиков привлекла Белая дача, располагалагавшаяся в древнем лошицком парке. Ее облюбовал для званых пиров гауляйтер Кубе, наезжавший сюда изредка со свитой. На даче чаще обитал «радушный хозяин» — минский окружной комиссар Фройтаг. Для решения стоящей задачи необходимо было в сжатые сроки приобрести там источники информации и непосредственных исполнителей акции. При этом начальника полиции безопасности и СД фон Готтберга в целях конспирации нарекли Гусем, а Фройтага — Барсуком. Кляйнюнг лично встретился с Надеждой Моисеевой, Марией Павловной и Лидией Чижевскими, работавшими у Фройтага на Белой даче. После непродолжительного предварительного изучения, получения от них первичной информации о распорядке и охране в доме, а также плана его помещений, Карл принял решение о вербовке этих лиц в ходе последующих встреч. Псевдонимы разведчицы выбрали соответственно — Подруга, Мать и Дева. Николай СМИРНОВ (Окончание следует) План уничтожения Кабана, отработанный уже в партизанском лесу, был достаточно кратким: доставить в Минск несколько мин с часовым механизмом, научить на явочной квартире Подругу и Деву обращению с ними, а затем переправить эти мины в Лошицу. При появлении там Кабана завести часовой механизм и установить их в комнатах, которые он занимает. Вроде все решили Кляйнюнг с Куциным, но опять-таки жизнь внесла свои коррективы. С тревогой восприняли разведчики известие о том, что Надя имеет какой-то яд (а он действительно был, как оказалось) и намерена отравить им Кабана, Гуся, Барсука и весь остальной «зверинец» во время их визита в Лошицу. Еле удалось успеть отговорить ее от этого намерения. Доводы Кляйнюнга и Куцина были следующие: отравление Кубе может только сыграть на руку нацистской пропаганде (ведь гитлеровцами постоянно использовался в пропагандистских целях «тезис» о том, что СССР якобы в любой момент готов применить химическое оружие, и поэтому нельзя давать врагу очередной повод для развязывания химической войны против СССР); необходимо сделать все, чтобы Кабан был уничтожен либо миной, либо пулей; опрометчивость и ненужная «самодеятельность» в этом деле опасны; Убедившись через агентуру, что в ближайшее время Кабан, видно почуяв что-то, не собирается посещать Лошицу, Кляйнюнг начал продумывать городской вариант плана его ликвидации. А для этого надо было вербовать кого-то из «обслуги» гауляйтера. К сожалению «выходов» туда не было, подходящих кандидатур тоже. Однако, постепенно отсеивая различные варианты, разведчики остановились на горничной Кабана Елене Мазаник. Комнату ей дали немцы на улице Энгельса, недалеко от резиденции гауляйтера, где она жила вместе с сестрой Валей. Кляйнюнгу к ней идти было нельзя и вот тут выбор пал на Хохлова, как мастера перевоплощения в совершенстве владеющего немецким языком, и тоже имевшего документы тайной полевой полиции. Тем более, что Хохлов убедил Куцина в неотразимости своей аргументации для «склонения» Мазаник к сотрудничеству с группой «Юрия». Повел себя Хохлов (Рыжий, как окрестила его Мазаник) в дальнейшем довольно нагло и бесцеремонно, в результате чего задание не выполнил, получив «от ворот поворот». Объясняя потом причину провала своей миссии, он путано рассказывал о том, что забыл свои партизанские документы, и Мазаник ему не поверила, приняв за очередного «провокатора» СД. Как выяснилось, начал Хохлов с прямых угроз «изменнице» и продолжал в подобном духе весь разговор, что установлению контакта отнюдь не способствовало. Попытались выйти разведчики на Елену Мазаник и через другие каналы, но получили от нее лишь совет «не рисковать больше». Позитивным Куцин и Кляйнюнг посчитали то, что она все-таки никого не выдала немцам. Значит, была еще какая-то надежда. Многого они тогда еще не знали. Подобный поворот дела привел к тому, что находившийся по указанию Кляйнюнга на разведзадании в Минске Хохлов, вновь «напросился» «искупить вину» и сыграть роль вербовщика. Потом Кляйнюнг долго корил себя за свою уступчивость. Встречаясь уже в 1986 году в Белоруссии с соратниками по борьбе, он очень резко отзывался о грубости, наглости и недисциплинированности Хохлова. На сей раз «обер-лейтенант Вальтер Латте» заявился к Мазаник домой в ее отсутствие. Это наделало немалый переполох среди соседей, которым он объяснял, что влюблен в Елену и хочет увезти ее в Чехословакию, где живет его отец-фабрикант. Дальнейшее Е.Г. Мазаник описывала так: «Возвращаюсь с работы… С крыльца мне навстречу снова бросился…Рыжий… Я застыла на месте – думала, сейчас арестует… … Как только вошли в комнату, Рыжий замкнул дверь на ключ… Он сел затем на стул, выхватил пистолет, положил на стол и сказал: «Учти, эта штучка стреляет бесшумно… Продолжим разговор?» «Нет, – прервала я его; – думаю, пан или пропал… Повторяю, я сказала – нет! А теперь вопрос, как можно посылать такого идиота, как ты? С какой бы стороны ты ни пришел, так грубо поступать и так работать нельзя. Ты дурак. А тот, кто посылает тебя, дважды дурак!» После второго фиаско Кляйнюнг отправил Хохлова в лес с докладом командиру об изменениях и оперативной обстановке в немецком гарнизоне. Тем временем он задумал выйти на Мазаник с помощью Лиды Драгун через ее соседа Михаила Кумейшу, о чем в Центр ушла радиограмма: «Все же Виктор через Асю убедил Шефа (Кумейшу) в необходимости помочь в работе по ликвидации Кабана». Но события развивались стремительно и по иной схеме. Как стало позже известно, 22 сентября 1943 года при содействии командира разведотряда Разведывательного управления ГШ РККА «Димы» Н.П. Федорова миной подложенной Е.Г. Мазаник в спальне, был уничтожен гауляйтер Белоруссии в Кубе. В совместном докладе НКГБ СССР, РУ ГШ РККА и ЦШПД по этому поводу еще в октябре 1943 года справедливо указывалось, что задача на уничтожение Кабана была поставлена всем ведомствам, занимавшимся зафронтовой работой. С Е. Мазаник связывались различные резидентуры НКГБ СССР («Канская», «Сирена»), но наиболее результативной была работа оперативной группы РУ ГШ РККА. При этом Мазаник потребовала в целях проверки и исключения провокаций свидания с руководящим работником опергруппы майором Федоровым, после чего дала согласие провести акцию в отношении Кубе. По поводу роли Хохлова (Волина) в докладе лишь «скромно» указывалось, что ему «удалось» организовать встречи с Еленой Мазаник, во время бесед с которой он также «настойчиво» предлагал ей принять участие в ликвидации Кубе. Как это происходило на самом деле ныне хорошо известно. Новым гауляйтером стал эсесовский генерал фон Готтберг, по приказу которого уничтожалось все, что может служить «сховищем и жилищем для партизан», расстреливалось местное население, захватывались зерно и продукты. Поселился Гусь уже на улице К. Маркса в Минске, посетил, как и его предшественник, Лошицу, где квартировал Фройтаг (Барсук). Там намечалось совещание гебитскомиссаров, зондерфюреров и ожидалось присутствие Гуся и Барсука. Прежние магнитные мины для совершения акции уже не подходили, требовался мощный заряд, который лучше всего было заложить в печку. Кляйнюнг сам изготовил 11-ти килограммовый толовый заряд, обучил Мать, Деву и Подругу, как его приводить в действие. Затем, экипировавшись в немецкую форму, вместе с О. Вербицкой доставил заряд в Лошицу. Позаботились они и о безопасности родственников участников акции. К сожалению, она не удалась, и смерть людей, в ней участвовавших, была мученической. Позднее в сообщении 4 Управления НКГБ СССР о героической гибели агентов оперативной группы Подруги, Матери и Девы (сентябрь 1944 года) говорилось: «Оперативной группой полковника госбезопасности Куцина, которая действовала в районе Минска, в сентябре 1943 года для ликвидации помощника генерального комиссара Фройтага были завербованы агенты: Подруга – Моисеева Надежда…, работала официанткой в доме Фройтага; Мать – Чижевская Мария Павловна…, старшая хозяйка в доме Фройтага; Дева – Чижевская Лида, дочь агента Матери. В ходе подготовки операции по осуществлению теракта над Фройтагом в печь, которая находилась в его доме, агентами были заложены магнитные мины, которые случайно нашла истопница… и немедленно сообщила об этом немцам… В результате этого предательства агенты Дева, Подруга и Мать были повешены в местечке Лошица 25 декабря 1943 года. Жителями местечка Лошица за 32 подписями составлен акт о казни Девы, Подруги и Матери, из которого видно, что они перед казнью проявили исключительную стойкость, мужество и героизм.» Посмертно все они Указом Президиума Верховного Совета СССР награждены орденами Отечественной войны I степени. За антифашистскую борьбу в минском подполье К. Кляйнюнг также был награжден орденом Отечественной войны I степени. Гибель патриоток все последующие годы болью отзывалась в его сердце. По окончании Великой Отечественной войны Карлу Кляйнюнгу, как и Эриху Мильке, а позже и Маркусу Вольфу выпало создавать казарменную народную полицию в Восточной зоне оккупации, из 5-го реферата которой затем образовалась в начале 1950 годов Служба безопасности ГДР, а позже МГБ ГДР. Существенную помощь в становлении новой спецслужбы ГДР оказывали до 1958 года советники из КГБ СССР. Это был ответ на действия западных держав и раскол Германии. С этих пор знал Карла Кляйнюнга, как шефа военной контрразведки МГБ ГДР, полковник С.С. Ветохин, в далеком 1939 году пришедший служить в особый отдел НКВД по Западному ОВО в городе Минске, ветеран Великой Отечественной, более полутора десятка лет, работавший на острых участках контрразведывательной деятельности в Группе советских войск в Германии совместно с восточно-германскими военными контрразведчиками. Сергей Сергеевич в свое время вспоминал: «Конечно, МГБ ГДР было одной из сильнейших спецслужб в Варшавском договоре. Становление его проходило с нашей помощью, но пальма первенства в последующие годы ему принадлежала по праву. МГБ имело многочисленные контрразведывательные и разведывательные подразделения, располагавшие обширной агентурной сетью, как внутри этого государства, так и вне его. ГДР имела наиболее боеспособную Национальную народную армию, а Советский Союз располагал более чем пятисоттысячной группировкой войск в Германии. Этой группировке противостоял отнюдь не «пацифистски» настроенный блок НАТО, вынашивавший вполне конкретные наступательные планы, предполагавшие, при необходимости, и «ограниченную» ядерную войну. Естественен был «интерес» спецслужб блока, как к советским военным объектам, так и к ННА ГДР. С Карлом Кляйнюнгом нас связывали, конечно, профессиональные интересы. Он был предан делу, обладал острым умом и мыслил нешаблонно. В ходе совместных агентурно-оперативных мероприятий были выявлены и арестованы десятки агентов ЦРУ и БНД (федеральной разведывательной службы ФРГ). При этом подчиненные Кляйнюнга действовали активно и наступательно в теснейшем взаимодействии с особыми отделами КГБ СССР по ГСВГ. Разумеется, нас связывали и воспоминания о Белоруссии, которую Карл Кляйнюнг называл своей второй родиной. Так что слова известной песни «Песняров» начала 1970 годов «Молодость моя – Белоруссия…, песни партизан, сосны да туман…» были своеобразным паролем для нас, белорусов, на немецкой земле. Должен подчеркнуть, что в той оперативной обстановке и геополитической ситуации, не предусматривавших иных военно-стратегических и оперативных решений, активно работал и разведаппарат МГБ ГДР, возглавлявшийся с 1956 по 1986 годы М. Вольфом. Достаточно сказать, что только в Западной Германии, как выяснилось позже, «ШТАЗИ» имело свыше 500 агентов в важнейших государственных учреждениях Бонна, не говоря уже об агентах в других странах блока, включая штаб-квартиру НАТО в Брюсселе. И важнейшая информация была ведь не только достоянием ГДР. Ее получали и заинтересованные ведомства Советского Союза. У нас ведь было единое с М. Вольфом кредо: «В разведке должна быть мораль. Без морали разведки нет…» История не имеет, да и не может иметь сослагательного наклонения. И жаль, что судьба оказалась потом немилосердной ко многим нашим боевым немецким товарищам…» А дальше были «перестройка» в СССР, падение Берлинской стены в 1989 году. В 1991 году Германская Демократическая Республика прекратила свое существование в результате «внутригерманского аншлюса». Ни «почетного немца» М.Горбачева, ни стратегически недальновидное в тот период руководство новой России судьба многих из тех, кто нам десятилетиями активно помогал, уже не интересовала. В 1992 году вопреки законам международного права, требующим судить людей по законам их страны, Э. Мильке, М. Вольф предстали перед западногерманской Фемидой. Вели они себя мужественно и, так или иначе, были затем от ответственности освобождены. Не избежал «внимания» со стороны комиссии Гаука, расследующей деятельность МГБ ГДР, и Карл Кляйнюнг. Но он не согнулся, и достойно принял навязанный ему «последний бой», ничего лишнего не сказав, никого не оболгав и не «сдав». К этому следует добавить, что американские спецслужбы в 1990 году в нарушение суверенитета Германии провели тайную акцию под кодовым названием «Розенхольц» и завладели информацией из сейфов МГБ бывшей ГДР. Молниеносная акция позволила американцам заполучить на многих компьютерных дисках и дискетах «оперативные данные» Главного управления разведки МГБ ГДР. Здесь была поистине бесценная информация (500 000 карточек) не только о конспиративных сетях «неофициальных сотрудников МГБ» в «несоциалистических государствах», но и имена, псевдонимы, персоналии на сотни агентов «ШТАЗИ» за рубежом. Когда, где и как все это «выстрелит» – можно только догадываться. Американцы, кстати, до настоящего времени так полностью и не вернули ФРГ этот информационный массив. Хотя и то, что немцы успели от них получить, уже стало их «головной болью», поскольку ФРГ стала страной с «непредсказуемым прошлым». А генерал Карл Кляйнюнг, несмотря на произошедшую трагедию, остался верен себе, своим боевым товарищам и присяге. Каждое утро до последнего дня жизни он поднимал на лужайке перед своим домом флаг несуществующей ГДР, а федеральные власти объединенной Германии старались его больше не трогать, с пониманием относясь к ветерану-антифашисту, бойцу, лучшие годы жизни своей отдавшему борьбе с нацизмом. Окончание следует.
Люба Шерстюк: Симон Визенталь (нем. Simon Wiesenthal, 31 декабря 1908, Бучач, Австро-Венгрия, ныне в Тернопольской области Украины — 20 сентября 2005, Вена) — общественный деятель, «охотник за нацистами».Содержание 1 Довоенная судьба 2 Деятельность и критика 3 Ссылки 4 Примечания Довоенная судьба Окончил технический университет в Праге, с 1932 жил во Львове, работал архитектором. После присоединения Западной Украины к СССР в 1939 г. едва избежал депортации в Сибирь вместе с другими евреями приграничной зоны. В 1941 г. после занятия Львова нацистами Визенталь и его жена оказались в львовском гетто, откуда им удалось бежать. Однако в июне 1944 Визенталь был пойман во Львове и отправлен в лагерь смерти Маутхаузен, откуда освобождён американскими войсками 5 мая 1945 г. В общей сложности жертвами холокоста стали 89 родственников Визенталя и его жены. Деятельность и критика Центр Симона Визенталя в Лос-Анджелесе, США После окончания Второй мировой войны Визенталь посвятил все свои силы поиску нацистских преступников, скрывающихся от наказания. Он лично и созданная им организация (с 1947 г. — Центр еврейской документации в Линце, позднее в Вене) принимали участие в розыске и поимке целого ряда крупных фигур нацистской карательной системы, в том числе начальника Еврейского отдела гестапо Адольфа Эйхмана. Правда, на протяжении всей деятельности Визенталя в его адрес раздавалась достаточно резкая критика со стороны других участников антифашистского движения, утверждавших, что заслуги Визенталя и в деле Эйхмана, и во многих других случаях искусственно раздуты им самим. В 1980-е гг. Визенталь находился также в жёсткой конфронтации с политической элитой Австрии, постоянно напоминая ведущим политикам страны об их нацистском прошлом. Был убежденным противником идеи коллективной ответственности немецкого народа, утверждая, что, в таком случае, нацистские преступники могут «раствориться» в народе[1] В 1977 г. был основан Центр Симона Визенталя со штаб-квартирой в Лос-Анджелесе — независимая организация, работа которой направлена на сохранение памяти жертв холокоста, пропаганду толерантности и борьбу с антисемитизмом. Визенталь не руководил непосредственно этой организацией, а был её духовным лидером и идейным вдохновителем. Деятельность Визенталя была отмечена высокими правительственными наградами США, Великобритании, Франции, Нидерландов, Австрии и др. Ссылки Центр Симона Визенталя — официальный сайт. Последний борец с нацизмом: памяти Симона Визенталя Симон Визенталь. Его услышал весь мир Примечания ↑ Последний борец с фашизмом: памяти Симона Визенталя Категории: Персоналии по алфавиту | Родившиеся 31 декабря | Родившиеся в 1908 году | Умершие 20 сентября | Умершие в 2005 году | Еврейские общественные деятели | Почётные граждане Вены | Узники концентрационных лагерей | Умершие в Вене | Жертвы холокоста | Охотники за нацистами Скрытая категория: Википедия:Хорошие статьи de-wiki This article is licensed under the GNU Free Documentation License. It uses material from the Wikipedia article Симон_Визенталь.
Люба Шерстюк: Эрих ВайнертЭрих Вайнерт Erich Bernhard Gustav Weinert Почтовая марка ГДР, 1965, 40 пфенингов (Михель 1124, Скотт 754B) Имя при рождении: Эрих Бернхард Густав Вайнерт Дата рождения: 4 августа 1890 Место рождения: Германская империя, Магдебург Дата смерти: 20 апреля 1953 Место смерти: ГДР, Берлин Гражданство: Германская империя / ГДР Род деятельности: поэт / переводчик Карьера: 1920 — 1953 Премии: Национальная премия ГДР Памятник Эриху Вайнерту во Франкфурте-на-Одере Эрих Бернхард Густав Вайнерт (4 августа 1890, Магдебург — 20 апреля 1953, Берлин) — немецкий поэт и переводчик, общественный деятель Германской Демократической Республики. Основатель Академии искусств ГДР.Содержание [убрать] 1 Биография 2 Творческая деятельность 3 Память 4 Литература Биография Эрих родился в семье инженера. С 1908 по 1910 годы он учился в профессионально-техническом училище в родном городе. Затем — в Высшей школе прикладных искусств в Берлине, которую окончил в 1912 году. Участник первой мировой войны, офицер. Вайнерт был соучредителем Союза пролетарских революционных писателей Германии. В 1929 году он вступает в ряды КПГ. После фашистского переворота 1933 года Вайнерт с женой и дочерью вынужден был эмигрировать сначала в Швейцарию, а оттуда в Саарскую область. После плебисцита Саара в 1935 году Вайнерт уезжает в Париж, а оттуда в Советский Союз. С 1937 по 1939 годы Вайнерт участвовал в гражданской войне в Испании в качестве фронтового корреспондента в составе 11-й интернациональной бригады. После нападения Германии на Советский Союз Вайнерт действовал как пропагандист-антифашист на передовых позициях Советско-германского фронта. Он обращался по радио к немецким солдатам, листовки с его стихотворениями в большом количестве сбрасывались на территории, оккупированные немецкими войсками. В 1943 году он возглавил антифашистский комитет «Свободная Германия». В 1946 году Вайнерт возвращается на родину. В 1949 и 1952 годах его удостоили Национальной премии. Вайнерт один из основателей Академии искусств ГДР. Умер Эрих Вайнерт 20 апреля 1953 года в Берлине. Урна с его прахом находится в колумбарии центрального кладбища Берлина. Мемориальная плита в колумбарии центрального кладбища Берлина Творческая деятельность В 1919 году вместе с другими молодыми художниками Вайнерт основал общество художников «Die Kugel». В начале 1920 года он опубликовал в журнале общества свои первые стихотворения. Выступал как актёр и декламатор в Лейпциге. С середины 1920-х годов Вайнерт становится заметным представителем пролетарского революционного литературного движения этих лет. В своих сборниках «Балаган» (1925) и «Эрих Вайнерт говорит» (1930) он раскрывается как политический поэт, агитатор и сатирик. Его произведения были написаны простым и доступным языком. В 1934 году Вайнерт опубликовал сборники антифашистских стихов «Булыжники» и «Наступит день». С 1935 года, в составе группы немецких поэтов-антифашистов (А. Куреллы, Х. Хупперта, Г. Роденберга, Г. Циннера и других), Вайнерт начал переводить на немецкий язык произведения Тараса Шевченко. Переводы Вайнерта адекватны произведениям Шевченко высокой поэтичностью, точностью воспроизведения формы и содержания, идейной направленностью, поэтому он считается лучшим переводчиком поэзии кобзаря. Всего Вайнерт перевёл 68 произведений Т. Шевченко. В 1935 году Вайнерт отправился в путешествие по Украине. Он выступал в Киеве, Днепропетровске, Запорожье, Харькове. В 1951 году в Берлине вышла книга Т. Шевченко «„Гайдамаки“ и другие поэзии» в переводе Вайнерта. Том же году в Москве был издан на немецком языке двухтомный «Кобзарь» под редакцией А. Курелли, где были помещены и переводы Вайнерта. Среди них: цикл «В каземате», «Ведьма», «В нашем раю на земле», «Слепая» и другие. Помимо поэзии Шевченко Вайнерт переводил также произведения украинской и русской классической поэзии и литературу других народов мира. Э. Вайнерт является автором текста гимна интернациональных бригад в Испании. Стихи его испанского цикла собраны в книге «Камарадас», изданной в 1951 году. Вайнерт автор рассказов, написанных в годы войны: «Смерть за отечество» (1942), «Целесообразность» (1942), фронтового дневника «Помни о Сталинграде» (1943), сборника стихов-листовок «Против истинного врага» (1944). Взятые в плен немцы часто цитировали стихи Эриха Вайнерта о девяти годах фашистской диктатуры в Германии. По рассказам пленных, эти стихи, передавались из рук в руки и тайно декламировались солдатами в окопах: Грудой развалин Европа легла, Смерть над людьми нависла. Родина, ты никогда не была Миру так ненавистна! Память Имя Вайнерта носит улица в его родном городе Магдебурге, а так же улицы в Берлине, Коттбусе, Фюрстенвальде, Лейпциге, Потсдаме, Зенфтенберге и Висмаре. Дом на Тимштрассе, 7 в Магдебурге Букау, где жил Вайнерт используется теперь как литературный дом. Во Франкфурте-на-Одере установлен памятник Вайнерту
Люба Шерстюк: Мемуары В.Л.Пещерского опубликованы в 3 и 4 томах Очерков истории российской внешней разведки (М.:Международные отношения, 1997, 1999 гг.). Я собрала их в одну публикацию и позволила себе немного сократить и кое-где перессказать (мои вставки выделены курсивом), т.к. исходный текст читался тяжело: много неконкретных рассуждений и перехода из стиля публицистики в стиль художественно-детективной прозы. Надеюсь, читатели простят меня за такие "вольности". Елена Жаворонкова Красная капелла. Что такое «Красная капелла»? Вряд ли найдется европейская страна, в которой так или иначе не писали бы о группе немецких антифашистов «Корсиканца» - Арвида Харнака и «Старшины» - Харро Шульце-Бойзена, неточно именуемой «Красная капелла». В разведывательных институтах Запада, утверждает известный французский публицист Жиль Перро, «капелла» изучается как организация, представляющая сплав антифашистского Сопротивления с элементами разведывательной деятельности, добившаяся в целом поразительных результатов. Вместе с тем большинство печатных выступлений, посвященных «Красной капелле», страдают односторонностью и неполнотой. Это, по-видимому, объясняется тем, что сведения о ней длительное время черпались преимущественно из мемуаров немецких контрразведчиков, боровшихся против «капеллы» и преследовавших ее участников как своих заклятых врагов. Архив советской разведки на этот счет вплоть до последнего времени оставался закрытым, как, впрочем, и сейфы спецслужб США и Великобритании. О том, как появилось на свет название «Красная капелла», рассказал заместитель шефа гестапо Мюллера, председатель Особой комиссии «Красная капелла», оберфюрер СС Ф. Паннцингер, взятый в плен Советской Армией. На допросах в СМЕРШ 1 февраля 1947 года и 29 июня 1951 года на Лубянке он показал, что отслеживание деятельности антифашистов началось в результате радиоперехвата радиоспециалистами шифрованных сообщений (на жаргоне контрразведки радисты назывались «музыкантами», «пианистами»). В эфире раздавался стрекот морзянки не одного радиопередатчика, а многих. В Германии и в оккупированных странах Европы работал целый «оркестр», или по-немецки «капелла». Германская служба радиошпионажа определила, что «музыканты» ориентировали свои передачи на Москву. Поэтому «капелла» получила соответствующую «красную» окраску. Команда Паннцингера вкладывала пренебрежительный оттенок в наименование своих противников. Фашисты хотели, чтобы память об участниках «Красной капеллы» исчезла навсегда. Но судьба распорядилась иначе. О зондеркоманде «Роте капелле» почти никто не помнит. Имена же Харро Шульце-Бойзена («Старшина») и Арвида Харнака («Корсиканец»), их друзей-единомышленников известны в мире как имена мужественных людей, сумевших в тяжелое время нацистского террора разглядеть неизбежный крах германского фашизма и бороться за построение новой, миролюбивой и демократической Германии. «Красная капелла» включала в себя многочисленные, зачастую не связанные между собой группы антифашистского Сопротивления. Они работали либо самостоятельно, либо в контакте с советской внешней разведкой, а часть из них - под непосредственным кураторством Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба Красной Армии. Утверждение, будто все они направлялись из единого зарубежного центра и что их руководителем якобы являлся советский военный разведчик Леопольд Треппер, ошибочно. Берлинская группа Арвида Харнака и Харро Шульце-Бойзена пошла на добровольное сотрудничество с представителями советской внешней разведки ради получения помощи в ведении эффективной борьбы за свержение гитлеровской тирании. Связи между антифашистами и представителями советской разведки носили характер партнерства. Этим объясняется, в частности, то, что группа «Корсиканца» и «Старшины», хотя и решала важные разведывательные задачи, не была классической единицей секретных помощников зарубежной державы. Связь с группой поддерживалась через «легальную» резидентуру внешнеполитической разведки в Берлине вплоть до нападения Гитлера на СССР. Данный очерк, не претендуя на исчерпывающее освещение темы «Красной капеллы», предлагает прежде всего остановиться на мало или совсем не известных сторонах ее деятельности. Впервые говорится о советских людях, принимавших участие в этой сложной и важной операции, их нелегком труде, достижениях, а также допущенных промахах и просчетах, в том числе со стороны руководства разведки. Начало деятельности. Назначение Гитлера канцлером Германии в 1933 году обострило обстановку в стране. Фашизм стремился террором окончательно уничтожить демократические и прогрессивные силы немецкого народа. Полное, казалось бы, торжество фашизма в стране поставило перед внешней разведкой СССР актуальную задачу: выйти в Германии на оппозиционные силы, способные выступить против Гитлера, выяснить, каково их положение, кого они объединяют, какой придерживаются стратегии и тактики, каковы намерения гитлеровского руководства во внутренней и внешней политике. Для этого необходимо было найти способы проникнуть в верхние эшелоны власти. Этой работой начал заниматься Борис Моисеевич Гордон, заведующий консульским отделом посольства СССР в Берлине, руководитель «легальной» резидентуры НКВД с помощью первого секретаря посольства Александра Гиршфельда, который согласился познакомить Гордона с сотрудником Министерства экономики, доктором философии и юриспруденции Арвидом Харнаком и его женой Милдред, американкой немецкого происхождения, доктором филологии (после прихода нацистов к власти Харнак, потомственный интеллигент (из уважаемой профессорской семьи),начал выражать марксистские взгляды, по поручению КПГ участвовал в создании «Союза работников умственного труда», легальной массовой организации прогрессивно настроенных интеллектуалов, вел пропаганду по изучению советского планового хозяйства, организовал соответствующее общество АРПЛАН и ознакомительную поездку немецких инженеров и экономистов в СССР). В начале августа 1935 года на квартире доктора Харнака Гордон и Гиршфельд договорились, что Харнак (впредь «Корсиканец») будет вместе с советскими друзьями бороться против диктатуры фашизма, за демократию, за предотвращение затеваемой нацистами войны против европейских народов и Советского Союза. На ближайшей встрече Гордон поставил перед «Корсиканцем» вопрос о работе на строго конспиративной основе, прекращении афиширования антифашистской деятельности и осторожности в личном поведении. По рекомендации русского друга Харнак вступил в национал-социалистскую партию. Он должен был стать внешне стопроцентным «наци» и слыть в их кругах своим человеком. В 1935 году Харнак становится правительственным, а потом и старшим правительственным советником в имперском министерстве экономики. Из справочного фонда министерства он мог получать информацию о любом секторе хозяйства страны и военном производстве. Он получал бесценные сведения, которые передавал в Москву. В Центре эта информация неизменно получала высокую оценку. Антифашистскую борьбу вместе с «Корсиканцем» вели его близкие и преданные друзья: Адам Кукхоф («Старик») - видный писатель и драматург и его жена Грета Кукхоф («Кан») . Она обучалась в США в одно время с Арвидом и познакомилась с молодой четой Харнаков. Через профессора Хебеле, тоже разделявшего антифашистские взгляды, и супругов Кукхоф «Корсиканец» познакомился со «Старшиной» - Харро Шульце-Бойзеном, старшим лейтенантом, начальником пятого реферата разведывательного штаба авиации маршала Геринга. Тесные отношения между этими антифашистами послужили основой для возникновения в подполье одной из наиболее активных ячеек антигитлеровского Сопротивления. Тщательно проверяясь, Б. Гордон проводил периодические встречи с «Корсиканцем». Благодаря связям с членами Верховного командования сухопутных сил, Комитета по четырехлетнему плану милитаризации немецкой экономики, Имперской хозяйственной палаты, руководством концерна «ИГ Фарбен», а также с сотрудниками Института военно-экономической статистики «Корсиканец» был в курсе важных вопросов подготовки «рейха» к агрессии и заблаговременно информировал СССР о них. «Проколы» в кадрах советской резидентуры. В 1937 году Гордон был вызван в Москву, где был арестован. Гордона оклеветал мелкий, завистливый человек, когда-то им задетый. Донос пришелся кстати. Гордон был рекомендован на работу в Берлин руководителем разведки А.Х. Артузовым. Началась расправа с руководством разведки, и всплыл этот факт, истолкованный как тесная связь Гордона с вражеской группировкой. Особый суд «тройки» приговорил его к расстрелу. Сегодня имя отважного и талантливого разведчика возвращено из небытия и стало известно соотечественникам. Отзыв Гордона по сути обезглавил резидентуру, которая находилась в тот период на подъеме. В ее составе действовало до полутора десятков разведчиков, имевших интересные и важные источники информации. Например, Карл Беренс - конструктор-проектировщик. Выходец из рабочей семьи, коммунист, работал на военном заводе «АЕГ-Турбине». Харнак познакомил Беренса с работником внешней разведки. Проникнутый антифашистскими настроениями и симпатией к СССР, Беренс предоставил разведке ценные данные военной опытной станции Министерства авиации. Эрвин Гертс - полковник авиации, начальник контрразведывательной службы Министерства авиации. По профессии летчик. Длительное время работал в журналистике. После прихода к власти в стране фашистов к ним не примкнул, но согласился служить в авиации, где сделал карьеру. В душе остался демократом, немецким патриотом. На этой почве сблизился со «Старшиной» и передавал ему ценные сведения. От «Старшины» информация поступала к «Корсиканцу» и далее в Москву. Гюнтер Вайзенборн - редактор немецкого радио, по профессии журналист. Близко сошелся с Харро Шульце-Бойзеном на почве активного неприятия национал-социализма, милитаризма и поиска новых путей развития Германии. Был активным помощником Шульце-Бойзена, добывая политическую информацию в Министерстве пропаганды и в журналистских кругах. После отъезда Гордона резидентуру некоторое время возглавлял А.И. Агаянц - молодой, но к тому времени уже достаточно опытный разведчик. И опять фатальное невезение. В декабре 1938 года Агаянц скончался на операционном столе. Прободение язвы желудка оказалось для него роковым. До сентября 1939 года берлинская резидентура не имела резидента. В Центре не хватало кадров, опытные разведчики были уничтожены в ходе репрессий. В сентябре 1939 года в Берлин был наконец назначен новый резидент. Но выбор оказался неудачным. А.З. Кобулов, протеже наркома внутренних дел Берии, недостаточно образованный (пятилетнее образование плюс курсы счетоводов), амбициозный, длительное время работал на скромных финансово-хозяйственных должностях мелких учреждений и предприятий Закавказья. По совету старшего брата Богдана, заместителя Берии, перешел на службу в органы безопасности и при поддержке брата сделал стремительную карьеру. В 1939 году без всякого опыта разведывательной работы он оказался во главе одной из важнейших точек НКВД за рубежом - в Берлине. Перед отъездом из Москвы Кобулов был принят начальником внешнеполитической разведки комиссаром III ранга П.М. Фитиным. Разговор был формальный, протокольный. Состоялась беседа с начальником немецкого направления П.М. Журавлевым, одним из опытнейших оперативных работников разведки. Оба расстались без чувства симпатии: у Павла Матвеевича от разговора с самонадеянным Кобуловым остался на душе мутный осадок. Едва оглядевшись на месте, Кобулов энергично принялся за «дела». Неразборчивость в установлении контактов и болтливость обратили на себя внимание начальника отделения гестапо «4-Д» штандартенфюрера Ликуса, который дал указание начать его разработку. По учетам гестапо Кобулов значился резидентом советской разведки. П.М. Журавлев, почувствовав недоброе, пытался вмешаться в ход событий, призвать Кобулова к дисциплине и конспирации. Подготовленный на этот счет проект указания в Берлин Журавлев принялся согласовывать с вышестоящим руководством, которое нашло указание берлинскому резиденту излишне резким (знали, кто стоит за его спиной) и смягчило текст. Когда Кобулов убедился, что его, хотя и в деликатной форме, предупредили, он вышел из себя и обратился с личным письмом к начальнику разведки Фитину. Резидент жаловался, что до него дошли слухи о том, что заместитель начальника разведки П.А. Судоплатов и П.М. Журавлев необоснованно критикуют его работу за спиной. Следовало бы положить конец подобной болтовне, подсказал он Фитину. В том же письме Кобулов просил о предоставлении ему денежной дотации, ссылаясь на выслугу лет и местную дороговизну. Руководство внешней разведки перевело Кобулову причитающиеся рейхсмарки, но пришло к выводу, что работу резидентуры можно на деле улучшить, лишь направив в Берлин опытного и знающего обстановку оперработника. Наиболее подходящей сочли кандидатуру А.М. Короткова. Новая «политика» работы. В апреле 1940 года Коротков прибыл в Берлин. Спустя некоторое время он возобновил встречи с «Корсиканцем», а позднее и со «Старшиной». От них была получена ценная информация о приготовлениях Германии к войне против СССР. Кобулов пожелал встречаться с «Корсиканцем», используя Короткова как переводчика. Сообщив в Москву о планируемой встрече, Амаяк Захарович услышал в ответ не очень вежливое: «На встречу с «Корсиканцем» не ходить». В то же время встречи Короткова с «Корсиканцем» неожиданно прервались из-за непредвиденных обстоятельств. Нелегально посланная в Берлин оперативная сотрудница Червонная, свободно владевшая немецким языком и снабженная подлинными немецкими документами, попала в засаду, устроенную гестапо на квартире агента, к которому она шла с заданием. Многое в этой истории было неясно. Центр насторожило то, что Червонная знала нескольких агентов, с которыми проводил встречи Коротков. Случайно это или кто-то из агентов подставил Червонную, а теперь хочет спровоцировать Короткова? Однозначного ответа не было, и Москва приказала Короткову в конце осени 1940 года прибыть для консультаций, заморозив на время его связи… В Москве куратор «берлинской точки» П.А.Судоплатов перенаправил деятельность Короткова в соответствии с новым планом руководства, согласованным с Л.П.Берией. Суть плана сводилась к тотальной перепроверке данных на знакомых «Корсиканца» и к обеспечению безопасности советских загранучреждений (!) Лишь небольшая часть плана касалась проверки и конкретизации полученных от источника сведений о военных приготовлениях Германии в отношении СССР, рекомендовалось выяснить, как Германия рассчитывает использовать экономические ресурсы СССР в «хозяйственном плане» в случае ведения военных действий. Вероятно, если оценивать задания плана с современных позиций, то указанные пункты должны были бы стать основополагающими во всей работе с «Корсиканцем». Однако каждое время имеет собственную логику. Под подписями Фитина и Судоплатова Коротков аккуратно расписался на документе «читал» и поставил дату - 24 декабря 1940 г. Вернувшись в Берлин в январе 1941 года, Александр Михайлович поспешил встретиться с «Корсиканцем», который сообщил, что Верховное командование сухопутных сил распорядилось составить для вермахта карту промышленности СССР. Это, по его мнению, раскрывало намерения фашистов и указывало те цели, которые они хотели захватить или разрушить. Коротков немедленно доложил в Центр о встрече с «Корсиканцем». С каждым днем от «Корсиканца» и его друзей - Харро Шульце-Бойзена, Адама Кукхофа, супругов Курта и Элизабет Шумахер и других - поступали сведения, убеждавшие, что маховик подготовки агрессии Гитлера против России все больше раскручивался. В частности, Харро Шульце-Бойзен добыл данные штаба ВВС, предусматривавшие бомбардировку Ленинграда, Киева, Выборга, других объектов на советской территории, о завершении подготовки армии к нападению на Советский Союз. Конкретная информация требовала адекватной оценки и принятия соответствующих мер. Короткова же предупреждали, чтобы он не попадался на англо-американскую, а возможно, и германскую дезинформацию. Коротков был уверен в достоверности добытых данных и искренности своих источников. 10 марта 1941 г. он доложил в Центр: «"Корсиканец" вызвал на срочную встречу и сообщил, что заместитель руководителя Института военно-хозяйственной статистики Лянге-Литке проинформировал его о том, что в Генеральном штабе вермахта надеются сломить сопротивление Красной Армии в течение первых 8 дней. Оккупация Украины лишит СССР основной промышленной базы. Будут отторгнуты Кавказ, Урал (предполагается достичь их на 25-е сутки с начала военных действий). Нападение диктуется соображениями военного преимущества Германии над СССР». Через неделю Коротков получил от А. Харнака новое подтверждение того, что «подготовка удара по СССР стала очевидностью». Резидентура доложила об этом лично наркому госбезопасности Меркулову. Со своей стороны, руководство внешней разведки регулярно сообщало высшему советскому руководству поступающие от «Корсиканца» и «Старшины» данные. Но в них наряду с бесценными зернами истины, серьезными предупреждениями о надвигающейся катастрофе проскальзывали сведения противоположного характера. Над этим постоянно думали в Центре, особенно с весны 1941 года, когда обстановка стала ухудшаться. Руководство наркомата и внешней разведки пришло к выводу о целесообразности разгрузить А. Харнака от всех его подысточников. Ему самому следовало глубоко разобраться в материалах, поступающих непосредственно в его руки. А с подысточниками лучше установить прямые контакты оперработников и по ходу дела уточнять и конкретизировать сомнительные места. В Берлин ушло соответствующее указание начальника разведки Фитина. Если для этого потребуется помощь «Корсиканца», от нее не отказываться, а ему объяснить принятые меры осложнением обстановки и необходимостью усиления конспирации в работе с учетом возможного возникновения чрезвычайного положения. Он, видимо, и сам чувствует, в каком направлении идет развитие событий. Коротков долго думал над указанием Центра, над тем, какие найти слова, чтобы у А.Харнака не сложилось впечатление, что его отодвигают в сторону. Он очень нужен, и без него немыслима работа антифашистов. Как и ожидал Коротков, «Корсиканец» в целом с пониманием отнесся к просьбе познакомить со «Старшиной». Готовясь к встрече, Коротков еще раз просмотрел имеющиеся материалы: Харро Шульце-Бойзену было около тридцати лет. Он происходил из аристократической семьи и доводился внучатым племянником известному гросс-адмиралу фон Тирпицу, основателю германского флота. Отец Харро командовал военным кораблем в первую мировую войну, а во время второй был начальником штаба оккупационных войск в Нидерландах. Харро закончил школу военных летчиков-штурманов. В 1936 году Харро женился на внучке князя Эйленбургского - Либертас Хаас-Хайе. Маршал Геринг, второе лицо в государстве, знал Либертас еще подростком. Поэтому он не очень удивился, когда она сообщила ему о своем замужестве и попросила проявить внимание к супругу. По указанию Геринга Харро был зачислен в штаб авиации, несмотря на возражения со стороны гестапо, где на него еще со времени учебы было заведено досье как на человека, поддерживающего «предосудительные связи» с коммунистами. В Министерстве авиации Харро был назначен начальником реферата, который занимался анализом и обработкой отчетов военно-воздушных атташе Германии. Здесь-то он и познакомился с другой стороной деятельности министерства, направленной на развязывание войны. Коротков и «Старшина» встретились на квартире «Корсиканца» как давно знакомые единомышленники…Харро нашел способ показать, что догадался, кто перед ним, и рад знакомству с русским разведчиком. Он охотно согласился встречаться с Коротковым, но сказал, что практически это возможно осуществлять только через Арвида Харнака… Затем Коротков возобновил прямой контакт с Карлом Беренсом («Лучистым»), по профессии слесарем-монтажником и мастером художественного литья, завербованным в середине 30-х годов еще Б.Гордоном через Милдред Харнак и находившимся с 1937 года без связи. Беренс прошел сложный политический путь: вначале, поверив фашистской демагогии, он вступил в члены НСДАП и в один из ее штурмовых отрядов, но скоро наступило отрезвление и разрыв с фашистами. Они запомнили ему это на всю жизнь... «Лучистый» рассказал Короткову, что работал на военном заводе «АЕГ-Турбине»,… подробно информировал о положении фирмы и настроениях рабочих и служащих. Доложив о результатах встречи в Центр, Короткое высказал мнение, что информационные возможности источника в настоящее время сузились. Но, учитывая опыт подпольной работы, …честность и надежность, порекомендовал использовать его в качестве радиста берлинской группы. В Центре согласились с мнением Короткова. Следующим прямым контактом Короткова, налаженным через «Корсиканца», стал «Старик», Адам Кукхоф, сын рейнского фабриканта, изучавший политэкономию, германистику и философию. Он давно тяготел к театру, драме и журналистике. Его книга «Немец из Байенкура» и пьеса «Уленшпигель» стали заметным явлением в немецкой литературе и драматургии. Опыт жизни подсказал ему, что нацизм недолговечен. Он с симпатией наблюдал за развитием событий в СССР, постепенно став его другом. «Старик» много писал для подпольной антифашистской газеты «Инере фронт», составлял антигитлеровские листовки. В беседе с Коротковым Кукхоф заявил, что может наладить контакт со своим школьным приятелем, Адольфом Гримме, антифашистом по убеждениям. Гримме занимал видный пост в Веймарской республике, разогнанной фашистами, принадлежал к нелегальной организации Карла Фридриха Гердлера (Карл Фридрих Гердлер (1884-1945 гг.) - политический деятель Германии. В 1930-1937 годах - обербургомистр Лейпцига, в 1931-1935 годах - имперский советник по вопросам цен, в 1937 году - советник крупного германского электроконцерна «Бош РГ». Рассчитывал с помощью заговора военной оппозиции свергнуть Гитлера. После покушения на Гитлера полковника Клауса фон Штауффенберга 17 июля 1944 г. сумел избежать ареста, но позднее был схвачен гестапо и казнен) и адмирала Канариса (шефа абвера), готовящих с помощью военных свержение Гитлера. Сообщение резидентуры о выходе на А. Гримме и о начале разработки через него Гердлера посчитали в Центре полезным, но заметили при этом, что разведчики слишком торопятся и во всем еще следует глубоко разобраться. Но уже сейчас было ясно, что после того, как «Старик» соберет необходимые сведения о Гримме, можно будет перейти и на прямой контакт с ним. Разделение группы «Корсиканца» и установление прямой связи с его подысточниками не привело, однако, к тому, что Центру стало легче проверять полученные из Берлина сведения и давать им объективные оценки. Почему-то самые важные и интересные сведения ставились под сомнение, а дезинформация нередко принималась за чистую монету. Вероятно, люди предпочитали слышать то, что им хотелось. Накануне вторжения в СССР. «Возможен неожиданный удар, - предупредил «Старшина» Короткова, а тот - Москву. - Будут ли при этом выдвинуты германской стороной какие-либо требования - неизвестно. Первые удары германской авиацией будут нанесены по узлам Мурманска, Вильно, Белостока, Кишинева, авиазаводам Москвы и ее окрестностей, по портам Балтики, Беломоро-Балтайскому каналу, железнодорожным линиям в направлении границ и мостам». По мнению «Старшины», в случае начала войны следовало бы ответить контрударом по фашистам. Советская авиация могла бы нанести бомбовые удары по румынским нефтепромыслам, железнодорожным узлам Кенигсберга, Берлина, Штеттина. Ударом через Венгрию надлежало отрезать Германию от Балкан. Это сообщение переполошило Центр. Руководство внешней разведки не решилось доложить его высшему руководству страны и направило в РУ ГШ НКО СССР. Военные разведчики, испытывая на себе давление атмосферы общей неуверенности, ответили, что поступившие рекомендации похожи на провокацию. Но тут же оговорились, что источник, по-видимому, говорил от чистого сердца. Подобная оценка была непонятна Короткову. Было очевидно, что Центр по одному ему известным причинам не доверял полностью его немецким друзьям даже в ту минуту, когда на карту были поставлены жизнь и будущее страны. Вместе с тем, несмотря на сомнения, Центр начиная с марта-апреля принимал меры по созданию в Берлине на случай войны нелегальных резидентур, имеющих прямую радиосвязь с Москвой. Радиосвязь должна была стать тем средством, с помощью которого антифашисты-подпольщики могли бы информировать Москву, а также поддерживать при необходимости контакты с другими группами Сопротивления в различных районах Германии и за ее пределами. В конце апреля 1941 года Меркулов в разговоре с Фитиным подчеркнул, что обстановка требует срочных мер по переводу наиболее ценной агентуры на прямую связь с Москвой и создания нескольких нелегальных резидентур с собственными рациями, шифрами, материальными ресурсами. В случае обрыва нынешней связи они могли бы самостоятельно продолжать свою деятельность, информируя об этом Центр. В начале мая 1941 г. начальник немецкого направления П.М.Журавлев дал указание Короткову подыскать радиста и ждать радиоаппаратуру. Харнак не рекомендовал использовать в качестве радиста Карла Беренса из-за большой семьи последнего; второй кандидат на роль радиста, Курт Шумахер, был неожиданно мобилизован в армию. В результате выбор пал на коммуниста Ганса Коппи, за которого поручился «Старшина» . Обещанные Центром рации и другие средства явно запаздывали. Техника поступила только в конце апреля - начале мая. В багаже находились две портативные рации в контейнерах-чемоданчиках с питанием от батареек. Переносные радиопередатчики могли работать в квартирах верхних этажей домов, в поле, в лесу, с поверхности воды. Радиус действия рации достигал одной тысячи километров. Принимающая база была оборудована в районе Бреста. Среди распакованных коробок оказались карманные приемник и передатчик, работавшие от электросети напряжением 110-220 вольт. «Странная штука, - подумал Коротков, - и как ею пользоваться? Да и инструкции к ней нет. Вот это сюрприз! Что касается принимающей базы на советско-польской границе, то, судя по всему, Красная Армия не собирается отступать и будет бить врага на его же территории, как пелось тогда в песнях. Но сможет ли маломощная рация на батарейках обеспечить устойчивую радиосвязь группы «Корсиканца» с Центром?» Эта мысль не оставляла Короткова. «Москве виднее», - решил он в конце концов. Рация была передана группе «Корсиканца» через Грету Кукхоф. Ни на один день резидентура не прекращала добычу информации. Группа антифашистского Сопротивления «Корсиканца» - «Старшины» сообщала все более тревожные данные о завершении подготовки Гитлера к нападению на Советский Союз. 16 июня 1941 г. из Берлина в Москву ушла телеграмма, предупреждавшая, что германская агрессия может начаться с минуты на минуту. По указанию начальника разведки Фитина информация немедленно была доложена И.В. Сталину и В.М. Молотову. В ней, в частности, говорилось: «Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает: Все военные приготовления Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время... Объектами налетов германской авиации в первую очередь являются: электростанция «Свирь-3», московские заводы, производящие отдельные части к самолетам, а также авторемонтные мастерские. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах... Источник, работающий в Министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений «будущих округов» оккупированной территории СССР... ...На собрании хозяйственников, предназначенных для «оккупированной территории» СССР, выступил также Розенберг, который заявил, что понятие «Советский Союз» должно быть стерто с географической карты». Как писал позднее в своих воспоминаниях П.М. Фитин (Сборник юбилейных материалов КГБ, архив СВР), на следующий день Сталин вызвал его и Меркулова к себе. Не предложив им присесть, оставив стоять у дверей кабинета, Сталин молча прохаживался вдоль стола, покуривая трубку и посматривая на наркома госбезопасности и начальника разведки, как бы изучая и прикидывая в уме, понимают ли эти люди всю сложность и остроту обстановки. Наконец Сталин остановился прямо напротив них и, глядя в лицо Фитина, произнес: – Товарищ начальник разведки, не надо мне рассказывать содержание вашего сообщения. Я его прочел. Объясните, откуда и как ваш источник получает информацию? Верите ли вы ему и почему? Можете ли поручиться за его честность и искренность? Сталин, не отрываясь, смотрел в глаза Фитину и внимательно его слушал. Фитин, преодолев внутреннее волнение, подробно объяснил, что источник является убежденным антифашистом и поэтому делится с резидентурой получаемыми им сведениями. Его информация, как правило, подтверждается, и у разведки нет на его счет сомнений. Сталин пошел вдоль стола, не говоря ни слова. Вернувшись к Меркулову и Фитину, остановился, затянулся трубкой, выпустил дым и сказал: – Есть только один немец, которому можно безоговорочно верить, - это товарищ Вильгельм Пик. Все перепроверьте тщательным образом и снова доложите. На обратном пути Меркулов поинтересовался у Фитина, что тот думает о сказанном Сталиным. Фитин не торопился с ответом, и Меркулов ответил сам: – Вероятно, товарищ Сталин подразумевал, что следует доверять только немецким коммунистам. На замечание Сталина необходимо было немедленно отреагировать и принять соответствующие меры. Меркулов распорядился, чтобы разведка срочно составила список всех донесений «Корсиканца» и «Старшины», в которых содержалась информация о готовившейся Германией агрессии. Только с начала 1941 года таких телеграмм в Центре набралось больше сотни, и их перечень занял одиннадцать убористых машинописных страниц. Оставалось переслать документ в Берлин и потребовать от резидентуры подтверждения. Но события опередили намерения руководства разведки. Наступило 22 июня 1941 года. Все, о чем сообщали «Корсиканец» и «Старшина», стало трагической явью. «Календарь» сообщений «Корсиканца» остался в деле и хранится в архиве СВР. В Берлин ушли последние указания об активизации подпольщиков, антифашистского Сопротивления.
Люба Шерстюк: «Красная капелла» в огне войны Война, хотя ее и ожидали со дня на день, явилась неожиданной для руководителя берлинской «легальной» резидентуры Захара (А. Кобулова). Он имел лишь приблизительное представление о состоянии советско-германских отношений, о средствах и формах деятельности разведки, ее целях и задачах… По воспоминаниям одного из сотрудников резидентуры, сообщение о нападении Германии на Советский Союз буквально потрясло Кобулова: в нижнем белье и тапочках на босую ногу он вышел из квартиры и уселся на крыльцо, обхватив голову руками. Из Москвы поступила срочная шифровка с требованием уничтожить секретные документы и обусловить связь с ценной агентурой. Для того чтобы обеспечить агентуру системой радиосвязи, в резидентуре решили, чтобы В.М. Бережков, 1-й секретарь посольства СССР в Германии, договорился с охранявшим посольство офицером СС о совместном выезде в город со своим посольским другом под предлогом прощания последнего с любимой немецкой девушкой, пообещав за это солидную сумму в марках наличными. Таким «другом» был А.М. Коротков... При нем был закамуфлированный под дорожный чемодан радиопередатчик. 24 июня 1941 года, на третий день войны, ворота посольства отворил дежурный эсэсовец, и на Унтер-ден-Линден выехал посольский «Опель-олимпия». За рулем сидел Бережков, справа от него оберштурмфюрер СС, на заднем сиденье - Коротков. Он выглядел как влюбленный человек, которого война разлучала с его девушкой, с которой он собирался попрощаться, возможно, навсегда. Сойдя у станции метро, Коротков неторопливо спустился вниз и сел в подошедший поезд. Сменив несколько маршрутов, он на одной из станций подземки встретился с Элизабет Шумахер, активной и надежной антифашисткой берлинского подполья и передал ей рацию, код для перешифровки букв и 20 тысяч марок на необходимые расходы. Работники посольства, а с ними и резидентуры, были вывезены немцами из Берлина 2 июля 1941 года и через Турцию прибыли в Ленинакан на армяно-турецкой границе 18 июля того же года. Выход А.М. Короткова в город 24 июня был последней личной встречей советского разведчика с берлинскими антифашистами. Центр не сообщил А. Харнаку длину собственной волны радиопередач, без чего радиосвязь с берлинцами принимала односторонний характер. В Берлине при всем желании не могли принять и расшифровать указания Москвы, если бы они и последовали. Оборудованная в районе Бреста приемная станция для А. Харнака перестала существовать в первые же дни войны. Другого приемного пункта у внешней разведки не было. Однако стоило взглянуть на карту Европы, чтобы заметить, что расстояние от Стокгольма или Лондона до Берлина было намного короче, чем от Минска или Москвы, не говоря уж об Урале. Это натолкнуло руководство разведки на мысль - использовать радиостанции ее резидентур в Великобритании и Швеции. Берия лично дал указание возобновить слушание рации Арвида Харнака из Стокгольма и Лондона. Радиостанция резидентуры в Стокгольме не поймала ни одного радиосигнала. Лондон же сообщил, что приемник резидентуры зафиксировал однажды слабые радиосигналы рации Харнака, но в дальнейшем они не повторялись. Руководство немецкого отдела советской внешней разведки доложило начальнику разведки свою оценку сложившейся обстановки: отсутствие полной ясности причин молчания рации А. Харнака делает настоятельным посылку в Берлин надежного курьера-связника. В подготовленном отделом проекте телеграммы в резидентуры, хранящемся в архиве СВР, говорилось: «Выясните причины отсутствия радиопередач. Узнайте также, в каком положении находятся наши близкие друзья. Пусть готовят квартиры для приема гостей, которые к ним прибудут. Желательно, чтобы берлинские друзья срочно выехали для личной встречи с торгпредом в Стамбул или с консулом в Стокгольм». В том и другом случае назывался пароль - Штральман. В числе хорошо известных разведке людей был радист К. Шульце. Выходец из многодетной бедной семьи Курт Шульце в первую мировую войну был призван в военно-морской флот, приобрел специальность радиотелеграфиста и служил бортрадистом на крейсере. После демобилизации работал шофером, а последнее время курьером на почте. В 1920 году Шульце вступил в КПГ... В 1929 году он дал согласие вести по линии Коминтерна разведывательную деятельность в пользу Советского Союза... Когда Гитлер напал на СССР, К.Шульце ожидал, что с началом войны его востребуют и он окажется полезным бойцом невидимого фронта. Но проходили дни и недели, а к нему никто не являлся. Но вот однажды к нему обратился давний друг и товарищ по партии Вальтер Хуземан, который попросил Курта от имени Коминтерна помочь организации Шульце-Бойзена - Харнака наладить регулярную связь с Москвой. Курт Шульце, возможно, подумал, что это и есть то самое поручение, которого он столько времени ожидал, и включился в деятельность организации, используя свои опыт и знания. Первые же контакты Курта Шульце с Харро Шульце-Бойзеном убедили радиста, что он действительно оказывает помощь Советскому Союзу в его борьбе с фашизмом. Информацию военно-политического характера, которую Харро сообщал для передачи в Москву, трудно было недооценить. Например, Шульце-Бойзен сообщил Курту планы немецкого командования на 1942 год. Они, в частности, предусматривали боевые действия немецких войск в направлении нефтеносных районов Кавказа, прежде всего Майкопа. По информации Харро, это диктовалось острой нехваткой горючего для ВВС и боевой техники. По подсчетам немецких экспертов, собственного бензина, накопленного Германией, должно было хватить до марта 1942 года. В дальнейшем последовала бы неизбежная остановка транспортных средств и боевой техники. Поэтому Гитлер нацеливался на Кавказ, до которого, по его расчетам, ближе всего немецким армиям. Для восстановления нефтяных скважин на захваченной немцами территории требовалось, по предварительным расчетам, от шести до девяти месяцев. Группу же немецких войск под Москвой и Ленинградом германское командование предполагало усилить, в частности, за счет солдат и офицеров воздушно-десантных сил, участвовавших в боях за Крит. Наступать на Ленинград немецкое командование, по словам Харро, не собиралось. Оно хотело задушить город в кольце плотной блокады. В своей информации Харро указал, что за первые месяцы войны немецкие ВВС понесли на Восточном фронте значительные потери. Пополнение новыми самолетами отставало от потребностей боевой авиации. Большинство авиазаводов в оккупированной немцами Европе лежало в руинах. Вместе с тем Германия и ее вооруженные силы располагали большими возможностями для начала химической войны. Харро сообщил местонахождение ставки Гитлера и указал, что там же разместился со своим штабом маршал Геринг. По соображениям безопасности расположение штаб-квартиры фюрера часто менялось. Далее Шульце-Бойзен отметил, что немцы захватили в Петсамо (Финляндия) советский дипломатический код. Германская разведка разгромила на Балканах разведсеть англичан и завербовала нескольких радистов, с помощью которых организовала радиоигру с Лондоном. Адмирал Канарис, начальник абвера, якобы привлек к сотрудничеству шефа разведки Комитета Сражающейся Франции, который в Лондоне возглавил генерал де Голль. Однако разведывательная информация, переданная по радио в Москву, не была услышана адресатом. И все же эти ценнейшие сведения удалось по каналам нелегальной разведки сообщить в Центр. Они были доложены И.В. Сталину и получили его высокую оценку. Но регулярной связи наладить не удавалось из-за маломощной рации. Возникшая ситуация заставила разведку искать новые возможности восстановления связи с берлинцами. После тщательной проверки были отобраны два опытных агента. Было решено ускорить их подготовку и в конце 1941 года по воздуху перебросить из Великобритании на Европейский континент. По договоренности с английскими спецслужбами, с которыми имелось специальное соглашение, агенты «Вахе» и «Бригадир», уже имея навыки работы в тылу врага, отрабатывали прыжки с парашютом. Однако во время одной из тренировок на британском полигоне «Вахе» получил серьезную травму и был госпитализирован. Командировка «Вахе» и «Бригадира» в Берлин сорвалась, так и не успев начаться. Внешняя разведка потребовала от стокгольмской резидентуры более активно использовать агентуру, которой самой поручалось подобрать курьера-связника для направления в Берлин. В январе 1942 года в Стокгольм резиденту Кину (Б.А. Рыбкину) ушло указание в кратчайший срок найти надежного человека для направления его на связь с группой Шульце-Бойзена и Харнака. Поручение озадачило Кина и его заместителя Ирину (З.И. Рыбкину-Воскресенскую), но они нашли выход, и Центр был вынужден согласиться с их предложением о передаче «Адаму» - директору одной из шведских фирм, условий явки к членам группы Шульце-Бойзена - Харнака. Только в июне 1942 года, спустя полгода после получения стокгольмской резидентурой задания, «Адам» вылетел в Берлин. Здесь он встретился с радистом группы Куртом Шульце, который сообщил Адаму, что ему не хватает радиодеталей и анодных батарей питания, чтобы наладить радиосвязь с Москвой. Последствия визита «Адама» в Берлин неожиданным образом отозвались осенью 1942 года. В телеграмме Кину, подписанной Берией, утверждалось, будто «Адам» оказался провокатором. Явки, которые давались ему при посещении Берлина, провалены, а наши разведывательные источники в Берлине арестованы. На самом деле доказательств причастности «Адама» к провалам явок и арестам членов группы в архивах разведки не оказалось. Тем временем внешняя разведка упорно продолжала поиски путей восстановления связи с берлинскими антифашистами. Вечером 4 августа 1942 года к небольшому подмосковному аэродрому подъехали легковые автомашины, из которых вышли два парашютиста - «Франц» (Альберт Хесслер) и «Бек» (Роберт Барт) , готовые к заброске в тыл к немцам. Хесслер давно стал на путь борьбы с фашизмом. Вторым был военнопленный, рядовой Роберт Барт, 1910 года рождения, заявивший о своей принадлежности к КПГ. По требованию Фитина Барт был доставлен из лагеря немецких военнопленных во внутреннюю тюрьму на Лубянке. На допросах Барт сообщил о себе сведения, которые подтвердились при проверке. Так Альберт Хесслер и Роберт Барт оказались в разведшколе, где их подготовили по специальной программе. Предусматривалась и такая вероятность, как работа «Франца» и «Бека» на рации под контролем германской контрразведки. Парашютисты могли сделать вид, что согласились с предъявленными требованиями, но при этом должны были подать сигнал тревоги. Над его выбором сотрудники внешней разведки ломали голову не один день. Остановились на том, что у радиста «невольно» дрогнет рука и он собьется, а затем повторит текст. Сигнал тревоги, таким образом, должен был выглядеть как повторение нескольких отдельных групп зашифрованного текста. Для Альберта Хесслера было подготовлено задание, предусматривавшее его проникновение в Берлин под видом рядового вермахта и установление по паролю связи с членами организации Шульце-Бойзена - Харнака. В дальнейшем ему следовало организовать устойчивую радиосвязь с Центром, пользуясь своим шифром. Если по каким-то причинам это не удастся, то можно было прибегнуть к услугам Роберта Барта, имевшего самостоятельную рацию и собственный шифр. Но это предполагалось лишь на самый крайний случай. План-задание для Роберта Барта был утвержден Берией. Начальник Четвертого управления НКВД П.А.Судоплатов считал, что работа с военнопленным, предназначенным для заброски в немецкий тыл, входит в его компетенцию. На худой конец, эту операцию следовало проводить совместно Первому и Четвертому управлениям НКВД. Поэтому подготовленный при активном участии Судоплатова план-задание был доложен наркому за подписью Фитина и Судоплатова. В начале августа 1942 года А. Хесслер появился в Берлине, а 3 и 31 сентября его рацию наконец услышали в Центре, но наладить двустороннюю связь с ним так и не удалось. Роберт Барт 9 сентября успел сообщить в Москву о том, что прибыл в пункт назначения. Но вскоре, как потом выяснилось, оба парашютиста оказались в руках гестаповцев. А после паузы в середине октября связь с ними, как по мановению волшебной папочки, возобновилась. Ничего существенного из Берлина не поступало, а радиограммы содержали намеки на то, что берлинские антифашисты испытывали затруднения, а часть членов группы арестована. 14 октября 1942 года Барт передал в Центр радиограмму, которая была особенно несвойственна его манере работы на радиоключе и расшифровать которую так и не смогли. Вскоре поступила радиограмма от Хесслера. Ее содержание также не поддавалось дешифрованию. Никто из тех, кто непосредственно был связан с приемом и докладом телеграмм, не обратил внимания на необычный характер сообщений из Берлина. Мало того, спустя какое-то время Роберту Барту, доложившему об исчезновении Хесслера, были переданы явки к ценным связям. По-видимому, в Центре сочли, что в этих обстоятельствах ему следовало взять на себя роль групповода оставшихся в Берлине источников информации. Однако вместо ценных сведений от Барта поступили путаные объяснения, из которых следовало одно: все явки по какой-то причине провалены. Последующий анализ, проведенный в начале 1943 года, показал, что от имени Хесслера с Центром работало гестапо. Проверка возникших подозрений подтвердила худшие предположения. По заключению экспертов, 14 октября Барт работал в эфире неуверенно, не объявлял группы зашифрованного текста и при их повторении давал другие группы знаков. Можно предположить, что он таким образом предупреждал Центр, как было условлено, о том, что работал на рации под контролем германской контрразведки. Однако радиосигнал Барта не привлек должного внимания. Сотрудники радиоцентра на запрос внешней разведки дали ответ, что, по их мнению, сигнал тревоги, поданный корреспондентом, «неудачен», особенно ввиду слабой его слышимости. Радисты не могли с уверенностью утверждать, была ли путаная телеграмма Барта следствием его преднамеренных действий или плохих метеорологических условий и значительной удаленности. Вместе с тем неизвестно, предупредила ли внешняя разведка радиоцентр о том, чтобы он фиксировал случаи поступления радиограмм с какими-либо отклонениями от принятых параметров. Альберт Хесслер, поняв, что его сигналы тревоги не доходили до Москвы, наотрез отказался от предложенной ему гестаповцами роли подсадной утки. Он был доставлен в камеру смертников и в начале 1943 года расстрелян. Барту была уготована не менее трагическая судьба. Он встретил окончание войны в американском плену. По сведениям англо-американских союзников, Барт сообщил им, что участвовал в радиоигре германской контрразведки с англичанами. Радист был передан советской стороне по ее просьбе и доставлен на Лубянку. Выяснилось, что Барт провалился потому, что его искали. Из трофейного немецкого документа, захваченного Красной Армией после его вылета на задание, явствовало, что пропавших без вести и дезертиров брали на учет и включали в списки, направляемые в Берлин и в вермахт, чтобы контролировать их возможное появление на фронте или по месту жительства. Нарушив инструкцию, Барт явился к жене, которая была предусмотрительно помещена гестапо в госпиталь, и тут его задержала германская контрразведка. Во время допроса он признался в том, что рассказал немцам после его захвата о своей связи с советской разведкой и сообщил гестапо все данные о Хесслере. На основании этих показаний Роберт Барт Особым совещанием при НКВД СССР был признан виновным в измене, приговорен к высшей мере наказания и расстрелян. Кольцо поиска германской контрразведки все туже затягивалось вокруг «Красной капеллы». В отделе дешифрования накопились сотни метров с записями «концертов» невидимых «пианистов». Прошел год с того дня, когда записали первый радиосигнал и пленки чуть было не сожгли, но спохватились и принялись работать еще более настойчиво над их расшифрованием. Было ясно, что необходимо схватить вначале хотя бы одного «пианиста», но его след в Берлине найти было нелегко. Гестаповцам помог установленный на машине мобильный пеленгатор, который и привел «охотников» к искомой цели далеко от Берлина, в пригороде Брюсселя. Гестапо располагало и другими оперативными данными, сопоставление которых, вместе взятых, и привело к выходу на Шульце-Бойзена. Дешифровка пленок с радиосигналами и сведения, выбитые гестаповцами из Барта после его ареста, - а это примерно совпало по времени, - были кульминацией в анализе накопленных гестапо сведений о деятельности «Красной капеллы». И вслед за арестом Харро Шульце-Бойзена началась ее ликвидация. Уже с середины 1942 года гестапо установило слежку за Харро Шульце-Бойзеном и начало прослушивание его телефона, организовало сбор данных о связанных с ним лицах. Контрразведка рассчитывала получить дополнительные улики и выявить всех участников Сопротивления. Но этот план зондеркоманды «Роте капелле» неожиданно был сорван Хорстом Хайльманом, сотрудником службы радиоперехвата. Молодой человек буквально боготворил Харро Шульце-Бойзена, под его влиянием отошел от нацистских взглядов и готов был помогать в борьбе против фашистов за будущую демократическую Германию. Хайльман сообщил Шульце-Бойзену, что на службе заведено многотомное дело «Роте капелле» и дешифровальщики долго бились над тем, чтобы установить, кто скрывался под псевдонимами, и, кажется, им это удалось сделать… 31 августа 1942 года в служебном кабинете в министерстве авиации Шульце-Бойзен был арестован, а за его рабочий стол посадили гестаповца, отвечавшего на телефонные звонки и спрашивавшего, кто звонил и что намеревался сообщить обер-лейтенанту. Гестапо хотело как можно дольше сохранить в секрете арест антифашиста. Но Хайльман, удивленный появлением в кабинете своего друга неизвестного лица, догадался, что стоит за этим, и предупредил жену Шульце-Бойзена о беде и необходимости срочно скрыться. Он спрятал личные бумаги и кое-что из бумаг своего арестованного друга. Но на большее у Хайльмана не осталось времени. 5 сентября он явился на службу и был арестован. Массовые аресты гестапо произвело в середине сентября. В конце сентября 1942 года число арестованных только в Берлине составило около семидесяти человек, в конце ноября - уже больше сотни. По распоряжению руководства РСХА делу «Красной капеллы» был придан один из высших грифов секретности - «Секретное дело командования»: то, что группа немецких патриотов выступила против нацистского режима, мог знать лишь до предела ограниченный круг людей. Допросы арестованных следователи проводили в особом режиме, руководствуясь директивой рейха от 12 июня 1942 года «О более жестоком ведении допросов» в отношении коммунистов, марксистов, священников, саботажников, террористов, членов движения Сопротивления, забрасываемых парашютистов, бродяг, а также лиц советской и польской национальностей. Безжалостное избиение, любые пытки при этом считались допустимыми. Харро Шульце-Бойзен, как и другие антифашисты, мужественно вел себя в застенках гестапо. По утрам он делал физзарядку, чем выводил из себя его мучителей… С точки зрения обычного ведения следствия уложиться для завершения его в поставленные Гитлером сжатые сроки - до конца декабря 1942 года - было невозможно. Поэтому германский трибунал пошел на хитрую уловку: все участники дела были разбиты на группы по шесть человек и их дознание велось параллельно. Обвиняемых было много, а свидетели практически отсутствовали. В связи с этим показания одних арестованных в ряде случаев использовались в качестве обвинения против других задержанных. В последнем слове обвиняемые заявили, что они действовали сознательно в интересах Германии, стремясь предотвратить неизбежное тяжелое поражение в войне. Будущее страны они связывали с подлинной демократией, социальной справедливостью, миролюбивой политикой и ее международным авторитетом, которые можно было обрести, опираясь прежде всего на СССР. Союз же с западными странами, по их мнению, сулил Германии новое унижение, пострашнее Версальского мирного договора, подписанного Германией после первой мировой войны. Говорилось также о собственном пути развития послевоенной Германии. В письмах к родным, дошедших до нас, осужденные говорили о большой любви к своим близким, к жизни, родине, о правильности избранного ими пути борьбы, выражали мнение, что память о них не угаснет и будет светлой. В докладной записке Гиммлеру шеф гестапо Мюллер писал: «Как явствует из протоколов допросов, подсудимые боролись не только против национал-социализма. В своем мировоззрении они настолько отошли от идеологии Запада, который считали безнадежно больным, что видели спасение человечества только на Востоке». Когда Гиммлер пришел к Гитлеру с приговором имперского военного суда по делу первых двенадцати осужденных, в том числе Харро и Либертас Шульце-Бойзен, Арвида и Милдред Харнак и других, в котором все приговаривались к смертной казни, кроме Милдред Харнак, осужденной на шесть лет тюрьмы, и графини Эрики фон Брокдорф, получившей десять лет тюремного заключения, Гитлер пришел в бешенство. – И это приговор трибунала людям, недостойным называться немцами?! Нет, за их деяния - только смерть! Гитлер вызвал стенографистку и продиктовал ей распоряжение: утвердить всем смертные приговоры - мужчин казнить на виселице, женщин - на гильотине. Дела М. Харнак и фон Брокдорф направить на пересмотр новому военно-полевому суду (обе мужественные женщины были обезглавлены в 1943 году). Со дня первой казни и по октябрь 1943 года были казнены на виселице тридцать один мужчина и обезглавлены на гильотине восемнадцать женщин. Семь человек покончили с собой во время следствия, семь были отправлены в концлагеря, двадцать пять - на каторгу с различными сроками наказания, восемь - на фронт, несколько человек расстреляны. Если вожди нацистского режима полагали, что арест ведущих членов «Красной капеллы» поставил точку в немецком Сопротивлении, то они жестоко ошибались. Последующие события подтвердили это. Как признавал в своих мемуарах начальник политической разведки гитлеровского рейха Шелленберг, нацистам так и не удалось добиться полного прекращения борьбы «Красной капеллы». Подвиг антифашистов был высоко отмечен в СССР. Указом Президиума Верховного Совета СССР от октября 1969 года «группа немецких граждан за активное участие в борьбе против фашизма, помощь Советскому Союзу в период Великой Отечественной войны и проявленные при этом мужество, инициативу и стойкость» награждалась боевыми советскими орденами. Отмечены высокими наградами 32 человека, из которых 29 - посмертно. Около половины из них - члены организации «Старшины» - «Корсиканца».
Лилия: Не согласна с тем, что Штауффенберг - антифашист, антигитлерист-да, но не антифашист. Не герой, однозначно.
Люба Шерстюк: Лилия, будьте добры, приведитессылки, подтверждающие Ваши слова. Какими источниками Вы руководствовались?
Лилия: По всему инету ходит письмо Штауффенберга, написанное в 1939 году жене из Польши, из которого прекрасно видно, насколько он нацик. Письмо опубликовал Шпигель, кажется, незадолго до премьеры "Валькирии". Письмо могу выложить. Вот Die Bevölkerung ist ein unglaublicher Pöbel, sehr viele Juden und sehr viel Mischvolk. Ein Volk, welches sich nur unter der Knute wohlfühlt. Die Tausenden von Gefangenen werden unserer Landwirtschaft recht gut tun. In Deutschland sind sie sicher gut zu gebrauchen, arbeitsam, willig und genügsam.“ «Невероятно, сколько здесь этой черни! Очень много евреев и всяких со смешанной кровью. Такой народ понимает только силу кнута. Эти тысячи заключенных хорошо помогут нашему сельскому хозяйству». Так что с этой личностью не так все однозначно. Может он хотел для Германии лучшего, но никак для всего остального мира. На одну доску с Софи Шолль и Шульце-Бойзеном я не стала бы ставить. Потому что тогда антифашистами можно назвать и Канариса, руководителя абвера, Трескова, Хасселя, Герделера. А это все видные люди, занимавшие весьма большие руководящие посты в армии, полиции, разведке.
Люба Шерстюк: Лилия, спасибо большое за выдержку из письма. Но у меня сразу вопрос: а это подлинные его слова? Можно ли верить публикации Шпигеля?
Люба Шерстюк: И ещё вопрос. Не следует ли мне удалить из этой темы все материалы о Штауффенберге?
Лилия: Люба, можно на ты? Не надо ничего удалять, личность спорная и все-таки весьма интересная. В 2004 году Штауффенберга официально все-таки признали героем Сопротивления. А письмо было опубликовано Шпигелем в день премьеры "Валькирии", который возражал, как и куча немецких ученых-историков-политиков против однобокого трактования Штауффенберга Томом Крузом, если вспомнить фильм, то сначала и до конца Штауффенберг просто весь из кипел ненавистью к нацизму, а чего тогда только к 44 году созрел? Когда жареным запахло, когда прогремели великие победы в Сталинграде, Курской дуге и стал очевиден и ясен исход войны. Но для измученных немцев политикой Гитлера, приход к власти нового и молодого лидера, и хотя бы временная передышка в войне (сомневаюсь, что заключении мира с союзниками, окончилось бы хорошо для СССР) было хоть каким свежим ветерком. Может кто-нибудь еще выложит какие-то подробности о июльском заговоре и заговорщиках.
Люба Шерстюк: Лиль, конечно, давай на ты! Спасибо тебе громадное! Валькирию я не смотрела. Но! Весь опыт изхучения истории МГ научил меня не доверять вот таким сенсациям. Это письмо вполне могло быть фальсификацией, ненаходишь? Или Шпигель для этого слишком серьёзный журнал? И те самые историки-учёные-политтики никем не ангажированы? Им доверять можно?
Лилия:
Лилия: Шпигель - да, один из ведущих СМИ в Германии, немцы доверяют, каждый, уважающий себя немец читает его. К тому же даже нашем телевидении на НТВ, в канун премьеры в России об этом репортаж был. Правда просто в выпуске новостей. Сами немцы были в негодовании от фильма.
Лилия:
Люба Шерстюк: А какова именно причина такого негодования? Есть ли что-то такое, о чёмсатарательно умалчивают? Какие-то неудобные факты?
Лилия: Да, нет. Это я не знала, как удалить сообщение. Одно и то же трижды выскочило.
Люба Шерстюк: Лиль, ты мне не ответила по существу!
Лилия: А поняла. Ты имеешь в виду, что не понравилось немцам. Я щас пару ссылок дам, там довольно-таки ясненько все говорят. http://www.ont.by/programs/programs/kontyry/arhiv/0038091/ http://betta.ntv.ru/news/149042/print/
Лилия: Если почитать биографию Штауффенберга и присовокупить это, то получается человек очень интересный. Но мое ИМХО, не антифашист он, противник политики Гитлера - да, национал-социализма - весьма спорно.
Люба Шерстюк: Хм... Ну, с точки зрения исторического Штауффенберга... все эти споры о сайентологической церкви не имеют значения. А вот фрагмент письма, если оно действительно подлинное, очень ярко характеризует фон Штауффенберга. И, разумеется, нельзя его ставить в один ряд с Шу-Боем и другими прекрасными, мужественными людьми. Но... на безрыбье и рак рыба, ИМХО...
Лилия: Мой любимый Шульце-Бойзен , когда о "Красной капелле" снимут нормальный фильм, очень обидно было смотреть то сериал, который сняли в 2005 году, где о Шульце-Бойзене - 2 кадра, Гуревича-Кента оболгали невозможно как, а Треппера возвеличили
Люба Шерстюк: Лил, а как на самом деле?
Люба Шерстюк: А Треппера возвеличили не по заслугам, что ли?
Лилия: Он тоже весьма спорен, где-то читала, что он умудрился под ставить под удар несколько операций, хотя в своей книге он себя героем мнит . Не спорю, есть заслуги, но зачем уменьшать роли другого человека, который не только являлся резидентом сети, но и умудрился будучи в плену завербовать своих же палачей, так сказать.
Люба Шерстюк: Нифигасебе!
Люба Шерстюк:
Люба Шерстюк: Молодец Кент!
Лилия: Поправлюсь, они оба были резидентами. И Треппер, и Гуревич. Весьма интересная книжка Треппера "Большая игра".
Люба Шерстюк: Лиль, хотя бы ссылку кинь, где Гуревич вербует своих же палачей! Это же просто уникум какой-то! А ты профессионально занимаешься Красной капеллой, да?
Люба Шерстюк: Ссылку в студию!!!!!!
Лилия: http://bookz.ru/authors/leopol_d-trepper/bol_6aa-_767/1-bol_6aa-_767.html Это ссылка на мемуары Треппера. А то что я написала о Гуревиче, то это общеизвестный факт. Я, если смогу, может еще ссылок накидаю. Профессионально не занимаюсь, но разведкой интересуюсь. Кстати, давайте тогда и Рихарда Зорге вспомним. Он тоже был не только руководителем сети в Японии и гениальным разведчиком, но убежденным антифашистом.
Лилия: Копировать все, слишком много Рихард Зорге http://ru.wikipedia.org/wiki/Зорге Так, что-то сцылки работать не желают Еще http://www.peoples.ru/military/scout/zorge/history.html
Лилия: Люба, вот ссылка о Гуревиче-Кенте, из Википедии, но если снова на заглавную страницу попадешь, то там поищи в поисковике http://ru.wikipedia.org/wiki/Кент_(псевдоним) Ссылка пиплс должна работать http://www.peoples.ru/military/scout/gurevich/
Люба Шерстюк: Ой, Лиль, ну спасибище!!!!!! Ну куда же мы без Зорге, а?
Лилия: Люба Шерстюк пишет: Ой, Лиль, ну спасибище!!!!!! Ну куда же мы без Зорге, а? Действительно , он личность просто потрясающая. На его фото посмотришь, понятно становится, почему так много мужчин и женщин стремилось иметь с ним дружбу. Столько обаяния, такая харизма. Жаль, что так все закончилось. Жаль его Катю и их нерожденное дитя
Люба Шерстюк: Очень... НО в статье, что ты мне предложила, говорится, что он ещё тот бабник был... и пяница... но для пользы дела можно..
Лилия: Люба Шерстюк пишет: Очень... НО в статье, что ты мне предложила, говорится, что он ещё тот бабник был... и пяница... но для пользы дела можно.. Но в принципе было странно и подозрительно, если зрелый привлекательный холостой мужчина вел бы монашеский образ жизни. Сразу бы заподозрили а) в гомосексуализме; б) шпионаже.
Лилия: Вот интересная статья http://stalinism.newmail.ru/zorge.htm
Люба Шерстюк: Спасибо, Лиль!
Лилия: Всегда пожалуйста.
Алексей: Люба Шерстюк пишет: Э. Вайнерт является автором текста гимна интернациональных бригад в Испании. Стихи его испанского цикла собраны в книге «Камарадас», изданной в 1951 году. Гимн Интернациональных бригад в исполнении Эрнста Буша можно прослушать или скачать здесь. Эта песня имеет ещё одно название - Альбасете. Альбасете - город в Испании, где осуществлялось формирование Интернациональных бригад. click here
Люба Шерстюк: Ой, спасиибо!
Люба Шерстюк: натолий Маркович Гуревич anatoly Gurevich (1913[Харьков]) Россия (russia) Участвовал в гражданской войне в Испании в качестве добровольца. Он служил переводчиком при командарме Г. М. Штерне. Параллельно он вёл и разведывательную работу. В Испании Гуревич работал под именем Антонио Гонсалеса, лейтенанта республиканского флота. АНАТОЛИЙ ГУРЕВИЧ (АГЕНТ КЕНТ): "МЕНЯ ДОПРАШИВАЛ МЮЛЛЕР" Биография Фотогалерея [2] Форум (1) Photo of porshe Деятельность агентов по оптовой торговле бытовой мебелью Сайт: Википедия Учёба В школе (Гуревич учился в Ленинграде) любимыми предметами у Анатолия были литература и немецкий язык. Гуревич активно участвовал в кружке Осоавиахима. После окончания школы Гуревич учился в институте ж/д транспорта, а затем в институте «Интуриста» (по специальности «работа с иностранцами»). Гражданская война в Испании А. М. Гуревич участвовал в гражданской войне в Испании в качестве добровольца. Он служил переводчиком при командарме Г. М. Штерне. Параллельно он вёл и разведывательную работу. В Испании Гуревич работал под именем Антонио Гонсалеса, лейтенанта республиканского флота. Красная капелла В течение полугода Гуревич готовился как шифровальщик и радист. Он получил паспорт на имя уругвайца Винсента Сьерра, сына богатых родителей. По легенде, он приехал в Европу как турист, однако с целью наладить бизнес и заводить деловые связи. На изучение города Монтевидео, в котором, якобы, родился, и его новой «биографии» Гуревич получил всего несколько дней. В Разведуправлении ему дают псевдоним — Кент. Следует отметить прокол ГРУ с выдачей фальшивого уругвайского паспорта. Другой член разведгруппы, Михаил Макаров, получил точно такой же фальшивый паспорт на имя Карлоса Аламо, со следующим порядковым номером. 17 июля 1939 года Гуревич добирается до Брюсселя, где у него назначена встреча с резидентом ГРУ Леопольдом Треппером, руководителем разведгруппы. Уругваец Винсент Сьерра стал появляться в Брюсселе в ресторанах, на верховых прогулках, в театре, ему удается завести влиятельные знакомства в высшем обществе Бельгии. В марте 1940 Гуревич поехал в Женеву на встречу с другим советским разведчиком Шандором Радо. В Лозанне, Шандор Радо сообщил Гуревичу о том, что Германия готовится напасть на СССР. В течение второй мировой войны Шандор Радо передавал в Центр сведения такой высокой осведомленности, будто он находился в ставке Гитлера. А у Кента осталась добрая память о Радо. После встречи Кент возвращается в Брюссель. В Брюсселе Анатолий Маркович поселился в одном доме с семьей миллионеров - беженцев из Чехословакии. Они боялись, видимо, из-за еврейского происхождения, немецкой оккупации и потому решили уехать из Бельгии. Их дочь Маргарет Барга, гражданская жена "Кента", отказалась уезжать с ними. Отец Маргарет предложил передать Гуревичу свои коммерческие связи. Так была открыта торговая фирма "Симекско". Винсент Сьерра стал ее президентом. Эта фирма-прикрытие разведгруппы приносила большую прибыль и помогала финансово деятельности резидентуры ГРУ. Следует отметить, что по случайности, фирма "Симеско" и гестаповская зондеркоманда, расследовавшая деятельность разведгруппы, размещались в Брюсселе в одном здании, не подозревая об этом. Этот факт нашел отражение, несколько в другом виде, и в фильме о деятельности "Красной капеллы". По фильму, Треппер ("большой" шеф, Жан Жильбер) проживал в Париже в одном доме с шефом зондеркоманды Карлом Гирингом. На улице Атребат в Брюсселе Кент снимает виллу на чужое имя, там находится явка, и там же поселяется Михаил Макаров. На связи с "Кентом" находилась и группа Шульце-Бойзена в Берлине Провал Красной капеллы 12 декабря 1941 года на улице Атребат немцы запеленговали передатчик Макарова. Чтобы точнее Накануне из Парижа приехал Треппер. Однако, он почему-то не сказал о том, что на следующий день на вилле собирает разведгруппу "Кента". Утром Треппер позвонил Гуревичу и сообщил,что на вилле арестованы радисты, шифровальщица, а самому Трепперу чудом удалось уйти. Гуревич вызвал Маргарет, и они бежали, не взяв никаких вещей, чтобы не вызвать подозрений. Укрывались какое-то время в доме друзей, а затем перебрались в Марсель. Там они прожили на свободе еще одиннадцать месяцев. Один из радистов, не выдержав пыток, раскрыл шифр, которым пользовался. Немцы стали читать радиограммы, и с изумлением в гестапо прочли адреса Шульце-Бойзена и других подпольщиков в Берлине. Было арестовано, а в последствии казнено много подпольщиков. В ноябре 1942 года "Кент" и Маргарет были арестованы в квартире, которую снимали в Марселе. Только после ареста Маргарет узнала о том, что полюбила русского разведчика. Работа под контролем гестапо На допросе "Кенту" предъявили радиограммы. В них - задания, которые он получал, его шифровки в Центр. Подлинным ударом для Гуревича стали радиограммы, которые от его имени гестаповцы передавали в Центр, когда он уже был под арестом. Однако немцы сообщали, что он находился на свободе. Центр отвечал, давал ему новые задания. Таким образом, "Кент" угодил в ловушку, приготовленную зондеркомандой. В это время Маргарет родила сына Мишеля. Перед концом войны у Гуревича и Маргарет возникла возможность бежать в другую страну. но "Кент" думал только о своем долге разведчика. Супруги простились в феврале 1945 года - навсегда. Затем произошел невероятный случай: в 1945-м году Гуревич привез в Москву в качестве пленника Паннвица, шефа зондеркоманды (сменившего а этом посту Карла Гиринга). Хайнц Паннвиц мечтал стать пастором, а сделал карьеру в гестапо. По его приказу, после убийства Гейдриха в Праге, стерли с лица земли деревню Лидице. Были казнены сотни людей. С 1943 году он возглавил зондеркоманду "Красная капелла". После мучительных раздумий Кент принял правила игры Паннвица, однако надеяля, что найдет способ переломить ее ход, обратить против гестапо. Его целью было минимизировать передачу дезинформации в Москву. Гуревич убедил Паннвица, что на свободе остались другие разведчики, о которых он не знал, и ктороые могут проверить и сообщить, что передаваемые факты являются дезинформацией. Уже в конце 1943 года Кент понял, что шеф зондеркоманды боится поражения Германии. Произошел откровенный разговор. Кент смог убедить Паннвица перейти на службу в советскую разведку. "Кенту" удалось втайне от Паннвица направить радиограммы в Москву и получить гарантии безопасности для Паннвица. Возвращение на Родину В мае 1945 г. на военном самолете Гуревича и Паннвица доставляют в Москву. После приезда Анатолий Маркович был арестован органами госбезопасности и осуждён на 20 лет. В отличие от Треппера и Радо, бывших зарубежными гражданами (соответственно Польши и Венгрии), Гуревич был советским подданым, что и привело к большему сроку наказания. После смерти Сталина Гуревич был освобожден, но не реабилитирован. Во время т.н. хрущёвской "оттепели" он подвергся новому аресту. В общей сложности, Гуревич несправедливо пробыл в заключении в СССР около 25 лет. Только в 1991 году он получил на руки документ о реабилитации, снявший с него обвинения в предательстве. В том же году нашелся и его сын Мишель, проживающий в Испании. Он нашел адрес отца с помощью писателя Жиля Перро, автора книги о Красной капелле. Дата публикации на сайте: 27.03.2008 http://www.peoples.ru/military/scout/gurevich/
Люба Шерстюк: Товарищи, кто владеет французским языком и способен перевести вот эту заметку о Карло Шёнхааре? Помогите! Né à Hedelflingen (près d’Esslingen, en Allemagne), d’un père allemand (Eugen Schoenhaar) et d’une mère française (Odette Pisler). Son père, un dirigeant du “ Secours rouge ” chargé de l’impression de la littérature devenue illégale après la prise du pouvoir par les nazis, sera arrêté et abattu par la Gestapo. La mère et le fils franchissent alors la frontière et se réfugient dans la famille à Lausanne ; mais Odette Pisler, ayant épousé un Allemand, a perdu sa nationalité. Menacée d’être extradée vers l’Allemagne, elle se réfugie à Paris. Demeure avec son fils 6 rue Etienne-Marey (XXe), dans l’immeuble dont Pierre Leblois était le concierge. Karl, élève au lycée Louis-Rollin (actuellement Jacques-Decour), participe aux premières actions de résistance. Il est renvoyé du lycée sur instructions du rectorat pour ses activités politiques mais se fait admettre à l’Institut d’optique du boulevard Pasteur (XVe). Parmi les opérations auxquelles il a participé, citons : • 1er février 1942, il est à la tête du détachement qui attaque des véhicules de l’armée allemande, place de la Concorde. Des explosifs sont placés sous les camions qui seront pulvérisés. Participe à l’opération Roger Debrais. • 1er mars 1942, attentat contre le poste de garde n° 328 d’un bataillon de la Wehrmacht situé au 41 rue de Tanger (XIXe), avec Tardif, Tondelier et d’autres membres des Bataillons de la Jeunesse. Il est arrêté le 8 mars 1942, lors d’une tentative d’attentat à la bombe visant l’ exposition “ Le bolchevisme contre l’Europe ” qui vient d’être inaugurée salle Wagram.
Василий М.: Здравствуйте Люба Шерстюк ! Привожу мой перевод вашей заметки. Родился в Недельфлингеле ( возле Эсслингена. Германия), отец- немец( Ойген Шёнхаар), мать- француженка (Одетт Писле). Его отец, руководитель "Красной помоши",которая издавала литературу ставшей нелегальной, после захвата власти нацистами, будет арестован и казнён Гестапо. Мать и сын пересекли границу и скрылись в семье в Лозанне. Но Одетт Писле, выйдя замуж за немца, потеряла своё подданство. При угрозе выдачи в Германию она укрылась в Париже. Проживала с сыном на улице Этьенн-Маре 6 ( 20-й округ г. Парижа), в доме, где привратником был Пьер Леблуа. Карл, ученик в лицее Луи-Роллен ( ныне Жак-Декур),принимал участие в первых акциях сопротивления. Он был исключён из лицея по указанию ректората за политическую деятельность, но поступил в в Институт оптики на бульваре Пастера (25-й округ). Среди операций. в которых он принимал участие, назовем: 1 февраля 1942 года, он возглавил отряд, который атаковал немецкие машины на площади Согласия. Взрывчатка, размещённая под грузовиками стёрла их в порошок. В операции участвовал и Роже Дебре. 1 марта 1942 года, покушение на караульный пост № 328 батальона вермахта расположенного наулице Танжер 41 (19-й округ),вместе с Тардифом Тонделье и другими членами Батальонов Молодёжи. Он схвачен 8 марта 1942 года при попытке установить бомбу нацеленную на выставку "Большевизм против Европы", которая только что была торжественно открыта в зале Ваграм.
Люба Шерстюк: Василий М., страшно Вам благодарна! Спасибо! Пусть вечно живёт в наших сердцах память о Героях-антифашистах!
Люба: Пишет Петрович (partisan_p) @ 2007-11-05 22:36:00 Метки данной записи: медаль за город Кёнигсберг, мемуары, милитаризьменное А это совсем интересно «СВОБОДНАЯ ГЕРМАНИЯ» В ШТУРМЕ КЕНИГСБЕРГА текст исходно с калининградского форума, был напечатан на http://www.klgd.ru/ru/city/750/almanac/a5_12.php однако сейчас там страница выдаёт абракадабру, так что на всяк случай сдублирую ...На заключительном этапе войны члены фронтовых организаций НКСГ неоднократно обращались к советскому командованию с просьбой разрешить принять участие в активных действиях по освобождению своей родины от фашизма, восстановлению доброго имени немецкого народа и скорейшему окончанию войны. Выпускники антифашистской школы при Земландской группировке советских войск, в частности, просили в марте 1945 года направить их в Кёнигсбергский котёл. Советское командование дало согласие на это. Из немецких антифашистов организовали два взвода, ударную группу и отделение управление ротой. 18 марта 1945 года 58 лучших курсантов школы 1-го Прибалтийского фронта под руководством одного из основателей Национального комитета «Свободная Германия» солдата Эмиля КРУММЕЛЯ прибыли в посёлок Зид-лунг (Чкаловск). Отсюда антифашисты предприняли неудачную попытку проникнуть возле железнодорожной станции Гольдшмиде (Дмитрово возле Чкаловска) в 561-ю «Народно-гренадёрскую» дивизию, чтобы убедить солдат капитулировать. Но нейтральная полоса была сильно заболочена, здесь же проходил залитый водою ров. Курсанты не смогли преодолеть эти препятствия и вернулись на свою базу. Потом командиром роты назначили лейтенанта Альфреда ПЕТЕРА, командирами взводов - унтер-офицеров Гебхарда КУНЦЕ и Гарри БОРНМАННА и командиром отделения управления ротой - ефрейтора Гюнтера КЛЯЙНА. Альфред Петер был артиллерийским офицером, отличался волевым характером и хорошими организаторскими способностями. В плен попал под Сталинградом в 1943 году. Его переход на антифашистские позиции произошёл не сразу. Огромное воздействие оказало на него общение с Вили БРЕНДЕЛЕМ и другими деятелями партии немецких коммунистов. Во избежание кровопролития и жертв, курсанты решили при переходе к передовым частям немецкой обороны выдать себя за возвращающуюся в свою часть группу, или разведывательную группу, сбившуюся с пути. В ночь на 22 марта 1945 года рота снова перешла линию фронта вблизи станции Гольдшмиде (возле посёлка Чкаловска). По радио группа поддерживала связь с начальником 7-го отдела политического управления 1-го Прибалтийского фронта подполковником Е.А. Бродским и начальником фронтовой антифашистской школы майором Б.Л. Мартенсом. Примерно через 300 метров ударная группа наткнулась на немецкую огневую позицию и, выдав себя за отбившийся от части разведывательный дозор, разоружила расчёт и вывела пулемёт из строя. Затем «заблудившиеся разведчики» спокойно разъяснили трём захваченным врасплох немецким солдатам, кем они являются на самом деле. Два взвода выдвинулись через образовавшуюся брешь и, подойдя к окопам, обратились к солдатам, заявив, что они являются представителями движения НКСГ и намерены спасти им жизнь. Солдаты поодиночке стали вылезать из окопов и, не оказав сопротивления, дали себя разоружить и отвести к пункту сбора пленных. Эта была 3-я рота 1-го батальона 561-й «Народно-гренадёрской» дивизии. К ефрейтору Гюнтеру Кляйну, который обеспечил брешь, обратился унтер-офицер с группой солдат из сапёрного батальона. Кляйн разоружил унтер-офицера и потребовал, чтобы солдаты сложили оружие, что они и сделали. Тем временем ударная группа Арно Борнманна успешно продвигалась вглубь кёнигсбергской обороны и достигла командного пункта роты. Её командир обер-лейтенант Грюнвальд оказался в полном неведении о том, что происходило в вверенном ему подразделении. Захваченный врасплох курсантами Борнманна, он первоначально разделил участь своих солдат, но в последний момент, воспользовавшись темнотой, скрылся вместе с несколькими солдатами. Далее перед антифашистами находились позиции, занятые фолькштурмовцами. Альфред Петер дал знать по радио, что он и его товарищи полны решимости двигаться дальше, но до рассвета оставалось 30 минут. Группе посоветовали завершить рейд. На рассвете группа вернулась на базу с 35-ю немецкими солдатами. Группа понесла потери: убит обер-ефрейтор Рюдигер, ранены штабс-ефрейтор Граберт и солдат Мюллер. Командующему Земландской группировкой войск генералу армии И.Х. Баграмяну была передана полевая папка. В ней находилась схема участка обороны 3-й роты 1-го батальона 1143-го полка 561-й «Народно-гренадёрской» дивизии и другие важные документы. Через неделю после этой операции советское командование изложило конкретный план штурма Кенигсберга, согласно которому самый концентрированный удар наносился на участке 561-й дивизии, оборону которой так искусно «просверлила» группа Петера. Из захваченных немецких солдат четверо заявили о готовности возвращения на боевые позиции, чтобы убедить солдат в бессмысленности сопротивления. Двенадцать других солдат обратились с просьбой принять их в антифашистские школы. Спустя неделю А.Петер направил в Кенигсберг курсантов КЦИОСЕКА, ШМИДТХЕНА, КИРХМЕЙРА и МЁЛЛЕРА. Эти добровольцы вызвались доставить в осаждённый город личные послания активного деятеля НКСГ генерал-лейтенанта Вингенца МЮЛЛЕРА командующему немецкими войсками на Земландском полуострове генералу Гольнику и командиру IX армейского корпуса генералу Вуттману. В послании содержался призыв прекратить бессмысленное и безнадёжное сопротивление, избавить кёнигсбержцев от напрасных жертв. Антифашисты взяли с собой 1500 писем немецких граждан, находившихся на уже освобождённой от фашизма территории Восточной Пруссии, адресованные их родным и близким в Кенигсберге, и 70 писем военнопленных к родным. Впоследствии комендант Кенигсберга генерал Отто Ляш подтвердил, что 23 марта 1945 года в расположение 75-го охранного полка полковника Гросса проникли четверо немецких солдат, что с этими людьми он сам лично разговаривал и прочитал письмо генерала Мюллера с призывом о капитуляции. Оценивая содержание послания, генерал О.Лящ сказал, что изложенная в нём характеристика военного положения Германии представлялась абсолютно верной. Однако, говорил О.Ляш, то обстоятельство, что в призыве Мюллера не содержался ответ на вопрос, что будет с Германией после неотвратимого поражения, весьма снижало действенную силу послания. Надо отметить, что недостаток опыта привёл к тому, что проведённая акция в ночь на 5 апреля 1945 года не увенчалась успехом. При определении места этой операции выбор пал на район форта № 3 «Фридрих Вильгельм I». Боевой группой численностью 79 человек руководил лейтенант Петер. Во главе ударной группы встал Арно Борнманн, командирами других подразделений назначены Гебрард Кунце, Гарри Лау и Карл-Гейнц Майсснер. Эта группа попыталась на рассвете 5 апреля 1945 года вклиниться в боевые порядки 367-й пехотной дивизии в районе Нойхаузер Тиргартен (западная окраина Гурьевска). Участники операции планировали установить контакт с гарнизоном форта номер три и, в случае необходимости, силой оружия заставить его прекратить сопротивление. Добравшись до немецких позиций, группа выдала себя за отбившихся от своей части боевой дозор. В ответ на это в командный пункт роты был немедленно послан связной и поднята тревога на всём участке. Фашистов смутило большое количество участников «боевого дозора». Кто-то встревожено крикнул, что здесь гораздо больше людей, чем обычно бывало в разведгруппе и что это - подозрительно. Хотя ударной группе антифашистов удалось обезвредить один пулемётный расчёт, но по району нахождения группы был открыт огонь из форта. Группа вынуждена немедленно отойти. На обратном пути были ранены Гарри Лау, Тассилов Куммер, Эгон Доберт, Фриц Шилке, Хельмут Фиркант, Герберт Шварц, Манфред Турнеретшер, Бернет Зиг, Герберт Сузалла. При проведении операции, как было отмечено в докладе руководства школ, особо отличились: фельдфебель Арно Борнманн, унтер-офицеры Курт Кнооб, Гебхард Кунце, Гарри Лау, обер-ефрейторы Эгон Лоберт, Якоб Петри, Герман Штарк, Ганс Дитрих, Август Краузе, Ганс Шляйншок, Карл-Хайнц Майснер, Альберт Крафт, ефрейторы Хельмут Фиркант, Гюнтер Кляйн, Генри Абратис. В ночь с 8 на 9 апреля 1945 года, захватив листовки с обращением маршала A.M. Василевского, в центр Кенигсберга проникли две группы антифашистов из комитета «Свободная Германия». Они распространяли среди окружённых листовки. Одна из групп, в сопровождении капитана А.П. Пушкарского, несла белый флаг и попыталась приблизиться к зданию цитадели. Но фашисты не допустили парламентёров, открыв по ним ураганный огонь. В ночь с 8-го на 9-е апреля свыше 70 курсантов антифашистской школы прибыли в район кёнигсбергского зоологического сада, разместившись в доме № 9 по Штегеман-штрассе (ул. Черняховского). Рано утром 9 апреля антифашисты командировали в район Нового театра и Почтовой дирекции две группы парламентёров по пять человек в каждой. Первую группу возглавил лейтенант ТЕСКЕ, в неё входили обер-ефрейтор Герман Бергман, ефрейтор Кунабальд РААБ, обер-ефрейтор Курт Тальке. Вторую группу возглавлял обер-лейтенант Шварц, членами её были обер-ефрейтор Фриц Вольф, обер-ефрейтор Леопольд Гарски, ефрейтор Фридрих Петрозески. Пройдя через охваченный огнём и дымом Зоологический сад, парламентёры с белыми флагами вышли к Театральной площади, где тотчас были опознаны. К ним устремились солдаты, женщины, дети, старики. Поняв стремление немцев перейти под защитой парламентёров в район, находившийся под контролем советских войск, где уже утих гул сражения, фашисты открыли по собравшимся пулемётный и автоматный огонь, от которого погибло много людей. Вместе с ними погибли антифашисты-парламентёры: лейтенант Теске, обер-ефрейтор Курт Тальке, солдат Герман Каудаш. Группа обер-лейтенанта Шварца была вынуждена прекратить акцию также вследствие сильного огня со стороны фашистов. 9 апреля 1945 года в 16 часов 15 минут комендант города Кенигсберга генерал Отто Ляш приказал передать советскому командованию просьбу прекратить боевые действия. Капитуляция Кенигсберга ускорила процесс крушения немецкого рейха. Боевые заслуги антифашистов-фронтовиков высоко оценены во время боёв за Кенигсберг. Троих наиболее отличившихся - Альфреда Петера, Гебхарда Кунце, Альфонса Шрайбера - представили к награждению: первого - орденом Отечественной войны I степени, двух других - орденами Отечественной войны II степени... Источик: http://partisan-p.livejournal.com/179351.html
Люба: МАЛОИЗВЕСТНОЕ ОБ ИЗВЕСТНОМ. ЕГО ВКЛАД В ПОБЕДУ 11 сентября 2007 Писатель Юлиан Семенов, создавая образ советского разведчика Максима Исаева-Штирлица, известного по телефильму «Семнадцать мгновений весны», обращался за консультацией к Шандору Радо. Так что Максим Исаев — это и Рихард Зорге, и Лев Маневич и сам — Шандор Радо. Жизнь Радо похожа на захватывающий воображение роман. Комиссар одного из полков Венгерской Красной Армии, он после поражения Венгерской Советской республики в 1919 г. эмигрирует в Австрию, где создает информационное агентство РОСТА-ВИН, сыгравшее заметную роль в распространении правды о молодой Советской республике; а затем — интернациональное телеграфное агентство ИНТЕЛ, передававшее информацию в Москву. В 1921 г. Ш. Радо был делегатом III конгресса Коминтерна в Москве. С лета 1922 г. в Германии — студент Берлинского, а затем Лейпцигского университетов, одновременно командир вооруженной пролетарской сотни. В 1924—1925 гг. в Москве занимается картографической наукой, а затем возвращается в Германию. С 1933 г. во Франции руководит картографическими агентствами. Издает «Путеводитель по СССР для иностранцев», первую политическую карту СССР,одновременно — сотрудник Коминтерна. С 1935 г. - работник Четвертого (разведывательного) управления Генштаба РККА. С 1936 г. в Швейцарии открывает научно-картографическое агентство «Геопресс», одновременно являясь сотрудником, а с начала Второй мировой войны — резидентом «Красной капеллы» до 1944 г. После окончания войны отозван в Москву. В Швейцарии создан шестисерийный художественный телефильм «Война в нейтральной стране» о группе Ш. Радо. Это новое свидетельство интереса, который вызывает ее деятельность. Постоянно рискуя жизнью, они отдавали все силы, чтобы помочь Красной Армии в борьбе с фашистскими агрессорами. Безусловно, группы выдающихся советских разведчиков III. Радо в Швейцарии, как и Рихарда Зорге в Японии, оказали неоценимую помощь Красной Армии. «Хорошо работающая разведка, — писал маршал Г.К. Жуков, — также была одним из слагаемых в сумме причин, обеспечивших успех». Однако как бы ни была значительна помощь разведки, Великая Отечественная война была выиграна всем нашим народом, совершившим величайший ратный и трудовой подвиг. О делах бойцов «невидимого фронта», об организации «Дора» и их конкретном вкладе в Победу, наш рассказ. Ш. Радо в 1935 г., хорошо понимая опасность, которую нес человечеству фашизм, выразил тогдашнему руководителю разведывательного управления РККА Семену Урицкому свое желание сотрудничать с советской военной разведкой и получил задание создать в Швейцарии разведывательную организацию, что и было сделано. Вскоре поступили указания из Москвы. «Дорогая «Дора», — говорилось в письме Центра, — в связи с общей обстановкой, которая вам вполне ясна, я ставлю перед вами задачу самого энергичного развертывания вашей работы... для получения ценной военной информации и привлечения интересных для нас лиц. Сконцентрируйте внимание... прежде всего на Германии, Австрии, Италии. Директор». В организацию «Дора» добровольно вошли более 20 человек различных политических взглядов — мужчин и женщин, которых объединяли ненависть к фашизму и понимание, что единственной силой, способной остановить коричневую чуму, является Красная Армия. И группа работала с каждым днем все интенсивней. Она, например, знала, какой корабль или подводная лодка и когда покидали итальянские порты и брали курс к берегам сражающейся Испании. Летом 1939 г. источник из Германии сообщил о подготовке гитлеровцами захвата Данцига 31 августа, а 1 сентября 1939 г. фашистские орды вторглись в Польшу. Началась Вторая мировая война... От разведчиков в Центр летели все более и более тревожные сигналы. 6 июня 1940 г. «Альберт» радирует, что, по высказыванию японского атташе, Гитлер заявил, что после быстрой победы на Западе начнется немецко-итальянское наступление на Россию. В феврале 1941 г. один из источников Радо «Луиза» — офицер швейцарской разведки, сообщил, что Германия имеет на Востоке 150 дивизий и что наступление начнется в конце мая. 17 июня Радо передает срочное сообщение: «На советско-германской границе стоит около 100 пехотных дивизий, из них треть — моторизованные. Кроме того, 10 бронетанковых». Разведчики группы Радо сумели проникнуть в стан противника и, изучив замыслы врага, предупредить СССР о надвигающейся войне. Использовалась ли эта информация? Безусловно. Поистине титанические усилия приложили советские люди, чтобы вырвать свою страну из вековой отсталости, создать мощную индустрию, коллективное сельское хозяйство, укрепить Красную Армию. Численность ее с 1939 по июнь 1941 г. увеличилась в 3,5 раза! Было заново сформировано 125 дивизий. В 1942 г. открылось 42 новых военных училища, войска были оснащены новой боевой техникой. Уже сходили с конвейера лучшие в мире танки Т-34 и KB, наши прославленные «Катюши». Принимались меры и по подготовке гражданского населения к обороне страны. Нельзя не учитывать, что Гитлер, поработив всю Западную Европу, подчинил целям войны с СССР экономику 11 государств с общим населением 140 млн. человек. Вся военная техника этих стран попала в руки агрессора, а это ведь вооруженные 190 дивизий. Экономика Германии заблаговременно была переведена на военные рельсы: самолетов производилось 10—11 тысяч в год, танковые заводы в 1940 г. произвели 3700 боевых машин. Все это позволило Гитлеру начать войну силами, которые превосходили наши: в людях — в 1,8 раза, в танках — в 1,5 раза, в новых самолетах — в 3,2 раза. В таких крайне невыгодных условиях советские войска были вынуждены вступить в бой с сильным, опытным, заранее изготовившимся к наступлению врагом. Этим объясняются трудности и неудачи начального периода войны. И, тем не менее, Красная Армия, даже в тяжелых условиях 1941 г. отразила удар по силе многократно превосходящего противника. Но впереди была тяжелая борьба. В первый день войны Ш. Радо телеграфировал в Москву: «В этот исторический час с неизменной верностью, с удвоенной энергией будем стоять на передовом посту. Дора». Центр поставил перед группой «Дора» новые задачи. Уже 1 июля Радо получает шифровку: «Все внимание — получение информации о немецкой армии. Внимательно следите и регулярно сообщайте о перебросках немецких войск на Восток из Франции и других западных районов. Директор». Уже в дни гигантского сражения под Москвой Дора регулярно радировал в Москву данные о немецких потерях, имеющихся резервах, планах вермахта. И вот первая крупная победа — разгром 38 немецких дивизий под Москвой: уничтожено 1300 танков, 2500 орудий, около 300 тысяч солдат и офицеров. Враг отброшен от нашей столицы на 100—250 километров. Гитлеровская военная машина была потрясена, но далеко не сломлена. Она готовилась к решающим боям лета 1942 г. По заданию Центра источники «Дора» собирают информацию о производительности авиационных и танковых заводов, добычи нефти и запасах горючего, строительстве аэродромов, о базах снабжения, новых армейских формированиях. Насколько детальны были эти сведения, можно судить по его сообщениям в Центр: « — Программа строительства самолетов на январь 1942 г. намечена немцами в 3100 машин, из них в Германии и оккупированных ею странах - 2400, в Италии - 300, в неоккупированной Франции — 400. — Заводы Лорена выпускают «мессершмиты». Заводы «Моран» строят истребители с двумя пушками типа «Моран-тайфун». Заводы «Испано» конструируют новый истребитель. — Главные центры снабжения для Восточного фронта находятся в Дрездене и Бреслау. — Главные центры немецкой танковой промышленности — в Хемнице и Цвикау. К отправке на фронт готовы до 3 тысяч танков». И шифровки летели в далекую Москву. Они помогали Генеральному штабу полнее знать противника, осуществлять стратегическое и оперативное планирование, точнее нацеливать удары Советской Армии. Насколько важны были эти сведения, можно судить хотя бы по такой информации: в дни наступления гитлеровцев на Сталинград источник Радо «Люци» сообщил, что германское командование не считает возможной концентрацию советских войск в районе так называемых черных земель юго-восточнее Сталинграда. Поэтому фланг немецкой армии там не был защищен. Как известно, об этом пишет маршал Г.К. Жуков, по рекомендации A.M. Василевского, в то время начальника Генерального штаба, этот район и был избран как исходный для ноябрьского контрнаступления левого крыла Сталинградского фронта. Сейчас, через 60 лет, когда многое тайное стало явным, когда бурные события тех грозных лет можно оценить всесторонне, проследить их развитие и понять причинную связь, кажется удивительным, просто фантастическим сделанное советскими разведчиками из нейтральной Швейцарии. В те дни «Дора» получил, например, такие запросы: «9.11.42 г. — Где строятся оборонительные позиции на участках Сталинград—Клецкая и Сталинград—Калач? Их характеристика. 10.11.42 г. — Выясните: где теперь 11-я и 18-я танковые дивизии, раньше находившиеся на Брянском фронте. 2.12.42 г. — Уточните немецкие резервы в тылу Восточного фронта. 7.12.42 г. — Какие войсковые части перебрасываются сейчас с запада и из Норвегии на Восточный фронт и какие с Восточного фронта на Запад и на Балканы? На каком участке предусматривать контрудары, где, когда и какими силами? Разведчики стремились выполнять эти задания и получали высокую оценку Центра. Кульминационной точкой работы швейцарской группы советской разведки был 1943 г. К этому времени гитлеровцы получили сокрушительные удары под Москвой, Сталинградом, была прорвана блокада Ленинграда, по всему огромному фронту инициатива перешла к Советской Армии. И, тем не менее, фашисты еще надеялись на победу. Ставка ими делалась на операцию «Цитадель» - попытку переломить ход войны в свою пользу мощным наступлением летом 1943 г. под Курском. Гитлеровцы довели численность своих вооруженных сил до 10 млн. 300 тыс. человек. Операция разрабатывалась и готовилась в строжайшей тайне. Подтягиваемым на исходные позиции частям не разрешалось пользоваться радиосвязью. Танковые части передвигались только ночью, а танкисты в целях маскировки были переодеты в форму других войск. Днем делались ложные переброски войск, в эфир летели фальшивые приказы с расчетом дезориентации нашего командования. Но все это было напрасно... Первый сигнал об операции «Цитадель» поступил от известного советского разведчика Николая Кузнецова, действовавшего в оккупированном немцами Ровно. Однако наибольший объем информации поступил от наших разведчиков из Швейцарии. Именно они сообщили, что еще 15 апреля 1943 г. Гитлер подписал оперативный приказ, согласно которому операция «Цитадель» планировалась после 3 мая, а затем была перенесена на 12 июня. В Москву летели шифрованные радиограммы о корпусах, дивизиях, полках всех родов войск, задействованных в операции «Цитадель», их номерах и командирах. От разведчиков поступила и другая важная информация. В частности, о новом самолете «Мессершмите», о новом тяжелом немецком танке «Тигр» и его сильных, и слабых сторонах. Ведь гитлеровцы возлагали большие надежды на «Тигра», которые не оправдались. Еще раньше, во время прорыва советскими войсками блокады Ленинграда, у Синявских высот был захвачен целехонький «Тигр», с перепугу брошенный своим экипажем. Изучить его уязвимые места не составляло труда. «Машина производила внушительное впечатление, — рассказывал в одном интервью главный конструктор тяжелых советских танков Ж.Я. Котин. - Она имела 88-миллиметровую пушку и два пулемета. Лобовые детали корпуса и башня защищены 100-миллиметровой броней. Несмотря на эти данные, мы усмотрели в танке ахиллесову пяту — уязвимое место. «Тигр» весил почти 55 тонн, передвигался медленно, был неповоротлив — годился скорее для оборонительного боя». К началу Курской битвы уральские конструкторы создали самоходные артиллерийские установки, превосходящие танки противника. Штурмовики ИЛ-2 были вооружены маленькими, весом всего полтора килограмма, кумулятивными бомбами. Одного попадания такой бомбы, которые рассыпались с самолетов смертоносным дождем, было достаточно, чтобы пробить верхнюю броню и зажечь фашистский «Тигр». Ныне всем хорошо известно, что благодаря усилиям Советской Армии наша страна сорвала планы фашистского командования. Клещи врага в районе Курска не сомкнулись. Гитлеровский план операции «Цитадель» потерпел полное крушение. Фашистская армия потеряла на Курской дуге более полумиллиона солдат и офицеров, свыше 3500 самолетов, 1500 танков, 3 тысячи орудий. Особенно тяжелый урон понесли танковые войска противника. Восполнить такие потери фашистская Германия уже не смогла. Соотношение сил и средств еще решительнее изменилось в пользу Советской Армии. Мировую прессу захлестнул поток восторженных оценок и слов благодарности подвигу Советской Армии. Порабощенные народы Европы воспряли духом. Теперь уже в исходе войны и грядущей Победе советского народа сомнений не было. Настоящей сподвижницей Ш. Радо была Рут Вернер («Соня»). Еще до нападения Гитлера на СССР, находясь в Данциге, оккупированном фашистскими войсками, она сообщила командованию Красной Армии ценнейшие разведданные, за что была награждена орденом Красного Знамени. Прибыв в Швейцарию, «Соня» много месяцев вместе со своими донесениями передавала и донесения Радо. Одновременно она обучала для него радистов. Группе «Дора» помогал француз, для конспирации названный «Лонгом». До войны «Лонг», будучи разведчиком 2-го бюро французского штаба, работал в Берлине в качестве корреспондента ряда влиятельных французских газет. В 1940 г., после поражения Франции, он выехал в Швейцарию. «Умный, талантливый разведчик, — вспоминал о нем Ш. Радо, — «Лонг» располагал в самых различных общественных кругах обширными и чрезвычайно ценными для нашего дела связями, над которыми он много потрудился еще в довоенную пору. Он установил тесный контакт со швейцарской разведкой, у него были связи в немецких буржуазно-эмигрантских кругах, а также в Берлине». Самую ценную информацию поставлял «Доре» немецкий антифашист Рудольф Ресслер. Очень интересна история выхода этого человека на связь с советской разведкой. В конце 1942 г. информатор Тейлор сообщил, что у него есть немецкий друг с большими возможностями, который выражает желание безвозмездно помогать Советскому Союзу, но при этом он ставит одно условие: советская разведка не должна интересоваться его фамилией, адресом и родом занятий. Условие необычное. Но в интересах дела можно было согласиться на него, если это действительно ценный человек. Чтобы определить это, Радо дал задание через Тейлора для «Люци» (так именовал Радо Ресслера в телеграммах для Москвы) выяснить, что известно германскому генеральному штабу о Красной Армии: расположение войск, кто ими командует и т.д. Буквально на третий-четвертый день от «Люци» поступило несколько листов машинописного текста, которые поразили безошибочностью данных: дислокация советских армий и многих дивизий, кто ими командует и каковы их деловые качества как военачальников с точки зрения генералитета вермахта. Кто же был этот таинственный человек? Долгое время о нем не было известно ничего и впервые его имя — Рудольф Ресслер — было названо в 1944 г. после провала и ареста разведчиков. Ныне о Ресслере написаны сотни страниц статей и книг. Антифашисты называют его «лучшим разведчиком Второй мировой войны». Рудольф Ресслер познал «прелести» окопной жизни в ходе Первой мировой войны и на всю жизнь стал ее противником. До прихода нацистов он редактировал в Аусбурге местную газету, издавал литературный журнал в Мюнхене. В 1934 г. был вынужден эмигрировать в Швейцарию, за что был лишен германского гражданства. В швейцарской печати он выступал под псевдонимом «Р.А. Гермес», печатал статьи, в которых содержались ценнейшие данные о фашистской Германии. Он предложил свои услуги швейцарской разведывательной службе. Как утверждают авторы книг о Ресслере, он предупредил швейцарскую разведслужбу о нападении Германии на Польшу, вторжении в Бельгию и Голландию, о немецких планах войны против СССР. Конечно, им очень дорожили. Руководство швейцарской разведки поручило ему анализ всей разведывательной информации по Германии. Он получил возможность сопоставлять сообщения разных источников со своими собственными. Ресслер стал настолько ценным человеком, что был взят под круглосуточную охрану швейцарской контрразведкой. После начала Второй мировой войны прямой начальник Ресслера, руководитель швейцарской разведки полковник Масон, который понимал, что единственная возможность для Швейцарии избежать оккупации немцами — это победа Объединенных Наций, не препятствовал своим подчиненным входить в контакты с агентурой союзников. И Ресслер поддерживал таковые с англичанами и американцами. Но, увидев, что эта информация практически не используется, он стал искать пути для передачи ее единственно реальной силе в борьбе с фашизмом — Советскому Союзу. Так что он стал звеном, и очень важным, в разведывательной группе Шандора Радо. Кто же были берлинские друзья Ресслера? Каким способом он так регулярно и быстро связывался с Берлином? Связь была настолько оперативной, что некоторые авторы книг о Ресслере на Западе считают, что «русские получали информацию об изменениях оперативных планов вермахта на Восточном фронте раньше, чем соответствующие немецкие командующие»... Именно эти вопросы были заданы лектором общества «Знание» — Сочи А.В. Асановым (1920—2001) лично Шандору Радо в апреле 1980 г., когда руководитель организации «Дора» по приглашению городского отделения общества дружбы и культурной связи с зарубежными странами находился в Сочи. Вот ответ Шандора Радо: «Рудольф Ресслер внес существенный вклад в работу нашей группы. В шифровках в Центр я именовал его, а стало быть, и его информаторов в Германии, псевдонимом «Люци». Недавно в Швейцарии издана книга «Глаза Москвы», которая может явиться вторым томом моих воспоминаний «Под псевдонимом Дора», так как проливает свет на то, каким образом приказы, распоряжения и другие секретнейшие документы высшего гитлеровского командования из Берлина попадали к нам — в советскую разведгруппу «Дора». Автор книги Бернд Руланд — офицер войск связи, в годы войны служивший в телетайпном центре Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ), — рассказывает о действиях двух подчиненных ему вольнонаемных связисток, которые, ежечасно рискуя жизнью, снимали копии с самых секретных документов и передавали их для использования в борьбе против фашизма. Как повествует Бернд Руланд, вечером 14 июня 1941 г., во время своего дежурства, он получил для зашифровки и передачи по телетайпу несколько строго секретных документов. И вот копию одной из телеграмм он обнаружил у связистки, которую по соображениям безопасности называет вымышленным именем и фамилией Анжеликой фон Пархим: Руланд был буквально потрясен тем, что эта девушка, отчетливо сознавая, что ее ждет за действия, квалифицируемые гитлеровскими законами «государственной изменой» и «шпионажем», не страшась смерти, ведет опасную работу. Выслушав Анжелику, Руланд дал ей слово, что не выдаст ее и в течение всей войны свое слово сдержал. После войны Руланд стал разыскивать Анжелику и в июне 1947 г. встретился с мужественной антифашисткой. Женщина рассказала, что действовала не одна, а со своей подругой телетайписткой Марией Калушши. Состоялась встреча с обеими, и они, рассказав уже в деталях о своей работе против «фатерлянда», взяли с Руланда слово, что подлинные их фамилии и имена он откроет только после их смерти. Они сообщили также, что их связником был офицер общего управления вермахта, которого Руланд в своей книге назвал «капитаном фон Кемпером». Оказалось, что для передачи информации в Швейцарию Кемпер использовал даже дипломатических курьеров германского министерства иностранных дел! Вернер фон Кемпер отлично реализовал то, что через Швейцарию непрерывным потоком проходили транзитные поезда в Германию, что раненые гитлеровские офицеры приезжали в Швейцарию на отдых и лечение, и то, что через Швейцарию проходила линия постоянной курьерской связи гитлеровского МИДа. Очень интересно и то, что Кемпер был не только передаточным звеном данных из телетайпного центра от девушек, но и сам сообщал разведданные через своих многочисленных друзей в самых разнообразных кругах Германии. Как видите, материалы книги Бернда Руланда «Глаза Москвы» являются еще одним свидетельством сплочения антифашистских сил в борьбе с нацизмом». (Газета «Черноморская здравница», 1 мая, 1980, №86) ...Но связь группы «Дора» с Москвой не могла остаться незамеченной. Гитлеровской разведке стало известно, что в Швейцарии действует советская разведывательная организация, использующая три передатчика. Передачи в Москву перехватывались, однако проникнуть в тайны работы разведчиков при всем старании фашистам не удавалось. Под давлением Германии нейтральная Швейцария начала охоту за группой Ш. Радо. Был сформирован специальный радиоотряд и его пеленгаторы обнаружили в эфире обе рации, работавшие в Женеве. Полиция захватила радистов во время радиосеанса. 17 октября 1943 г. Радо выехал в Лозанну, где через свою рацию сообщил «Директору» об аресте радистов. Для связи с центром осталась только лозаннская рация. Москва через нее дала указание Радо: «Работу группы временно прекратить». Так закончила свое существование швейцарская группа советских разведчиков. Дальнейшая судьба многих их них сложилась трагично. Все разведчики, попавшие в руки гестапо непосредственно в Германии, погибли смертью героев. Остались живы лишь те, кого арестовали в Швейцарии. По приказу Центра Ш. Радо с ноября 1943 г. перешел на нелегальное положение, а затем при помощи французских партизан и швейцарских друзей ему вместе с женой удалось перейти границу и приехать в Париж. В октябре 1945 г. швейцарские власти все же организовали суд военного трибунала над членами группы Радо. Обвинения в незаконной разведывательной деятельности против фашистской Германии были предъявлены ему самому (3 года тюрьмы!), его жене Лене, Рудольфу, Христиану Шнейдеру (антифашист), Маргарет Боли (радист), Эдмонду и Ольге Хамелям (радисты). Рудольф Ресслер доказал, что занимался разведкой, прежде всего, в пользу Швейцарии, и был оправдан судом... Легендарный «Люци» скончался 12 декабря 1958 г. Он похоронен близ Люцерна на кладбище его пригорода Кринса. На скромной надгробной плите надпись: «Рудольф Ресслер 1897-1958». *** Шандор Радо в 1945 г. возвратился в Москву, а затем до последних дней (Радо скончался 20 августа 1981 г.), был профессором географии Будапештского университета. Когда фашистские войска топтали Европу, пытались уничтожить Советский Союз, бойцы «невидимого фронта» делали все, чтобы помочь Красной Армии победить. «Мы твердо знали, — пишет Шандор Радо в своих воспоминаниях, — что советский народ, его доблестные солдаты сокрушат гитлеровскую военную машину, что свобода и независимость восторжествуют. И это придавало нам силы»... Сам Шандор Радо скромно оценивал свою разведывательную работу в Швейцарии. «Я антифашист. Я должен был это делать». Высокий долг антифашиста-интернационалиста он выполнил с честью. В день 80-летия Ш. Радо был награжден Советским правительством орденом Дружбы народов. И.Ф. ХОХЛОВ Альманах "Лубянка". Вып. 5 Источник: http://www.chekist.ru/print/1797
Люба: версия для печати 21 мая 2009 Вторая мировая война: взгляд с немецкой стороны. (Ч.2) Юлия Кантор Катастрофа войны сделала «человека из большинства» исключением из правил. Вильм Хозенфельд стал антифашистом, хотя, конечно, вряд ли думал о себе так. Просто он нашел в себе мужество не подчиниться главному приказу фюрера - приказу освободиться от «химеры, именуемой совестью». Вильм Хозенфельд Катастрофа войны сделала «человека из большинства» исключением из правил. Вильм Хозенфельд стал антифашистом , хотя, конечно, вряд ли думал о себе так. Просто он нашел в себе мужество не подчиниться главному приказу фюрера - приказу освободиться от «химеры, именуемой совестью», давшему индульгенцию на бесчеловечность, на умерщвление в себе всего человеческого. Он стал чужим среди своих, кого еще недавно считал единомышленниками. Последняя запись в дневнике сделана 11 августа 1944 года. «Кажется, фюрер приказал сравнять Варшаву с землей, и это уже началось... Если такой приказ Гитлера действительно существует, то для меня ясно, что мы сдаем Варшаву, Польшу и проигрываем войну». Последнее письмо домой капитан Хозенфельд написал из горящей Варшавы 16 января 1945-го . Днем позже его взяли в плен. «Эти люди мне благодарны и могут помочь» Первая весточка из советского лагеря для военнопленных пришла к жене и детям Хозенфельда к Рождеству 1945 года . На почтовой карточке Международного Красного Креста - штемпель, как и на всех остальных: «Просмотрено цензурой». Следующая (как и все остальные), написанная обязательным для удобства цензуры каллиграфическим шрифтом, пришла через месяц. «Я имею теперь хорошую работу. Я почтмейстер и сортирую почту». Чуть позже пишет, что «думает о растущих детях, которые взрослеют и входят в самостоятельную жизнь» без него. Хозенфельд тогда искренне верил в скорое освобождение, полагая, что ему ничего не грозит: «Следующий Новый год мы обязательно встретим вместе»... Примерно в это время, в 1946 году, освобожденный из плена солдат, находившийся в лагере с Хозенфельдом, привез им крошечный листок с фамилиями спасенных. Четвертым в «списке Хозенфельда» стоит имя Владислава Шпильмана. «Дорогая Аннеми, пиши этим людям в Польше, они мне благодарны и могут помочь. 15.07.46». Письмо пианисту было отправлено в 1946 году, но до адресата не дошло. Владислав Шпильман узнал имя своего спасителя и его судьбу только в 1950 году. От своего земляка Леона Варма, который бежал из поезда, направлявшегося в Треблинку, и затем получил от капитана Хозенфельда фальшивые «арийские» документы и рабочую карточку. Варм, работавший у Хозенфельда, разумеется, знал его фамилию и в 1950 году разыскал семью капитана. Анна-Мария Хозенфельд показала ему список спасенных. Не доверяя почте - небезосновательно полагая, что письма могут перлюстрироваться или изыматься, - Варм, к тому времени уже живший в Австралии, через знакомых передал пианисту фото Хозенфельда и письмо с рассказом о его судьбе. Шпильман обратился к шефу польского НКВД Якубу Берману. - В коммунистической Польше на такой шаг надо было решиться: каждого, кто имел контакты с иностранцами, эмигрантами - а отец должен был объяснить, откуда у него информация о послевоенной судьбе Хозенфельда, - могли запросто объявить шпионом. Я думаю, в России поймут, насколько это было опасно - идти с таким вопросом в НКВД, тем более к человеку с репутацией грязного палача, каким был Якуб Берман, - рассказывает Анджей Шпильман. Берман заниматься делом Хозенфельда отказался, сказав, что помочь нацисту невозможно и неосмотрительно даже думать об этом. - Отцу не давало покоя это бессилие - он не смог ничем помочь человеку, спасшему ему жизнь. В 1957 году, когда Владислава Шпильмана выпустили на гастроли в ФРГ, он разыскал Анну-Марию Хозенфельд, и с тех пор контакты семей спасенного и спасителя уже не прерывались. «Вильм Хозенфельд был истинным католиком. Он, как руководитель спортшколы, дал мне работу и, поскольку я должен был скрываться от гестапо, снабдил меня фальшивыми документами и рабочей карточкой, что дважды спасало мне жизнь», - написал ксендз Цицера Анне-Марии Хозенфельд после войны. Разумеется, и он помочь своему спасителю не мог: какой вес имело бы заступничество служителя культа в СССР? Безуспешно пытался помочь Хозенфельду и коммунист Херли, после войны возглавивший в Германии Общество репрессированных. Слова немецкого коммуниста на коммунистов советских, после пакта Молотова-Риббентропа выдававших Гитлеру бежавших в СССР членов Коминтерна, никакого впечатления не произвели... «Возвратиться домой - это так же, как попасть в рай» В письмах родным из лагеря военнопленных Вильм Хозенфельд много цитирует Библию, выбирая цитаты о возвращении. Он изучает русский язык, как в Польше - польский, и пишет: «Только язык открывает понимание другого народа», - рекомендуя детям заниматься языками. Августовская открытка 1947 года: «Пишу левой рукой. В воскресенье у меня неожиданно случился паралич правой руки и ноги, затруднена речь... Я имею очень хороший уход заботливого русского врача в лазарете». Он выздоравливает после первого инсульта, а о том, что происходит, об отношении к нему, пленному немцу в офицерских погонах, можно судить по полунамекам в следующих открытках, прошедших через цензуру: «Мы слишком близки к катастрофе войны, и мы ее жертвы. Вы дома верите, что все уже в прошлом. Это не так... только моя любовь к вам и сила духа помогают мне все преодолеть». С ноября 1947-го по май 1948-го никаких известий из лагеря нет. После паузы переписка возобновляется. Маниакальные всполохи надежды сменяются отчаянием, а глухие намеки на очередной инсульт, объясняющий долгое молчание, «просачиваются» только в виде заверений о добром здравии: «"Красный дом" по-прежнему страшен. Но я за себя не опасаюсь... О возвращении домой уже не хотим говорить - это так же, как попасть в рай». Вильм Хозенфельд продолжал писать домой до сентября 1949 года. Последние открытки недвусмысленно свидетельствуют о психическом и физическом угасании. «На могиле опознавательный знак - таблица» Листаю папку с грифом «Рассекречено». «МВД СССР. Главное управление по делам военнопленных и интернированных... Личное дело номер 4047 на осужденного военного преступника, на военнопленного Хозенфельда Вильгельма Адальберта. Подданство германское. Партийность - член фашистской партии. Вероисповедание - католик. Образование - 5 классов начальной школы, 3 класса гимназии, 6 лет семинарии. Призван в армию 26.08.30. Служил в роте укрепленного района Варшавы... 24.06.48 года прибыл в лагерь 56 из лагеря 271. 01.11.49 прибыл из лагеря 56 в лагерь 168. 27.05.50 осужден Военным трибуналом войск МВД Минской области. 12.12.51 прибыл в 1-е лаготделение из спецгоспиталя 57/71. 20.02.52 убыл из 1-го лаготделения в спецлагерь 57/71». Под анкетой примечание: «Написанные мною данные, возможно, неточны, так как я уже трижды болел ударом, и я многое забыл. В. Хозенфельд». Приговор. «Именем Союза Советских Социалистических Республик 27.05.50. Военный трибунал войск МВД Минской области в г. Минске... без участия обвинения и защиты рассмотрел в закрытом судебном заседании дело по обвинению военнопленного Хозенфельда Вильгельма Адальберта... Установил: Хозенфельд с 1939 года проходил службу в Германской армии и в сентябре-октябре 1939 года в составе охранного батальона «Франкен» охранял лагерь военнопленных солдат и офицеров польской армии, после чего по 1944 год проходил службу в офицерских должностях в Варшавской комендатуре, где в августе 1944 года участвовал в карательных действиях против восставших польских граждан, которых лично допрашивал и отправлял в тюрьму, чем способствовал укреплению германского фашизма и враждебной СССР деятельности». Из письма Вильма Хозенфельда жене 23 августа 1944 года: «Каждый день я провожу допросы. Сегодня снова активист (речь идет о Варшавском восстании. - «Известия») и 16-летняя девушка... Возможно, девушку я смогу спасти. Вчера была доставлена студентка... Потом польский обервахмистр полиции 56 лет. Эти люди действовали из чистого патриотизма, а мы не имеем возможности их щадить... Я пытаюсь спасти каждого, кого можно». Военный трибунал приговорил Хозенфельда к «лишению свободы в местах заключения сроком на 25 лет». Срок отбытия наказания трибунал постановил исчислять с декабря 1949 года - при том что Хозенфельд был взят в плен пятью годами раньше. Он пытался обжаловать приговор. Естественно, безуспешно. Информацию о том, что происходило с Вильмом Хозенфельдом дальше, можно почерпнуть только из истории болезни, выписки из которой хранятся в рассекреченном деле: «С 1947 года - четыре инсульта с параличом правой половины тела, 1945 год - дистрофия, отечная форма... Самостоятельно ходить не может. Кровяное давление 225/140. Со стороны психической сферы также отмечены отклонения от нормы: больной часто болезненно смеялся или плакал, отмечено понижение памяти. Клинический диагноз: гипертоническая болезнь, общий атеросклероз, тромбоз коронарных сосудов, нефроцирроз, левосторонний гемоторакс (кровоизлияние в плевральную полость)». «Извещение о смерти осужденного военного преступника в лагере спецгоспиталя 57/71, дислоцированного на территории Сталинградской области. 13.08.52 умер Хозенфельд Вильгельм Адальберт. Труп похоронен в квадрате 27 в могиле 20. На могиле опознавательный знак - таблица». Семья Хозенфельда уже полвека ищет этот «квадрат». Непосаженное дерево «Спасший одну жизнь спасает весь мир», - гласит надвратная надпись в израильском музее «Яд Ва-Шем», посвященном катастрофе европейского еврейства в годы Второй мировой. Есть там Аллея праведников мира - она состоит из деревьев, посаженных спасенными в честь спасителей. Дерева в память о Вильме Хозенфельде на этой аллее нет. Эксперты музея, название которого переводится как «Память и имя», посчитали невозможным признать его праведником. Аргумент - капитан вермахта Хозенфельд был признан в СССР преступником и осужден Военным трибуналом, приговор которого не отменен. Печатается в сокращении. Полная версия: http://www.izvestia.ru/life/article40784 Источник: http://www.taday.ru/text/197041.html
Люба: Борис Полевой. "ПАРТИЗАН ТОВАРИЩ Ш.": В дни зимнего наступления дивизии нашего фронта особенно активизировали действия калининские партизаны. Мой друг Александр Евнович, имеющий право делать свои сообщения на основе военных донесений наступающих частей, почти каждый день сообщал о партизанских подвигах, совершаемых тут и там в знакомых мне, тверяку, местах... Партизанский отряд товарища 3. смелым налетом уничтожил в районе ржевского аэродрома неприятельскую базу горючего... Партизаны-железнодорожники из отряда товарища У. взорвали железнодорожный мост в районе поселка Оленино, прекратив движение на важной коммуникации противника... Отряд товарища К., действующий в Пушкиногорском районе, в смелом ночном налете уничтожил вражескую машину, движущуюся в направлении... А, Б, В, Г... Все литеры алфавита уже перечислил, наверное, мой друг в своих сообщениях... Развертывается, ширится лесная война. Горит земля под ногами оккупантов и в глубоком тылу. С фронта пишу я много, печатаюсь часто, а вот ни в одном из этих партизанских отрядов еще не побывал и читателям "Правды" о партизанах не рассказал. А ведь уже есть в нашем Верхневолжье целые массивы, освобожденные от оккупантов, где люди под партизанской охраной продолжают жить по советским законам, где работают даже почта и телефон. Об этом я узнаю из небольшой газеты "Партизанская правда для оккупированных районов", которую выпускают сейчас мои друзья-калининцы, имеющие, так сказать, своих постоянных партизанкоров в оккупированных районах области. Нет, несмотря на занятость оперативными материалами, я должен ликвидировать это "белое пятно" в моей корреспондентской работе. Попросив Евновича в случае каких-либо чрезвычайных событий дать от моего имени корреспонденцию в "Правду", я отправляюсь в штаб партизанского движения, благо там есть знакомые калининские люди. Что греха таить, поход в неизведанное на войне всегда кажется трудным и особенно опасным. Но все оказывается куда проще. Знакомый с комсомольских лет человек, Иван Борисов, заведовавший когда-то на Пролетарке молодежным клубом, а потом ставший секретарем обкома партии, ведающий теперь партизанскими делами, обнимает меня и обиженным голосом пеняет на то, что я до сих пор не удосужился ничего путного написать о партизанах-земляках. За столом, за стаканом крепкого самогона, рассказывает много интересного о лесных воинах. В рассказе его как бы оживают, обретают человеческий облик все эти славные товарищи А., Б., В., Г. из лаконичных сообщений Евновича. Выстраиваются в целую шеренгу героев, как бы ждущих своего литературного воплощения. Хотя мой друг рассказывает довольно живописно и убедительно, не хочется, да и нельзя писать со слов. - Мне надо там побывать. Собственными глазами всех их увидеть. Я ждал, что будут меня отговаривать, ссылаться на трудности, выставлять всякие препятствия, а мне обыденно сказали: - Ну что ж, дадим тебе такую возможность. Доставим тебя через фронт хоть завтра. - И столь же обыденно спросили: - Каким временем располагаешь? -- Дня два-три, не больше. Фронт наступает, можно что-нибудь прозевать. Хотелось бы увидеть что-то особенно интересное, познакомиться с самым интересным человеком. - Ты всё охотишься за самым интересным? Никак не уймешься? Много, много у нас самого интересного. - Ну такое, о чём ещё не писали. - И такое есть. Есть такой человек. Очень здорово воюет. И о таких вроде бы ещё нигде не писали, кроме, пожалуй, нашей "Партизанской правды для оккупированных районов". Но её на Большой земле не читают. Интересный человек, только он... немец. - Из немцев Поволжья? - Нет, настоящий немецкий немец. Бывший ефрейтор гитлеровской армии, отличный пулемётчик и очень смелый товарищ. Он, как толстовские герои из "Войны и мира", по партизанским заданиям в немецкой форме смело переходит через фронт к своим соотечественникам, узнает, что и как, и возвращается... Только это уже не у нас, в нашей области, а в пограничном районе Смоленщины. Ну как, интересно? Устраивает? - Да. Все оказалось более будничным, чем я предполагал. И никаких особых страхов, никакой романтики. Мой комсомольский друг Ваня отобрал у меня все документы и приказал своему порученцу подыскать подходящий самолетный рейс. Оказывается, через линию фронта самолеты ходят регулярно, по графику. Везут продовольствие, боеприпасы, оружие, свежие газеты, а на обратном пути вывозят раненых, больных, хотя на освобожденной территории существует даже особый госпиталь. И перелетаем мы через фронт без всяких приключений. Никаких переживаний. Садимся на снежную поляну, границы которой обозначены четырьмя кострами. Самолет тотчас же окружает группа загоревших тяжелым зимним загаром, обросших ребят, которые сразу же принимаются сноровисто вынимать из багажного отсека какие-то ящики, тюки. Ко мне подходит эдакий щупленький дед с лицом, заросшим бородой и усами. Он обыденным голосом говорит, что командир получил радиограмму и послал за мной... "автомобиль с хвостом". Усадил меня в санки на сено, прикрытое дерюжкой, и часа через полтора мы уже сидели в жарко натопленной избе, где помещался штаб отряда "Смерть фашизму", и командир отряда, железнодорожник со станции Нелидово, рассказывал мне о необыкновенном своем партизане, о товарище Ш., как его поименовал Евнович в своем сообщении. Фриц Шменкель его имя. А товарищи по отряду зовут его Иваном, и не просто Иваном, а Иваном Ивановичем. Он сын рабочего кирпичного завода, коммуниста-тельмановца. Ещё в тридцать втором году, когда Фрицу было шестнадцать лет, его отца убили штурмовики, налетевшие на рабочее собрание. Товарищи погибшего взяли, так сказать, шефство над юношей, помогали его семье. Самого Фрица воспитывали в духе идей погибшего отца. Отработав на том же заводе, где и отец, Фриц, когда пришёл его год, пошел в армию. Собственно, в армию не пошёл. Не желая стать солдатом Гитлера, он под предлогом болезни уклонился от военной службы и в тридцать девятом году был осужден за это военным судом к двум годам исправительных работ. Зато, когда Гитлер бросил свои войска на Советский Союз, он пошёл в армию добровольно. Пошёл с намерением при первой же возможности перейти на сторону советских войск. С того самого момента, когда его 186-я пехотная дивизия переступила советский рубеж, он стал искать такую возможность. Но как перейдешь линию фронта? Поднять руки и идти? Не свои, так русские застрелят. А вот когда оказались в лесном краю и солдаты узнали, что здесь действуют партизаны, которых они очень боялись, Фриц покинул свою часть. Долго бродил по лесам, прятался, боясь натолкнуться на патруль полевой жандармерии. Оголодав и обессилев, он в отчаянии зашел в лесную деревушку. Постучал в избу, дверь ему открыла старая женщина. Она испугалась, увидев перед собой немецкого ефрейтора, вскрикнула, забилась в угол. По-русски Фриц немножко уже понимал, но верно произносил лишь три имени: Ленин... Сталин... Тельман... И эти три имени выручили его. Старушка оказалась не такой уж пугливой. На следующий день партизанский связной доставил Фрица со связанными руками и повязкой на глазах в отряд "Смерть фашизму". Его долго проверяли. Проверяли на деле. Наконец, проверили и приняли к себе. И вот теперь он воюет в этом отряде и является одним из самых храбрых и уважаемых бойцов. - В горячке боёв и сражений мы, что там говорить, иной раз забываем, что пять миллионов немцев когда-то проголосовали за Тельмана. Забываем, что когда-то в комсомольские годы сами носили юнгштурмовки и, здороваясь, поднимали кулаки к плечу, как "красные фронтовики". А они ведь есть, есть, эти пять миллионов. Они никуда не делись и не испарились. Наш Иван Иванович тому доказательство, - заключил свой рассказ командир отряда, в недавнем прошлом бригадир слесарей в депо Смоленск-2. - Ну а где же он, этот ваш Фриц? - спросил я, изнывая от нетерпения. - Сейчас он на операции - тут один мосток на линии Смоленск - Белый надо нам подорвать. Такая у нас задача .. Да вы ложитесь, отдыхайте с дороги. Завтра мы их ждём... Филипп, постели батальонному комиссару на печке. Филипп был тот самый обросший полосами возница, который привёз меня в отряд на своем "автомобиле с хвостом". Только теперь, когда оттаяли его заиндевевшие борода, усы и ресницы, он оказался не стариком, а парнем, что называется, в самой поре, с добрыми грустными глазами Он расстелил на печке тулуп, бросил туда колкую, набитую соломой подушку, и я, устав от дороги и необычных впечатлений, мгновенно заснул. Проснулся поздно, когда на узорах инея, густо затягивавшего стекла подслеповатых окон, искрились лучи уже взошедшего солнца. У окна на лавке сидел молодой белокурый человек. Он дремал, подперев голову обеими руками, но, почувствовав, что на него смотрят, тотчас же вскочил и вытянулся. Он был в партизанской справе, в стеганых фуфайке и ватных штанах, но что-то в нем было такое, что говорило о том, что он не русский. - Фриц Шменкель? - Так точно, - сказал он по-русски, но с таким шиком, с каким немецкие солдаты отчеканивают начальству "яволь". Познакомились Присели к столу. Поскольку биографию необыкновенного этого партизана мне уже рассказывали, я не стал мучить нового знакомого биографическими вопросами Перевел разговор на его сегодняшние партизанские дела. Кроме грех имен, которые когда-то помогли ему вступить в контакт с партизанами, он знал уже много русских слов. Все понимал, хотя отвечал с трудом. Но говорить всё-таки было можно. Да, он пулемётчик. Да, он учит партизан обращаться с трофейным оружием. "Его у нас теперь много, трофейного оружия: и пулеметы, и гранаты, и взрывчатка. Есть миномёт". Да, в свободное время учит товарищей со всем этим обращаться. - В свободное время? - Я не так выразился? Ну да, когда я не выполняю боевого задания, то есть свободное время. - А у вас много бывает боевых заданий? - Да. Как и у всех моих товарищей. Мы тут. - И он с трудом произнёс редкое, но, должно быть, очень понравившееся ему русское верхневолжское выражение - Мы тут не жи-ру-ем. Жируем - так? Да, отряд "Смерть фашизму", в котором основным ядром были железнодорожники, не жировал. И сам Фриц тоже не жировал. Он о себе вообще старался не говорить. Но его русские товарищи, которые, по всему видать, его любили и относились к нему с уважением, рассказали о нем немало интересного. Однажды в разгар боя отряду "Смерть фашизму" было поручено перерезать ветку коммуникации, по которой снабжались немецкие част. Дорогу заминировали. В лесу устроили засаду. Но, уже наученная горьким опытом, немецкая часть двигалась осторожно. Вперед был выслан мотоциклист. Фриц Шменкель, одетый на этот раз в немецкую форму, очередью из автомата срезал мотоциклиста, сел на его мотоцикл, поехал навстречу колонне, доложил: путь свободен, - и сам вывел колонну прямо на партизанскую засаду. Машины были обстреляны с близкого расстояния. В другой раз группа в двенадцать человек попала в беду. Оказалась в районе деревни, избы которой были заняты передислоцирующейся немецкой частью. Партизаны ночевали в лесу. Голодали, обессилели. Тогда Шменкель, надев немецкую форму, вошел в занятую противником деревню, добыл там хлеба, картошки. Все это погрузил на подводу и привез товарищам. В третий раз, явившись в село, в дом посаженного оккупантами старосты, потребовал собрать окрестных полицаев. Чтобы пришли с оружием. На проверку особой важности. Всю эту группу он якобы для проверки её боевых качеств отвёл в лес. Она попала в руки партизан. Сдалась, не произведя ни одного выстрела. Потом пособники противника были судимы партизанским судом... Уже в конце нашего разговора вернувшийся комиссар отряда - маленький пожилой человек - принёс какое-то объявление на русском и немецком языках. Это была листовка. Приказ немецкого командования изловить бывшего ефрейтора Фрица Шменкеля. За поимку обещалась награда. Русский получает восемь гектаров земли и корову, немецкий солдат - две тысячи марок и двухмесячный отпуск в тыл. - Моя голова неплохо оценена, - сказал Фриц. - А по-моему, слишком дёшево, Иван Иванович. Они просто ещё не представляют, какая у тебя голова, - пошутил комиссар. И только уже после разговора, оставшись со мной наедине, комиссар признался, что очень беспокоится из-за этой листовки. Нет, не за Фрица: партизан всегда, каждую минуту рискует своей головой. Война есть война. Беспокоится о том, что узнали его настоящее имя. А дома у Фрица семья - жена Эрна, дети Ганс, Урсула, Криста. Как-то они там? Как бы на них не вымостили нацисты свою злобу на воинствующего антифашиста. - Н-да, это проблема... Лицо комиссара, очень интеллигентное лицо тонкого рисунка, покрытое, как маской, зимним загаром, стало печальным. В светлых глазах мелькнули беспокойство и грусть... Словом, знакомство, состоявшееся в маленькой деревушке, где базировался штаб отряда "Смерть фашизму", много дало мне. И не только интереснейший, как я уже понимал, материал для газеты, но и богатую пищу для раздумий над особенностями этой страшной войны. Ведь прав был командир отряда, недавний железнодорожник, что в юности все мы увлекались немецким рабочим движением, носили форму юнгштурма, а молодежные наши хоры разучивали песни Эйслера, стараясь в пении подражать Эрнсту Бушу. Пять миллионов голосов были отданы Тельману, и ведь действительно не могли же они испариться, эти люди, доверившие свои голоса коммунисту. Перейдя без всяких приключений через фронт, добравшись до просторной избы, временно исполнявшей обязанности штаб-квартиры представителей средств информации, размещавшихся там сначала в два, а потом и в три слоя: на топчанах, на самодельных нарах и на печке, - засел за стол и, затенив керосиновую лампу газетой, принялся писать. К утру очерк, озаглавленный "Партизан товарищ Ш.", был написан. Сразу же набело, так что его можно было отнести на телеграф. Перечитав его, решил, что это самая моя интересная военная корреспонденция Придя к такому заключению, возликовал, в преотличном настроении проследил за ее прохождением по проводам и, получив сообщение, что она адресату вручена, отправился спать. Спал весь день, а потом ещё и ночь, ликуя даже во сне, уверенный, что завтра, самое большее послезавтра, "Правда" опубликует очерк о необыкновенном советском партизане Фрице Шменкеле, очерк, который произведёт впечатление на читающую публику и, может быть, встанет где-то рядом с такими шедеврами военной журналистики, как "Таня", написанная моим другом Петром Лидовым, или корреспонденция о подвиге шестнадцати гвардейцев, принадлежавшая перу Александра Кривицкого и помещенная в "Красной звезде". Но ни завтра, ни послезавтра очерк мой не появился. Вместо этого пришла лаконичная телеграмма, подписанная полковником Лазаревым: "Корреспонденцию "Партизан товарищ Ш." получили, при вашем приезде поговорим". Поговорим... Что оно значило, это "поговорим"? Через месяц я был вызван в Москву и первым делом спросил начальство: - Ну а что же мой Шменкель? - Увы, не пойдет, - ответил полковник Лазарев и, чтобы подсластить пилюлю, стал преувеличенно расхваливать другие мои корреспонденции. - Ну почему же, почему? - А вы видели лозунг, под которым выпускаются сейчас газеты? Не обратили внимания? "Смерть немецким оккупантам!" - вот этот лозунг. А ведь ваш герой пришел на нашу землю с оружием в руках как оккупант. Разве не так? Так или не так?.. Шменкели, увы, явление не типичное. Он, может быть, один на целый фронт. Вы убедительно, сердечно о нем написали. Никто не спорит. Гранку все читали. Но имеем ли мы право размагничивать лозунг, под которым выходит наша газета? Так или не так? Нет, не так, думал я и пошел к главному редактору, человеку, ум и политическую проницательность которого уважал. Редактор тоже похвалил очерк, но подтвердил: печатать его не будут. - Вы интересно рассказали об этом удивительном немце. А подумали ли вы о том, что у него в Германии родственники? Ведь есть родственники. - Да, жена Эрна, сын, две дочери. - Вы о них подумали? Ваше "Ш." гестапо быстро расшифрует. Они ведь не дураки, народ зоркий, хваткий... Найдут родных. Нетрудно понять, что сделают с детьми, если об их отце столь уважительно напечатала газета "Правда" - главный орган советских коммунистов. Подумали? И хотя я был просто влюблён в этот свой очерк, с таким доводом в конце концов не мог не согласиться. А Поспелов, всегда интересовавшийся людьми, стал расспрашивать об этом немецком ефрейторе, очень добро посмеялся над тем, что партизаны наделили его самым русским из всех русских имен и отчеств - Иван Иванович, - а потом, подведя итог разговору, сказал: - Подождите, настоящая война ещё только развёртывается. Ещё много будет таких Шменкелей. И о вашем Шменкеле не забудут. История такого не забывает. И он точно в воду смотрел, Петр Николаевич Поспелов - историк по своей первой профессии. Фрицу Шменкелю не довелось дожить до конца войны, до победы армии, в которую он перешёл в тяжелейшие для нашей страны дни. Ещё находясь в партизанском отряде, он был награждён боевым орденом Красного Знамени. Потом учился в школе разведчиков. Был заброшен в глубокий тыл гитлеровских войск, где успешно выполнял важные задания. В оккупированном Минске был выдан предателем, схвачен. Предстал перед военным судом и расстрелян на кладбище 22 февраля 1944 года... До последнего своего дня он, немецкий коммунист, остался верен партизанской клятве, данной им ещё в лесах Верхневолжья. "...Не жалеть ни крови, ни жизни и не склоняться перед германским фашизмом". Он не склонился. И вот теперь, когда вспоминаю об этой очень мне дорогой, но так и не увидевшей свет корреспонденции "Партизан товарищ Ш.", я неизменно думаю, как прав был Поспелов и как он далеко видел. И книгу о Шменкеле написали мои калининские коллеги А. Егоров и П. Александровский. Интересную книгу. И песню о нём поют немецкие пионеры… История не забыла Фрица Шменкеля, а мне, журналисту, жалко, что тот мой давний очерк тогда остался ненапечатанным. Полевой Б.Н. "Самые памятные: Истории моих репортажей". - М.: Мол. гвардия, 1980, 148-157.
Люба: Н.И. Быкова Научный сотрудник Калининградского историко-художественного музея «СВОБОДНАЯ ГЕРМАНИЯ» В ШТУРМЕ КЕНИГСБЕРГА Специфической областью немецкого антифашистского движения в период 1943-1945 годов являлась деятельность фронтовых организаций Национального комитета «Свободная Германия» (НКСГ). В 1943 году победы Красной армии в битвах под Сталинградом, Курском, Орлом окончательно завершили коренной перелом в войне. Это создало благоприятные предпосылки для образования центра антифашистского движения. 12-13 июля 1943 года в городе Красногорске под Москвой состоялась конференция немецких антифашистов, на которой был создан НКСГ и положено начало движению «Свободная Германия». Участники движения получили возможность активно действовать на фронтах и вести антифашистскую пропаганду. Они выполняли специальные задания в тылу гитлеровских войск, распространяли антифашистские издания, добивались перехода на сторону НКСГ немецких солдат и офицеров. Деятельность НКСГ проводилась открыто с помощью листовок и звуковещательных станций, а также и нелегально, путём проведения акций в прифронтовой зоне и в тылу вермахта. Создавались школы НКСГ, где преподавателями были наиболее политически подготовленные антифашисты и политэмигранты. Школы для немецких антифашистов имелись почти на каждом фронте. Небольшие антифашистские школы создавались и при отдельных армиях. Осенью 1944 года в полосе 2-го Белорусского фронта действовало от 120 до 150 немецких антифашистов, а в полосе 1-го Белорусского фронта - от 150 до 200 антифашистов. Немецким антифашистам были предоставлены подвижные радиостанции, работавшие на средних и коротких волнах. На 1-м Прибалтийском фронте немецкие антифашисты работали на радиостанции «Балтика». Осенью 1944 года и в начале 1945 года директором на ней работал немецкий антифашист Хорст РЮЛЛЬ. Станция работала в вечернее и в ночное время. Она передавала обращения немецких военнопленных и их фамилии, доклады, комментарии немецких антифашистов. Передачи можно было слышать в Восточной Пруссии, Померании и в большей части Мекленбур-га. В среднем, в полосе каждого фронта проводилось до тысячи звукопередач в месяц. В качестве пропагандистской деятельности применялись письма по службе прежней работы. Сотни тысяч таких писем переправлялись ежемесячно через линию фронта, их забрасывали в почтовые ящики полевой почты Германии. Такие письма сбрасывались советскими лётчиками, доставлялись на немецкие позиции с помощью агитснарядов. Группами движения «Свободная Германия» письма направлялись командирам и офицерам противника, в них давалась информация о положении на фронтах и на родине, подчёркивалась неизбежность военного поражения гитлеровской Германии. Так, 6 сентября 1944 года на 2-м Белорусском фронте переправили через линию фронта 380 писем, 21 сентября - 300 писем. В июле 1944 года представитель НКСГ на 2-м Белорусском фронте отобрал в сборном лагере военнопленных этого фронта 27 немецких солдат и унтер-офицеров для подготовки и выполнения спецзадания. Из 12 человек создали четыре группы по три человека в каждой. Члены группы должны были при переходе линии фронта доложить в ближайшем штабе вермахта, что они, якобы, отбились от своей части при выходе из окружения. Их задание заключалось в создании группы движения НКСГ. 23 июля 1944 года эти четыре группы перешли фронт на разных участках. Из остальных 15-ти военнопленных создали ещё пять групп. Одна из этих групп, получившая условное название «Овощной суп», была сброшена на парашютах в район Ликк-Летцен-Иоганнесбург (Эльк-Гижико-Пши в Польше). Их задача состояла в сборе разведывательных данных и передаче сведений по радио в инстанции Красной армии. В течение шести недель с группой поддерживалась постоянная связь, но после ареста одного из антифашистов, группы вынуждена была сменить район действия. Дальнейшая радиосвязь с ней прервалась. В начале октября 1944 года в Восточной Пруссии действовала группа немецких антифашистов, сброшенная с парашютами, в составе которой находился Пауль ЛЮДАС. Она проводила агитационно-разъяснительную работу среди немецких солдат, собирала сведения военного характера, передавала сообщения по радио. Часть этой группы была задержана близ Пиллау (Балтийск) полевой жандармерией и помещена под стражу. Позже группу освободила Красная армия. Другая часть группы попала в руки нацистов. Разведчиков приговорили к смерти, они содержались в военной тюрьме Торгау и 8 мая были освобождены Красной армией. В антифашистской школе 1-го Прибалтийского фронта с военнопленными работали опытные армейские и дивизионные политработники: майоры А.Г. Мосяков, В.Н. Черкесов, капитан Л.Д. Денисов старший лейтенант А..К. Эдер, капитан В.Н. Мамонтов, майоры Г.Я. Стотланд, А.Т. Тарасенко, лейтенант В.А. Звегин-цев. Руководил школой майор Б.Л. МАРТЕНС. Ведущим лектором школы был подполковник А.Г. Белоцерковский. Деятельными помощниками советских офицеров были немецкие антифашисты: Гюнтер Кляйн, Макс Шнайдер, Герхард Ворлицер, Герман Диртц. Большую роль в антифашистском сплочении слушателей школы сыграл Герман РЕНЧ, с сентября 1944 года бывший уполномоченным Национального комитета «Свободная Германия». Позднее при антифашистской школе 1-го Прибалтийского фронта создали специальные курсы для женщин и девушек из районов, освобождённых от фашизма. На таких курсах прошли подготовку около ста женщин, задействовано около 50-ти женщин, которые проводили работу среди беженцев из Восточной Пруссии и Померании. Командующий 1-ым Прибалтийским фронтом генерал армии И.Х. Баграмян проявлял большой интерес к акциям немецких антифашистов и дал целый ряд указаний по их подготовке и проведению. В феврале 1945 года группа антифашистов численностью 40 человек, во главе с капитаном КРАНДЕВАЙСОМ перешла линию фронта неподалёку от Раушена (Светлогорск) по проходу, сделанному советскими солдатами в минном поле. В задачу группы входили проведение агитационно-пропагандисткой работы среди немецких солдат в Пиллау (Балтийск) и сбор разведывательных данных. Антифашисты выполнили задания в течение двух дней и возвратились на исходный пункт в расположение советских войск. Антифашист Франц КРАЙДЕНВАЙС - бывший командир 2-го батальона 1149-го полка 563-й «Народно-гренадёрской» дивизии, по своему социальному происхождению был потомком старого баварского аристократического рода, воевал военным лётчиком. В районе Приекуле его батальон наголову разбили советские воины, и сам он сдался в плен. Находясь в плену, попал в антифашистскую школу. Одна из акций антифашистов была предпринята 21-22 февраля 1945 года на Земландском полуострове, близ Раушена (Светлогорск). Возглавил её вновь Ф.КРАЙДЕНВАЙС. В акции приняли участие 11 человек. Они благополучно приблизились к линии гитлеровской обороны. Но во время перехода группы в тыл противника, разведчики наткнулись на противопехотные мины. Раздался взрыв. Осколками были ранены Ф.Край-денвайс и следовавший за ним Йосеф ЛУККНЕР. Антифашисты повернули обратно и унесли раненых в тыл. На заключительном этапе войны члены фронтовых организаций НКСГ неоднократно обращались к советскому командованию с просьбой разрешить принять участие в активных действиях по освобождению своей родины от фашизма, восстановлению доброго имени немецкого народа и скорейшему окончанию войны. Выпускники антифашистской школы при Земландской группировке советских войск, в частности, просили в марте 1945 года направить их в Кёнигсбергский котёл. Советское командование дало согласие на это. Из немецких антифашистов организовали два взвода, ударную группу и отделение управление ротой. 18 марта 1945 года 58 лучших курсантов школы 1-го Прибалтийского фронта под руководством одного из основателей Национального комитета «Свободная Германия» солдата Эмиля КРУММЕЛЯ прибыли в посёлок Зид-лунг (Чкаловск). Отсюда антифашисты предприняли неудачную попытку проникнуть возле железнодорожной станции Гольдшмиде (Дмитрово возле Чкаловска) в 561-ю «Народно-гренадёрскую» дивизию, чтобы убедить солдат капитулировать. Но нейтральная полоса была сильно заболочена, здесь же проходил залитый водою ров. Курсанты не смогли преодолеть эти препятствия и вернулись на свою базу. Потом командиром роты назначили лейтенанта Альфреда ПЕТЕРА, командирами взводов - унтер-офицеров Гебхарда КУНЦЕ и Гарри БОРНМАННА и командиром отделения управления ротой - ефрейтора Гюнтера КЛЯЙНА. Альфред Петер был артиллерийским офицером, отличался волевым характером и хорошими организаторскими способностями. В плен попал под Сталинградом в 1943 году. Его переход на антифашистские позиции произошёл не сразу. Огромное воздействие оказало на него общение с Вили БРЕНДЕЛЕМ и другими деятелями партии немецких коммунистов. Во избежание кровопролития и жертв, курсанты решили при переходе к передовым частям немецкой обороны выдать себя за возвращающуюся в свою часть группу, или разведывательную группу, сбившуюся с пути. В ночь на 22 марта 1945 года рота снова перешла линию фронта вблизи станции Гольдшмиде (возле посёлка Чкаловска). По радио группа поддерживала связь с начальником 7-го отдела политического управления 1-го Прибалтийского фронта подполковником Е.А. Бродским и начальником фронтовой антифашистской школы майором Б.Л. Мартенсом. Примерно через 300 метров ударная группа наткнулась на немецкую огневую позицию и, выдав себя за отбившийся от части разведывательный дозор, разоружила расчёт и вывела пулемёт из строя. Затем «заблудившиеся разведчики» спокойно разъяснили трём захваченным врасплох немецким солдатам, кем они являются на самом деле. Два взвода выдвинулись через образовавшуюся брешь и, подойдя к окопам, обратились к солдатам, заявив, что они являются представителями движения НКСГ и намерены спасти им жизнь. Солдаты поодиночке стали вылезать из окопов и, не оказав сопротивления, дали себя разоружить и отвести к пункту сбора пленных. Эта была 3-я рота 1-го батальона 561-й «Народно-гренадёрской» дивизии. К ефрейтору Гюнтеру Кляйну, который обеспечил брешь, обратился унтер-офицер с группой солдат из сапёрного батальона. Кляйн разоружил унтер-офицера и потребовал, чтобы солдаты сложили оружие, что они и сделали. Тем временем ударная группа Арно Борнманна успешно продвигалась вглубь кёнигсбергской обороны и достигла командного пункта роты. Её командир обер-лейтенант Грюнвальд оказался в полном неведении о том, что происходило в вверенном ему подразделении. Захваченный врасплох курсантами Борнманна, он первоначально разделил участь своих солдат, но в последний момент, воспользовавшись темнотой, скрылся вместе с несколькими солдатами. Далее перед антифашистами находились позиции, занятые фолькштурмовцами. Альфред Петер дал знать по радио, что он и его товарищи полны решимости двигаться дальше, но до рассвета оставалось 30 минут. Группе посоветовали завершить рейд. На рассвете группа вернулась на базу с 35-ю немецкими солдатами. Группа понесла потери: убит обер-ефрейтор Рюдигер, ранены штабс-ефрейтор Граберт и солдат Мюллер. Командующему Земландской группировкой войск генералу армии И.Х. Баграмяну была передана полевая папка. В ней находилась схема участка обороны 3-й роты 1-го батальона 1143-го полка 561-й «Народно-гренадёрской» дивизии и другие важные документы. Через неделю после этой операции советское командование изложило конкретный план штурма Кенигсберга, согласно которому самый концентрированный удар наносился на участке 561-й дивизии, оборону которой так искусно «просверлила» группа Петера. Из захваченных немецких солдат четверо заявили о готовности возвращения на боевые позиции, чтобы убедить солдат в бессмысленности сопротивления. Двенадцать других солдат обратились с просьбой принять их в антифашистские школы. Спустя неделю А.Петер направил в Кенигсберг курсантов КЦИОСЕКА, ШМИДТХЕНА, КИРХМЕЙРА и МЁЛЛЕРА. Эти добровольцы вызвались доставить в осаждённый город личные послания активного деятеля НКСГ генерал-лейтенанта Вингенца МЮЛЛЕРА командующему немецкими войсками на Земландском полуострове генералу Гольнику и командиру IX армейского корпуса генералу Вуттману. В послании содержался призыв прекратить бессмысленное и безнадёжное сопротивление, избавить кёнигсбержцев от напрасных жертв. Антифашисты взяли с собой 1500 писем немецких граждан, находившихся на уже освобождённой от фашизма территории Восточной Пруссии, адресованные их родным и близким в Кенигсберге, и 70 писем военнопленных к родным. Впоследствии комендант Кенигсберга генерал Отто Ляш подтвердил, что 23 марта 1945 года в расположение 75-го охранного полка полковника Гросса проникли четверо немецких солдат, что с этими людьми он сам лично разговаривал и прочитал письмо генерала Мюллера с призывом о капитуляции. Оценивая содержание послания, генерал О.Лящ сказал, что изложенная в нём характеристика военного положения Германии представлялась абсолютно верной. Однако, говорил О.Ляш, то обстоятельство, что в призыве Мюллера не содержался ответ на вопрос, что будет с Германией после неотвратимого поражения, весьма снижало действенную силу послания. Надо отметить, что недостаток опыта привёл к тому, что проведённая акция в ночь на 5 апреля 1945 года не увенчалась успехом. При определении места этой операции выбор пал на район форта № 3 «Фридрих Вильгельм I». Боевой группой численностью 79 человек руководил лейтенант Петер. Во главе ударной группы встал Арно Борнманн, командирами других подразделений назначены Гебрард Кунце, Гарри Лау и Карл-Гейнц Майсснер. Эта группа попыталась на рассвете 5 апреля 1945 года вклиниться в боевые порядки 367-й пехотной дивизии в районе Нойхаузер Тиргартен (западная окраина Гурьевска). Участники операции планировали установить контакт с гарнизоном форта номер три и, в случае необходимости, силой оружия заставить его прекратить сопротивление. Добравшись до немецких позиций, группа выдала себя за отбившихся от своей части боевой дозор. В ответ на это в командный пункт роты был немедленно послан связной и поднята тревога на всём участке. Фашистов смутило большое количество участников «боевого дозора». Кто-то встревожено крикнул, что здесь гораздо больше людей, чем обычно бывало в разведгруппе и что это - подозрительно. Хотя ударной группе антифашистов удалось обезвредить один пулемётный расчёт, но по району нахождения группы был открыт огонь из форта. Группа вынуждена немедленно отойти. На обратном пути были ранены Гарри Лау, Тассилов Куммер, Эгон Доберт, Фриц Шилке, Хельмут Фиркант, Герберт Шварц, Манфред Турнеретшер, Бернет Зиг, Герберт Сузалла. При проведении операции, как было отмечено в докладе руководства школ, особо отличились: фельдфебель Арно Борнманн, унтер-офицеры Курт Кнооб, Гебхард Кунце, Гарри Лау, обер-ефрейторы Эгон Лоберт, Якоб Петри, Герман Штарк, Ганс Дитрих, Август Краузе, Ганс Шляйншок, Карл-Хайнц Майснер, Альберт Крафт, ефрейторы Хельмут Фиркант, Гюнтер Кляйн, Генри Абратис. В ночь с 8 на 9 апреля 1945 года, захватив листовки с обращением маршала A.M. Василевского, в центр Кенигсберга проникли две группы антифашистов из комитета «Свободная Германия». Они распространяли среди окружённых листовки. Одна из групп, в сопровождении капитана А.П. Пушкарского, несла белый флаг и попыталась приблизиться к зданию цитадели. Но фашисты не допустили парламентёров, открыв по ним ураганный огонь. В ночь с 8-го на 9-е апреля свыше 70 курсантов антифашистской школы прибыли в район кёнигсбергского зоологического сада, разместившись в доме № 9 по Штегеман-штрассе (ул. Черняховского). Рано утром 9 апреля антифашисты командировали в район Нового театра и Почтовой дирекции две группы парламентёров по пять человек в каждой. Первую группу возглавил лейтенант ТЕСКЕ, в неё входили обер-ефрейтор Герман Бергман, ефрейтор Кунабальд РААБ, обер-ефрейтор Курт Тальке. Вторую группу возглавлял обер-лейтенант Шварц, членами её были обер-ефрейтор Фриц Вольф, обер-ефрейтор Леопольд Гарски, ефрейтор Фридрих Петрозески. Пройдя через охваченный огнём и дымом Зоологический сад, парламентёры с белыми флагами вышли к Театральной площади, где тотчас были опознаны. К ним устремились солдаты, женщины, дети, старики. Поняв стремление немцев перейти под защитой парламентёров в район, находившийся под контролем советских войск, где уже утих гул сражения, фашисты открыли по собравшимся пулемётный и автоматный огонь, от которого погибло много людей. Вместе с ними погибли антифашисты-парламентёры: лейтенант Теске, обер-ефрейтор Курт Тальке, солдат Герман Каудаш. Группа обер-лейтенанта Шварца была вынуждена прекратить акцию также вследствие сильного огня со стороны фашистов. 9 апреля 1945 года в 16 часов 15 минут комендант города Кенигсберга генерал Отто Ляш приказал передать советскому командованию просьбу прекратить боевые действия. Капитуляция Кенигсберга ускорила процесс крушения немецкого рейха. Боевые заслуги антифашистов-фронтовиков высоко оценены во время боёв за Кенигсберг. Троих наиболее отличившихся - Альфреда Петера, Гебхарда Кунце, Альфонса Шрайбера - представили к награждению: первого - орденом Отечественной войны I степени, двух других - орденами Отечественной войны II степени. ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ 1. Бродский Е.А. Славная страница пролетарского интернационализма. - Москва, 1980. 2. Бродский Е.А. Они не пропали без вести. - Москва, 1987. 3. Бродский Е.А. Живые борются. - Москва, 1965. 4. Бланк А., Левель Б. Наша цель - свободная Германия. - Москва, 1976. 5. Баграмян И.Х. Там мы шли к Победе. - Москва, 1988. 6. Фольв В. На стороне Красной армии. - Москва, 1976. 7. Померанцев В. Фронтовые записи // За доблестный труд. - 1988. - 22-24 декабря. 8. Архив Министерства обороны СССР. Фонд 32 опись 11306, дело 571, л. 96-112; дело 53, л. 58; дело 13, л. 266. 9. То же, дело 53 л. 58. 10. То же, дело 13, л. 266. Из архива Калининградского историко-художественного музея. «Историческая справка», разработка Н.И. Быковой, одобрена методическим советом музея 28 сентября 1998 года (с сокращениями).
полная версия страницы