Форум » О Зое Космодемьянской, Вере Волошиной, Лиле Азолиной » Посвящено Зое » Ответить
Посвящено Зое
Ninelle: Эту песню я обнаружила еще году в 83-84 в учебнике по пению. Автора не помню, к сожалению. ТИШИНА. НИ ОГОНЬКА, НИ ЗВУКА… Тишина. Ни огонька, ни звука. В полутьме деревья тихо спят. В тыл врага без шороха и стука Партизанский уходил отряд. Шли и старики, и комсомольцы, Над рекой туманился рассвет, С ними уходила добровольцем Девушка семнадцати лет. Девушка в поношенной кубанке Обрывала связи, жгла мосты, И отряд гордился партизанкой – Комсомолкой Зоей из Москвы. Это было зимнею порою. Отступая, враг поджег село, И повесили фашисты Зою По утру, лишь только рассвело. Умерла... Но ты среди народа, Ты героем вечно будешь жить. И клянемся, дорогая Зоя, За тебя врагам мы отомстить. Предсмертная речь Зои Космодемьянской "Граждане! Вы не стойте, не смотрите. Надо помогать воевать Красной Армии. Эта моя смерть - это моё достижение. [на шею надели петлю] Сколько нас ни вешайте, но всех не перевешаете! Нас 170 миллионов. За меня вам наши товарищи отомстят!" [из-под ног выбили ящик]
Ответов - 66, стр:
1 2 3 4 All
Наталья Захарова: С детства знала наизусть огромные куски из поэмы Маргариты Алигер, за что ей огромное спасибо. Ее поэму я прочитала следом за "Повестью о Зое Шуре", и наш пионерский отряд носил несколько лет имя Зои Космодемьянской (по моей инициативе ), потом следуя моде, его переименовали в имени Саманты Смит.
Дарья: На сайте http://www.sovmusic.ru/index.php есть песня, посвященная, по-видимому Зое. Про Таню-комсомолку. Еще была поэма ленинградского поэта - про Зою. Там были такие слова: А я хочу - и это выйдет: в мой начинающийся век в тебе грядущее увидеть живущий рядом человек. Сама по себе поэма слабовата и непонятна - с Алигер, разумеется, не сравнить, но почитать интересно.
Люба Шерстюк: Девочки, вот спасибо за память о Зое! Я ею, как и Ребятами-Краснодонцами, со второго класса болею!
Люба Шерстюк: А я там же нашла Песню о Краснодонцах!
Люба Шерстюк: Вот Песня о Зое: http://www.sovmusic.ru/download.php?fname=zoya1
Люба Шерстюк: http://www.sovmusic.ru/download.php?fname=tanya Ещё другая
Люба Шерстюк: http://www.sovmusic.ru/download.php?fname=pesnzoya И третья
Люба Шерстюк: http://www.sovmusic.ru/download.php?fname=pesnya47 Четвёртая!
Наталья Захарова: Поездка в Петрищево. 27 декабря 2006 года В начале экскурсии, юные патриоты посетили музей «Зои Космодемьянской», где им рассказали о жизни и подвиге бесстрашной героини и её родного брата, Героя Советского Союза Александра Космодемьянского. Были показаны детские фотографии и школьные тетради молодых героев, паспорт и комсомольский билет Зои, документы, газеты и фотографии тех лет… Перед музеем был осмотрен памятник, изображающий Зою Космодемьянскую перед казнью, у подножия которого всегда лежат живые цветы… Был осмотрен дом, где юную партизанку допрашивали и пытали, и где она провела последнюю ночь, в своей жизни, и откуда её увели на смерть, и в бессмертие… В завершении экскурсии ребята, побывали на месте казни Зои, где сейчас стоит высокий гранитный памятник с фотографией и живыми цветами… Несомненно то, что такие поездки нужны и важны для нынешней молодёжи. Подвиг Зои Космодемьянской, её преданность Родине, мужество и самоотверженность, должны стать вдохновляющим примером, прививающем подрастающему поколению – уважение к истории Отечества и гордость за свою страну. С военной точки зрения Зоя Космодемьянская не совершила, ничего выдающегося, просто она старалась выполнить приказ, как это делали сотни её ровесников. В самую трудную минуту жизни, она совершила поступок. Поступок, в котором она до конца выполнила свой долг и осталась верна своей Родине. Она не предала… Её предали… Иногда жизнь ставит человека перед выбором, когда нужно принять единственное решение, от которого зависит главный поступок в жизни. Нужно сделать шаг, ведущий к чести или бесчестию… А уже потом этот поступок назовут или подвигом, или предательством!
Наталья Захарова: Может кто-то помнит старый художественный фильм о Зое Космодемьянской, пару раз видела его в дестве. Где его можно скачать? и Как он называется
Ninelle: Называется он "Зоя", 1944 года, в главной роли Галина Водяницкая. Я скачивала на сайте, на который Игорь ссылку давал. http://filmiki.arjlover.net/filmiki/#z
Люба Шерстюк: Сейчас скачаю!
Наталья Захарова: Помните, стихотворение было Вл Туркина, у меня в памяти только четверостишье Не сразу выплыло из тайны и докатилось до молвы, Что - это девочка не Таня, Что это - Зоя из Москвы... Может, кто целиком помнит
Люба Шерстюк: Впервые слышу...
Люба Шерстюк: ЗОЯ В первых числах декабря 1941 года в селе Петрищеве, близ города Вереи, немцы казнили восемнадцатилетнюю комсомолку, назвавшую себя Татьяной. Она оказалась московской школьницей Зоей Космодемьянской. (Из газет) «Зоя» - невыдуманная поэма. Я писала её в сорок втором году, через несколько месяцев после гибели Зои, по горячему следу её короткой жизни и героической смерти. Когда пишешь о том, что было на самом деле, первое условие работы - верность истине, верность времени, и «Зоя», в сущности, стала поэмой и о моей юности, о нашей юности. Я писала в поэме обо всём, чем жили мы, когда воевали с немецким фашизмом, обо всём, что было для нас в те годы важно. И как трагической осенью сорок первого года, вечером Октябрьской годовщины, слушала вся страна речь Сталина из осаждённой Москвы. Эта речь означала тогда очень много, так же как и ответ Зои на допросе: «Сталин на посту». С тех пор прошло более двадцати пяти лет, густо насыщенных всенародными событиями и переживаниями, грозными потрясениями и прозрениями. Я пережила их всем своим существом и существованием, а Зоя нет. Я знаю оценку, данную Сталину и его деятельности историей, и этим я сегодня отличаюсь от Зои. Такого различия не было между нами, когда писалась поэма, и я не считаю себя вправе корректировать её теперь с высоты своей сегодняшней умудренности. Я печатаю поэму так, как она была написана в сорок втором году, ради исторической и душевной правды той эпохи, потому что нужно знать правду о прошлом, чтобы полной мерой понимать правду настоящего. 1968 ВСТУПЛЕНИЕ Я так приступаю к решенью задачи, как будто конца и ответа не знаю. Протёртые окна бревенчатой дачи раскрыты навстречу московскому маю. Солнце лежит на высоком крылечке, девочка с книгой сидит на пороге. «На речке, на речке, на том бережочке, мыла Марусенька белые ноги...» И словно пронизана песенка эта журчанием речки и смехом Маруси, окрашена небом и солнцем прогрета... «Плыли к Марусеньке серые гуси...» Отбросила книгу, вокруг поглядела. Над медными соснами солнце в зените... Откинула голову, песню допела: «Вы, гуси, летите, воды не мутите...» Бывают на свете такие мгновенья, такое мерцание солнечных пятен, когда до конца изчезают сомненья и кажется: мир абсолютно понятен. И жизнь твоя будет отныне прекрасна - и это навек, и не будет иначе. Всё в мире устроено прочно и ясно - для счастья, для радости, для удачи. Особенно это бывает в начале дороги, когда тебе лет ещё мало и если и были какие печали, то грозного горя ещё не бывало. Всё в мире открыто глазам человека, Он гордо стоит у высокого входа. ...Почти середина двадцатого века. Весна девятьсот сорок первого года. Она начиналась экзаменом школьным, тревогой неясною и дорогою, манила на волю мячом волейбольным, игрою реки, тополиной пургою. Московские неповторимые вёсны. Лесное дыхание хвои и влаги. ...Район Тимирязевки, медные сосны, белья на верёвках весёлые флаги. Как мудро, что люди не знают заране того, что стоит неуклонно пред ними. - Как звать тебя, девочка? - Зоей. - А Таня? - Да, есть и такое хорошее имя. Ну что же, поскольку в моей это власти тебя отыскать в этой солнечной даче, мне хочется верит
Марина Турсина: Люба, спасибо тебе! Просто слёзы наворачиваются!
Люба Шерстюк: Марин, не реви! Сама умею реветь за милую душу!!!!!
Наталья Захарова: Люба, спасибо. Как будто в детство вернулась
Люба Шерстюк: Ой, девочки, да не за что!!!!
Люба Шерстюк: Оставшаяся часть поэмы. В одно сообщение уложиться не удалось... Русский воин, юноша, одетый в справедливую шинель бойца, ты обязан помнить все приметы этого звериного лица. Ты его преследовать обязан, как бы он ни отступал назад, чтоб твоей рукою был наказан гитлеровской армии солдат, чтобы он припомнил, умирая, на снегу кровавый Зоин след. Но постой, постой, ведь я не знаю всех его отличий и примет. Малого, большого ль был он роста? Черномазый, рыжий ли? Бог весть! Я не знаю. Как же быть? А просто. Бей любого! Это он и есть. Встань над ним карающей грозою. Твердо помни: это он и был, это он истерзанную Зою по снегам Петрищева водил. И покуда собственной рукою ты его не свалишь наповал, я хочу, чтоб счастья и покоя воспалённым сердцем ты не знал. Чтобы видел, будто бы воочью, русское село - светло как днём. Залит мир декабрьской лунной ночью, пахнет ветер дымом и огнём. И уже почти что над снегами, лёгким телом устремясь вперёд, девочка последними шагами босиком в бессмертие идёт. * * * Коптящая лампа, остывшая печка. Ты спишь или дремлешь, дружок? ...Какая-то ясная-ясная речка, зелёный крутой бережок. Приплыли к Марусеньке серые гуси, большими крылами шумят... Вода достаёт по колено Марусе, но белые ноги горят... Вы, гуси, летите, воды не мутите, пускай вас домой отнесёт... От песенки детской до пытки немецкой зелёная речка течёт. Ты в ясные воды её загляделась, но вдруг повалилась ничком. Зелёная речка твоя загорелась, и всё загорелось кругом. Идите скорее ко мне на подмогу! Они поджигают меня. Трубите тревогу, трубите тревогу! Спасите меня от огня! Допрос ли проходит? Собаки ли лают? Всё сбилось и спуталось вдруг. И кажется ей, будто сёла пылают, деревни пылают вокруг. Но в пламени этом шаги раздаются. Гремят над землёю шаги. И падают наземь, и в страхе сдаются, и гибнут на месте враги. Гремят барабаны, гремят барабаны, труба о победе поёт. Идут партизаны, идут партизаны, железное войско идёт. Сейчас это кончится. Боль прекратится. Недолго осталось терпеть. Ты скоро увидишь любимые лица, тебе не позволят сгореть. И вся твоя улица, вся твоя школа к тебе на подмогу спешит... Но это горят не окрестные сёла - избитое тело горит. Но то не шаги, не шаги раздаются - стучат топоры у ворот. Сосновые брёвна стоят и не гнутся. И вот он готов, эшафот. * * * Лица непроспавшиеся хмуры, будто бы в золе или в пыли. На рассвете из комендатуры Зоину одежду принесли. И старуха, ёжась от тревоги, кое-как скрывая дрожь руки, на твои пылающие ноги натянула старые чулки. Светлым ветром память пробегала по её неяркому лицу: как-то дочек замуж отдавала, одевала бережно к венцу. Жмурились от счастья и от страха, прижимались к высохшей груди... Свадебным чертогом встала плаха, - голубица белая, гряди! Нежили, голубили, растили, а чужие провожают в путь. - Как тебя родные окрестили? Как тебя пред богом помянуть? Девушка взглянула краем глаза, повела ресницами верней... Хриплый лай немецкого приказа - офицер выходит из дверей. Два солдата со скамьи привстали, и, присев на хромоногий стул, он спросил угрюмо: - Где ваш Сталин? Ты сказала: - Сталин на посту. Вдумайтесь, друзья, что это значит для неё в тот час, в тот грозный год... ...Над землёй рассвет ещё плывёт. Дымы розовеют. Это начат новый день сражений и работ. Управляясь с хитрыми станками, в складке губ достойно скрыв печаль, женщина домашними руками вынимает новую деталь. Семафоры, рельсы, полустанки, скрип колёс по мёрзлому песку. Бережно закутанные танки едут на работу под Москву. Просыпаются в далёком доме дети, потерявшие родных. Никого у них на свете, кроме родины. Она согреет их. Вымоет, по голове погладит, валенки натянет, - пусть растут! - молока нальёт, за стол посадит. Это значит - Сталин на посту, Это значит: вдоль по горизонту, где садится солнце в облака, по всему развёрнутому фронту бой ведут советские войска. Это значит: до сердцебиенья, до сухого жжения в груди в чёрные недели отступленья верить, что победа впереди. Это значит: наши самолёты плавно набирают высоту. Дымен ветер боя и работы. Это значит - Сталин на посту. Это значит: вставши по приказу, только бы не вскрикнуть при врагах, - ты идёшь, не оступись ни разу, на почти обугленных ногах. * * * Как морозно! Как светла дорога, утренняя, как твоя судьба! Поскорей бы! Нет, ещё немного! Нет, ещё не скоро... От порога... по тропинке... до того столба... Надо ведь ещё дойти дотуда, этот длинный путь ещё прожить... Может ведь ещё случиться чудо. Где-то я читала... Может быть!.. Жить... Потом не жить... Что это значит? Видеть день... Потом не видеть дня... Это как? Зачем старуха плачет? Кто её обидел? Жаль меня? Почему ей жаль меня? Не будет ни земли, ни боли... Слово «жить»... Будет свет, и снег, и эти люди. Будет всё, как есть. Не может быть! Если мимо виселицы прямо всё идти к востоку - там Москва. Если очень громко крикнуть: «Мама!» Люди смотрят. Есть ещё слова... - Граждане, не стойте, не смотрите! (Я живая, - голос мой звучит.) Убивайте их, травите, жгите! Я умру, но правда победит! Родина! - Слова звучат, как будто это вовсе не в последний раз. - Всех не перевешать, много нас! Миллионы нас!.. - Ещё минута - и удар наотмашь между глаз. Лучше бы скорей, пускай уж сразу, чтобы больше не коснулся враг. И уже без всякого приказа делает она последний шаг. Смело подымаешься сама ты. Шаг на ящик, к смерти и вперёд. Вкруг тебя немецкие солдаты, русская деревня, твой народ. Вот оно! Морозно, снежно, мглисто. Розовые дымы... Блеск дорог... Родина! Тупой сапог фашиста выбивает ящик из-под ног. * * * (Жги меня, страдание чужое, стань родною мукою моей. Мне хотелось написать о Зое так, чтоб задохнуться вместе с ней. Мне хотелось написать про Зою, чтобы Зоя начала дышать, чтобы стала каменной и злою русская прославленная мать. Чтоб она не просто погрустила, уронив слезинку на ладонь. Ненависть - не слово, это - сила, бьющий безошибочно огонь. Чтобы эта девочка чужая стала дочкой тысяч матерей. Помните о Зое, провожая в путь к победе собственных детей. Мне хотелось написать про Зою, чтобы той, которая прочтёт, показалось: тропкой снеговою в тыл врага сама она идёт. Под шинелью спрятаны гранаты. Ей дано заданье. Всё всерьёз. Может быть, немецкие солдаты ей готовят пытку и допрос? Чтоб она у совести спросила, сможет ли, и поняла: «Смогу!» Зоя о пощаде не просила. Ненависть - не слово, это - сила, гордость и презрение к врагу. Ты, который встал на поле чести, русский воин, где бы ты ни был, пожалей о ней, как о невесте, как о той, которую любил. Но не только смутною слезою пусть затмится твой солдатский взгляд. Мне хотелось написать про Зою так, чтоб ты не знал пути назад. Потому что вся её отвага, устремлённый в будущее взгляд, - шаг к победе, может быть, полшага, но вперёд, вперёд, а не назад. Шаг к победе - это очень много. Оглянись, подумай в свой черёд и ответь обдуманно и строго, сделал ли ты этот шаг вперёд? Близкие, товарищи, соседи, все, кого проверила война, если б каждый сделал шаг к победе, как бы к нам приблизилась она! Нет пути назад! Вставай грозою. Что бы ты ни делал, ты - в бою. Мне хотелось написать про Зою, будто бы про родину свою. Вся в цветах, обрызганных росою, в ярких бликах утренних лучей... Мне хотелось написать про Зою так, чтоб задохнуться вместе с ней. Но когда в петле ты задыхалась, я верёвку с горла сорвала. Может, я затем жива осталась чтобы ты в стихах не умерла.) Навсегда сохрани фотографию Зои. Я, наверно, вовеки её позабыть не смогу. Это девичье тело, не мёртвое и не живое. Это Зоя из мрамора тихо лежит на снегу. Беспощадной петлёй перерезана тонкая шея. Незнакомая власть в запрокинутом лике твоём. Так любимого ждут, сокровенной красой хорошея, изнутри озаряясь таинственным женским огнём. Только ты не дождалась его, снеговая невеста. Он - в солдатской шинели, на запад лежит его путь, может быть, недалёко от этого страшного места, где ложились снежинки на строгую девичью грудь. Вечной силы и слабости неповторимо единство. Ты совсем холодна, а меня прожигает тоска. Не ворвалось в тебя, не вскипело в тебе материнство, тёплый ротик ребёнка не тронул сухого соска. Ты лежишь на снегу. О, как много за нас отдала ты, чтобы гордо откинуться чистым, прекрасным лицом! За доспехи героя, за тяжёлые ржавые латы, за святое блаженство быть храбрым бойцом. Стань же нашей любимицей, символом правды и силы, чтоб была наша верность, как гибель твоя, высока. Мимо твоей занесённой снегами могилы - на запад, на запад! - идут, присягая, войска. ЭПИЛОГ Когда страна узнала о войне, в тот первый день, в сумятице и бреде, я помню, я подумала о дне, когда страна узнает о победе. Каким он будет, день великий тот? Конечно, солнце! Непременно лето! И наш любимый город зацветёт цветами электрического света. И столько самолётов над Москвой, и город так волнующе чудесен, и мы пойдём раздвинутой Тверской среди цветов, и музыки, и песен. Смеясь и торжествуя, мы пойдём, сплетая руки в тесные объятья. Все вместе мы! Вернулись в каждый дом мужья и сыновья, отцы и братья. Война окончена! Фашизма в мире нет! Давайте петь и ликовать, как дети! И первый год прошёл, как день, как десять лет, как несколько мгновений, как столетье. Год отступлений, крови и утрат. Потерь не счесть, страданий не измерить. Припомни всё и оглянись назад - и разум твой откажется поверить. Как многих нет, и не сыскать могил, и памятников славы не поставить. Но мы живём, и нам хватило сил. Всех сил своих мы не могли представить. Выходит, мы сильней самих себя, сильнее камня и сильнее стали. Всей кровью ненавидя и любя, мы вынесли, дожили, достояли. Мы достоим! Он прожит, этот год. Мы выросли, из нас иные седы. Но это всё пустое! Он придёт, он будет, он наступит, День Победы! Пока мы можем мыслить, говорить и подыматься по команде: «К бою!», пока мы дышим и желаем жить, мы видим этот день перед собою. Она взойдёт, усталая заря, согретая дыханием горячим, живого кровью над землёй горя всех тех, о ком мы помним и не плачем. Не можем плакать. Слишком едок дым, и солнце светит слишком редким светом. Он будет, этот день, но не таким, каким он представлялся первым летом. Пускай наступит в мире тишина. Без пышных фраз, без грома, без парада судьба земли сегодня решена. Не надо песен. Ничего не надо. Снять сапоги и ноги отогреть, поесть, умыться и поспать по чести... Но мы не сможем дома усидеть, и всё-таки мы соберёмся вместе, и всё-таки, конечно, мы споём ту тихую, ту русскую, ту нашу. И встанем и в молчанье разопьём во славу павших дружескую чашу. За этот день отдали жизнь они. И мы срываем затемненье с окон. Пусть загорятся чистые огни во славу павших в воздухе высоком. Смеясь и плача, мы пойдём гулять, не выбирая улиц, как попало, и незнакомых будем обнимать затем, что мы знакомых встретим мало. Мой милый друг, мой сверстник, мой сосед! Нам этот день - за многое награда. Война окончена. Фашизма в мире нет. Во славу павших радоваться надо. Пусть будет солнце, пусть цветёт сирень, пусть за полночь затянутся беседы... Но вот настанет следующий день, тот первый будний день за праздником Победы. Стук молотов, моторов и сердец... И к творчеству вернувшийся художник вздохнёт глубоко и возьмёт резец. Резец не дрогнет в пальцах осторожных. Он убивал врагов, он был бойцом, держал винтовку сильными руками. Что хочет он сказать своим резцом? Зачем он выбрал самый трудный камень? Он бросил дом, работу и покой, он бился вместе с тысячами тысяч затем, чтоб возмужавшею рукой лицо победы из гранита высечь. В какие дали заглядишься ты, ещё неведомый, уже великий? Но мы узнаем Зоины черты в откинутом, чудесном, вечном лике. Май - сентябрь 1942
Марина Турсина: Нашла сайт интересный. "Помним. Скорбим." называется (Кладбища). Там можно написать некролог и поставить виртуальную свечу Зое Космодемьянской и не только. Присоединяйтесь! http://pomnim-skorbim.ru/grave.php?pid=2569
Люба Шерстюк: Мариночка, спасибо! Очень добрый сайт!
Марина Турсина: Люба, спасибо тебе, за то что свечу Зое поставила!
Рома: Девчонки,а там еще Андросова есть.Все свечи сегодня поставлены,это вы ставили или нет? http://pomnim-skorbim.ru/grave.php?pid=3576
Люба Шерстюк: Рома, не знаю (растерянно улыбается)
Марина Турсина: Рома, спасибо тебе за ссылку, я вчера не увидела, что там Лида есть...
Марина Турсина: Люба, я нашла там Витю Третьякевича. Мне кажется, кто-то из наших там некоторых ребят зарегистрировал. Можно регистрировать тех, кого там ещё нет. http://pomnim-skorbim.ru/grave.php?pid=3580
Люба Шерстюк: Ой, Маришенька, СПАСИБКИ!!!!! Пищу от благодарности!!!!!!!
Sokol: Совсем скоро 13 сентября. Зое исполнится 85 лет. Могла бы дожить...
Дарья: Совсем скоро 8 сентября, я бы сказала...)
Sokol: Дарья пишет: Совсем скоро 8 сентября, я бы сказала...) Я лучше помолчал бы. На сайте "Помним, скорбим" указана дата рождения 13 сентября. http://pomnim-skorbim.ru/grave.php?pid=2569 Если у Вас есть иная информация - поделитесь. Подколки и ёрничание в данном случае не уместны.
Дарья: Sokol пишет: Я лучше помолчал бы. Ой, какой вы агрессивный! Какой непримиримо-знающий! ) Ну зачем же отвечать так грубо? Я, конечно, понимаю, что для вас это не будет веским доводом, но существует такая статья, где поднимается тема даты рождения Зои. А вот и ссылка: http://www.phys.msu.ru/rus/about/sovphys/ISSUES-2004/1(37)-2004/zoya/ Впрочем, эту статью я уже выложила в тему "статьи о Зое (продолжение)". Но все равно процитирую: 9. Кто сфальсифицировал дату рождения Космодемьянской? Зоя Космодемьянская - первая в СССР девушка, получившая ещё в феврале 1942 года высокое звание Героя Советского Союза. Сталин проявил повышенный интерес к её подвигу, считая, что нужно всё сделать, чтобы этот подвиг стал примером для советской молодёжи. Вождь поручил М.И. Калинину подготовить указ. Но "Всесоюзный староста" не мог присвоить геройское звание некоей "Тане из Москвы", как назвала себя во время пыток разведчица. Калинин перепоручил установление личности героини руководителю московских большевиков и члену всемогущего Политбюро А.С. Щербакову. Последний, естественно, вышел на начальника разведшколы майора А.К. Спрогиса. Майор сделал подробное письменное представление на присвоение Космодемьянской столь высокого звания. Предварительно им был сделан телефонный запрос на Тамбовщину. На противоположном конце провода оказался сельский недотёпа, который либо по своей неграмотности, либо из-за лени не сумел правильно прочитать документ, который был выписан родителям при рождении ребёнка. Он принял дату регистрации акта записи 13 сентября за день рождения Зои. Так и по сей день во всех справочниках, энциклопедиях и учебниках искажён день рождения Зои Космодемьянской. Её мать в своей "Повести о Зое и Шуре" тоже обозначила 13 сентября днём рождения дочери. А что ей оставалось делать? Ведь первым читателем этой повести был сам Сталин. А он бы "вздёрнул" сельского недотёпу за такую неточность... Но я склонна доверять некоторой части нашей журналистской братии (поверьте, не все они врут! Я вот например, по 10 раз все перепроверяю). Без точных оснований журналист такое писать не стал бы. Вот. В любом случае, надо помянуть Зою и 8-го и 13-го сентября. Так даже лучше.
Дарья: А знаете, что надо сделать? Надо попросить Ninelle и Любу Шерстюк, которые как раз собираются посетить музей Космодемьянских в 201-й школе, внимательно посмотреть на ее паспорт (насколько я знаю, он хранится в музее, по крайней мере, копия его). Уж там-то наверняка указана дата рождения Зои. Девочки, а девочки! Посмотрите, пожалуйста!
Люба Шерстюк: Дашутка, конечно, посмотрим!
Дарья: Спасибо! Вы уже решили что-нибудь точное в отношении поездки в 201 школу? Когда собираетесь? Как я вам завидую!
Люба Шерстюк: Нет, пока всё расплывчато...
DmitryScherbinin: Кукрыниксы. Таня (Подвиг Зои Космодемьянской). 1942
Лера Григ: Рома, большое спасибо за ссылку!!! Присоединилась.
Лера Григ: Мариночка (Турсина), тебе тоже огромное спасибо!!! А кто из Ребят там ещё есть?
Люба Шерстюк: Лерчик, там есть: Нюся Сопова, Витя Третьякевич, Лида Андросова
гость: В 41 лютом ноябре, в зимню стужу, босиком избиту, Зою- жизнь вели на эшафот, дочь Руси вели, глумились. Но неведали, что они творили. Через годы как росток пробьётся, подвиг юной девы в ту войну, лучом света в юны души он прольётся. Выросла и я на подвиге Святом. Годы пролетели незаметно, Зоин подвиг был моим лучом,путеводной он звездой светился. Мужество и стойкость, влилося в меня. смелость и открытость, преданность Отчизне. За земного, и Небесного Царя, жизнь и душу положить готова.Зоя, исповедница Христа. Православья и Руси Великой. И героя ей присвоили незря, С духом злобы, бой вела открыто. Слышила и я не раз. Злобой рыкал враг на подвиг Зои. Чтоб посеять в наши души семена, семена неверья в подвиг девы. Бог не в силе, в правде Он живёт. Правда живёт в Боге, в Истине Великой. Время прасловления пришло, Имя Зои святостью прославить. Подвиг юной девы, повторил солдат. И Святое имя, носит он Евгений. Год лишь разница была в летах, исповедовал Христа в Чечне он. И не ведомо, врагу Руси. Кровь святых питает наши души.Сонм Святых, Земли Святой, вопиет к Отцу прося Руси прощенья. Слышишь, Запад! Ты не трогай лучше нас! Не пытайся задушить народ мой милый, Нерушимой станет нам стеной, подвиг юной девы, защитив Отчизну
Люба Шерстюк: Дорогая Гостья! К сожалению, вынуждена заметить, что Зоя Космодемьянская не была христианкой. Она была советской комсомолкой до мозга костей, и если бы прочитала Ваши стихи, посвящнные ей, то очень возмутилась бы. В те времена антирелигиозная агитация и пропаганда были очень сильны, и Зоя вряд ли знала, что её дед был священнником. Такие сведения в те времена от детей скрывали - можно и в гулаг угодить за милую душу...
Алена: Люба, присоединяюсь!
Дарья: (автор неизвестен, стихи хранятся в музее 201-й школы) Голос Зои Космодемьянской Только раз я погибла И тысячи раз воскресала… И не мой ли протест Над тревогою дня повисал? Не моя ли душа, Пролетая над сводами зала, Вырывалась с трибун! И взрывался овацией зал! Я еще не успела Оставить наследника миру. Но наследство моё У родного Отечества есть! Неподкупная верность Земли этой розовокрылой, Комсомольская честность, Святая солдатская честь. Разве в памяти дней Не найти ни урока, ни смысла? Разве мало тех жертв, Чтобы мир от войны не погиб? Навсегда умереть? Не остаться ни в песнях, ни в мыслях? Сгинуть в огненной бездне, Взметнув термоядерный гриб? Это я говорю От себя и от всех безымянных, Оплативших собой Золотое сияние дня. От беспамятства вечного, От катастроф окаянных Защитите меня! И посмертно спасите меня!
Дарья: -Анатолий Щепкин Зое Космодемьянской, посвящается *** Ей восемнадцать: скромна, стройна. Десятый закончен класс. Боится мышей. Ночью одна Не выйдет из дома подчас. Пришла в сорок первом беда – война! Родина – мать зовёт! Тёмная ночь – через лес одна В тыл к врагу идёт. Конюшню спалила, вторая горит. Чужая послышалась речь... Поздно бежать. Враг поднят, спешит, Третью успеть бы, поджечь. Плеск. Керосин расплылся под стрехой. Лютый мороз. Озноб. Вспыхнула спичка. Удар – часовой Прикладом свалил в сугроб. Тревога! Солдаты подняты в ружьё. Зверски пытали. Молчит. Утром решили повесить её – Советский разведчик! Бандит! Ей восемнадцать: скромна, стройна. Без страха на смерть идёт. Смерть от врага ей не страшна – За Родину жизнь отдаёт. http://www.proza.ru/2008/11/17/232
Дарья: В Осиновом Гае Над Осиновым Гаем полощут зарницы, Зреет рожь, поспевает клубника в лугах. И поют – распевают безмятежные птицы В затерявшемся Гае, В оврагах, кустах. Мы идем по деревне, и сердце трепещет: Мы идем по священной, по русской земле, Что вписала, вобрала, впитала навечно Имя Зои и Шуры. Закат заалел: Нас встречали в музее, любовью хранимом, Нам с любовью рассказы вели земляки О красавице Зое так просто и зримо, Так дрожали у дома ее топольки. «Зоя, Зоя!» – шептали у дома деревья, «Зоя, Зоя!» - со звоном слетало с небес. «Зоя, Зоя!» – за этой дубовою дверью Детства мир, полон таинств твоих и чудес. http://apofigey1.narod.ru/izbran.html
Дарья: Борис Слуцкий. Зоя. Зоя С шоссе свернули и в деревню въехали. Такси покинем и пойдём пешком по тем местам, где по крови, по снегу ли её водили босиком. Петрищево. А я в ней был уже, в деревне этой, многажды воспетой, а я лежал на этом рубеже, а я шагал по тропочке по этой. Вот в этой самой старенькой избе в тот самый вечер, когда мы немцев выбили, мы говорили о её судьбе, мы рассуждали о её погибели. Под виселицу белую поставленная, в смертельной окончательной тоске, кого она воспомянула? Сталина. Что он придёт! Что он — невдалеке! О Сталине я думал всяко — разное. Ещё не скоро подведу итог. Но это слово, от страданья красное за ним. Я утаить его не мог. http://magazines.russ.ru/znamia/2009/5/sl8.html
Дарья: Нашла в ЖЖ, автор неизвестен "А вот любимый стишок, ещё с детства. Та самая тетя Аня читала его мне перед сном, когда я к ним приезжала( я её упрашивала по раз 6 читать!) Всё небо объято грозою, стрельба в Подмосковье слышней, Прощается школьница Зоя с любимой Москвою своей... Ушла. Ни письма, ни привета не шлёт наша Зоя домой, И вот у Петрищево где-то выходит дорогой прямой. Идёт на опасное дело в суровой подутренней мгле, Синичка спросонья запела, петух закричал на селе. Немецкие кони в конюшне. "Поджечь поскорей и уйти!" Но спички в руках непослушны, они отсырели в пути. А мама...наверное дома. О как ты далек, этот дом! Гори, разгорайся, солома, горячим высоким костром! То солнце выходит с тумана, то склады фашистов горят, Ждут Зою друзья-партизаны, но ей не вернуться назад... Ей руки верёвкой связали, её на допрос повели, Там били её и пытали, но волю сломить не смогли! На страшную казнь под конвоем, ступая босая на снег, Шла гордая школьница Зоя, советский простой человек. И взглядом своим, умирая, она ободряла народ. И слава, как память живая в народе о ней не умрет!" http://dreaming-ann.livejournal.com/7073.html
Дарья: Продолжаю копать ЖЖ. Нашла странный и очень дурацкий рассказ. Выкладывать не буду, ибо полная чушь, но вот ссылка http://etoyamusichka.livejournal.com/38938.html
Дарья: Александр Харчиков (Песни, не вошедшие в сборник стихов "Песни Сопротивления") Зое Космодемьянской Когда-то её любили дети советской страны Русскую героиню той великой войны. Когда-то на танковой стали, верность стране родной Храня, танкисты писали: "За Зою!", идя на бой. Когда-то великий Сталин мог такое сказать: "Немцев, что Зою пытали, в плен живыми не брать!" Когда-то сыны и дочери своей любимой страны По зову сердец за Зою, за Родину в битву шли! Люди советские, нас через годы Зоя на бой зовёт: "Боритесь, не бойтесь, нас двести миллионов, - Сталин придёт!" Чего-же она свершила, чего-ж добилась она? Себя стране посвятила, когда позвала страна. Когда бедою-ненастьем пришёл 41-й год, Слова её были: "Счастье... за свой умереть народ!" Когда под ногти вонзали ей иглы и тело жгли, Когда босиком выгоняли на снег и на смерть вели, Она ни в чём не призналась, она врагу не сдалась, Стерпела всё, не сломалась и гордо встретила казнь. Голосом звонким смелая девушка нас на подвиг зовёт: "Боритесь, не бойтесь, всех не перевешают, - Сталин придёт!" Русская великомученица, Космодемьянская, Жизнь твою молодую оборвала петля. А сегодня, куражась над твоею святой Памятью, демократы жгут её клеветой. И в забытьё выталкивая светлое имя твоё, Снова тебя пытает нынешнее ворьё, И вслед за казнью петлёю и казнью клеветой Казнью забвения травят образ нетленный твой. Но снова честных и стойких на подвиг Зоя зовёт: "Бейтесь с врагом, боритесь, не бойтесь, - Сталин придёт!" Люди советские, нас через годы Зоя на бой зовёт: "Боритесь, не бойтесь, нас миллионы - Сталин придёт!" Люди советские, нас через годы Зоя на бой зовёт: "Боритесь, не бойтесь, за нами Родина - Сталин придёт!"
Дряннов: Люба Шерстюк пишет: можно и в гулаг угодить за милую душу... Да ну! А Вы знаете, что у Маршала Советского Союза Василевского отец был священником, и полководец этот факт скрывал. За что получил разнос от товарища Сталина: почему отца забыл?. В те годы (особенно во время войны) церковь переживала некое возрождение - открывались церкви, духовные училища. А вот после прихода Хрущева к власти начался обратный процесс - церкви в массовом порядке начали закрывать, училища тоже. Если Никиту Сергеевича не убрали бы вовремя, то с православной церковью он бы покончил. Причём бескровно. Да, и ГУЛАГа в 41-м не было - был ГУИТЛК -Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний. И ещё: как вам такие данные- Первые руководители ГУЛАГа, — Фёдор Эйхманс, Лазарь Коган, Матвей Берман, Израиль Плинер, — в числе прочих видных чекистов погибли в годы «большого террора». В 1937—1938 гг. они были арестованы и вскоре расстреляны. А в 1956-57 гг. они были... реабилитированы КАК ЖЕРТВЫ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕПРЕССИЙ. Оригинально, не так ли? Но это отдельная тема, и не в этой ветке.
Дарья: Владимир Балыкин Отец Пётр, Шура и Зоя Космодемьянские... В Космодемьянских Чудес имена, Братья святые Демьян и Козьма! Сродников трое Отец, Брат, Сестра, Трое героев, Святая судьба. Шура и Зоя, Брат и сестра, Внуки святого, Деда Петра! Дед их, Отец Пётр, при жизни Священник солдат, Был большевизмом За веру распят… Оси- новые Гаи, Глубинка светла, ТрИжда Героев В России взошла! http://www.stihi.ru/2009/04/30/1393
Дарья: Ингер Григорий Бенционович Казнь Зои Космодемьянской. 1942 г. б., акв.,гуашь,перо,тушь, 40,5 х 61,3
Дарья: Скульптура: Партизанка (Герой Советского Союза Зоя Космодемьянская) Городницкий фарфоровый завод, 1950 – е гг. Высота – 29 см. http://www.shop.farfor.su/index.php?productID=2836&PHPSESSID=3ffc1408d81dcca20f3741a4cee2d695
Дарья: СОРОКИН Валентин Васильевич ЗОИН ХРАМ (посвящается Зое Космодемьянской) А ведь казнили Зою на снегу — Палач всегда в усердиях торопится, — И на далеком волжском берегу Предупредила русских Богородица: “Свинцом и кровью затыкают рот Прямого сострадальца и воителя, Ты, русский созидающий народ, Твори судьбу народа-победителя!” Качалась Зоя мертвая в петле, Не предана друзьями и подругами, А по славянской взорванной земле Война катилась, причитая вьюгами. И не могу я замолчать о том, Иных разрух переживя безмерности, — Сегодня входит Зоя в каждый дом Спасением неистребимой верности И говорит: “Ужасные года, Мы Кремль открыли хаму и вредителю, Но я клянусь, что русских никогда Не одолеть ему, поработителю!” Вам, промотавшим реки и леса, Скользящим по ворованному золоту, Не опровергнуть Зоины глаза, Лишь красоте распахнутые смолоду. Вас даже горный праздничный Давос Не прополощет в бане древнегреческой, — Обыкновенный рыночный навоз Под именем элиты человеческой!.. Мы, русские, герои многих драм, Атак непредугаданных вершители, Воздвигнем Зои Святоликой храм, И пусть ее страшатся разрушители. И пусть взлетит с холма суровый крест Над виллами банкирства и купечества. Пусть встанет храм несбывшихся невест И нерожденных сыновей Отечества. Пусть он звонит, в седых полях скорбя, Весну зовет, мятежную, зеленую, Где каждый русский вспомнит про себя И защитит — Россию оскорбленную! http://web.vrn.ru/sss/new_page_29.htm
Елизавета: Даша, очень интересное стихотворение...
DmitryScherbinin: На сайте "Вечные юные", как я заметил, долгожданные обновления: http://www.1941-1942.msk.ru/
DmitryScherbinin: Не помню, возможно эта статья из сборника "Правофланговые комсомола" здесь ещё не выкладывалась: Владимир УСПЕНСКИЙ Зоя КОСМОДЕМЬЯНСКАЯ Вечером 26 ноября 1941 года на передовой стало вдруг тихо, и эта неожиданная тишина словно бы оглушила бойцов. Почти два месяца непрерывно, днем и ночью, грохотало сражение, фашисты старались прорваться, раздробить наш фронт, теснили наши войска. Так было от Вязьмы до подмосковных полей, до Звенигорода, Кубинки, Наро-Фоминска. А в этот вечер как отрезало: разом прекратили огонь вражеские орудия, минометы, пулеметы, лишь изредка срывались короткие автоматные очереди. За всю ночь - ни одной атаки. На следующий день - тоже. Творилось что-то странное, непонятное. Повсюду на подступах к столице продолжалась упорная битва, решался дальнейший ход войны, решалась в конечном счете судьба нашего государства, а на прямой дороге к Москве с запада, где у противника имелось особенно много сил, было тихо. Нет, не облегчение, а беспокойство, нарастающее напряжение испытывали в эти часы и дни бойцы и командиры 5-й армии, оборонявшие Можайское направление. И особенно, конечно, тревожился опытный генерал - командарм Л.А. Говоров, Уж он-то знал, что противник еще не выдохся, что у гитлеровцев есть резервы, в том числе танковые части, способные нанести сильный удар. Так почему же затишье, что задумал коварный враг? Отдыхает, набирается сил перед новым броском? Перегруппировывает войска на другой участок, чтобы атаковать там, где наши позиции слабее? Или еще что? Главное теперь - выяснить намерения гитлеровцев. Генерал Говоров приказал вести разведку непрерывно, всеми средствами, использовать не только войсковых разведчиков, но и партизан, диверсионные группы. Однако таковых было немного. Верейские партизаны действовали южнее, можайские - значительно западнее. Говоров потребовал собирать любые, хотя бы косвенные, сведения о фашистах. Где танковые части? Куда отошла с передовой пехота? Где концентрируются склады? На каких дорогах интенсивное движение? Среди других мероприятий было предусмотрено и такое: разведчикам, партизанам, диверсантам в ночь на двадцать восьмое и в ночь на двадцать девятое ноября учинить пожары в деревнях, в населенных пунктах, где располагаются гитлеровцы. С десяти вечера до полуночи. Наша авиация засечет объекты. Это поможет уточнить дислокацию войск противника. Такой приказ получил и комсомольский отряд Бориса Крайнова, действовавший в тылу гитлеровцев как раз в том лесистом районе, который особенно интересовал сейчас штаб 5-й армии. Вернее даже не приказ, а просьба была передана Крайнову. Ведь отряд уже выполнил поставленную перед ним задачу, понес при этом потери. Уцелевшие девушки и юноши были переутомлены, обморожены. В оттепель размокли, а потом развалились валенки. Не осталось продуктов, взрывчатки. На исходе боеприпасы. Комсомольцы имели полное право перейти линию фронта, вернуться к своим, на отдых, и никто не упрекнул бы их. Но они получили приказ-просьбу остаться во вражеском тылу еще на несколько суток. И они остались. Командир отряда Крайнов имел твердое правило: никого из девушек, кроме опытной и осторожной Веры Волошиной, на самые рискованные задания не посылать. У девушек свои обязанности: разведка, дозор, боевое охранение, разбрасывание на дорогах «колючек». Но теперь придется использовать всех. Иначе ничего не получится, людей мало. В лагере с больным товарищем останутся двое, в том числе Зоя Космодемьянская. Возникнет угроза - помогут больному перебраться в другое место, на запасной сборный пункт. Большая часть отряда отправится в деревню Якшино. Много часов наблюдали за этой деревней разведчики. Там, безусловно, расположен вражеский штаб и, судя по обилию легковых машин, не меньше, чем штаб дивизии. В Якшино надо устроить пожар поярче, заметней. Если получится, забросать гранатами штабной дом или узел связи. А на следующую ночь эта же группа подожжет постройки в совхозе Головково. И, если успеет, в деревне Крюково. Еще двое бойцов пойдут в Юматово. Кроме того, остается на западе деревня Петрищево. Место глухое, в стороне от большака, фашисты чувствуют себя спокойно. От лагеря эта деревня далековато, шагать надо по бездорожью, по незнакомой местности. Там труднее всего. Туда Крайнов решил идти сам с таким расчетом, чтобы до полуночи поджечь деревню, а к рассвету быть в лагере. Вообще это нарушение элементарных правил. Опасно действовать в одиночку. Мало ли что может случиться: ногу подвернул, а помочь некому. И отряд без руководства оставлять нельзя, тем более когда он разделился на несколько групп. Однако придется рискнуть. Узнав об этом, Космодемьянская резко возразила командиру. Она стояла перед ним в распахнутом пальто, со следами сажи от костра на длинной девчоночьей шее: - Ты пойдешь, а мы, две здоровые тетери, будем возле больного сидеть? - Так надежней. - Какая тут надежность нужна? Костер погасят, притихнут на ночь. А на задание минимум двое должны идти, ты сам сколько раз повторял это... Возьми меня с собой. - Не могу. - А я сидеть сложа руки не могу, когда все при деле. Понимаешь? Возьми... Ну пожалуйста! - Пусть идет, - прохрипел из шалаша больной. - А ты как? - Перекантуюсь! - Нет уж, одного человека я при тебе оставлю, - решительно произнес Крайнов. И Космодемьянской: - Собирайся. И вот они в походе. От свежевыпавшего снега в лесу торжественно, чисто, светло. А может, легко и приятно Зое было потому, что впереди двигался сосредоточенный, спокойный Борис. Они вдвоем в заснеженном просторе... Об этом Зоя старалась не думать, но все равно думалось само собой и сказывалось на ее состоянии. Когда рядом Крайнов, ей всегда хорошо... Пока девушка и ее командир, ступая след в след, идут в далекое Петрищево, давайте проследим тот не очень-то долгий жизненный путь, который привел Зою сюда, в подмосковный лес, в боевой комсомольский отряд, в который отбирали лишь самых надежных. Родилась Зоя в осенний погожий день 13 сентября 1923 года в живописном селе Осиновые Гаи, что в Тамбовской области. Мама, Любовь Тимофеевна, учительствовала в местной школе. И отец, Анатолий Петрович, тоже учителем был, заведуя к тому же избой-читальней. Но про Осиновые Гаи мало что помнит Зоя. Добрые руки бабушки, просторный луг, чудесный запах свежего сена, вкус деревенского хлеба, парного молока. Потом сибирское село Шиткино, неподалеку от города Канска, долгие зимние вечера, когда отец брал Зою и Шуру к себе на колени, рассказывал сказки. Знал он их очень много: и про Ивана-царевича, и про Аленушку, и про Кузьму Скоробогатова. Но это было давным-давно, подернулось дымкой забвения. А вот все, что связано с Москвой, куда переехала семья, до самых мелких подробностей бережет память. Ну, хотя бы тот день, когда впервые отправилась в школу. Шли втроем: мама, Шура и Зоя. Солнечное, теплое было утро. С деревьев Тимирязевского парка падали желтые листья, медленно кружились, опускаясь на землю. Потом самое тяжелое - смерть отца. Случилось это зимой. Всей семьей собрались они в цирк. Зоя спешила домой радостная - впереди столько интересного. Но радость ее сразу угасла, когда увидела бледное лицо отца, лежавшего на кровати. «Я неважно себя чувствую, - сказал он. - Но это пройдет. А в цирк вам придется без меня...» - «Мы без тебя не пойдем», - сказала Зоя. На следующий день отцу стало совсем плохо. Он едва мог говорить. Зоя сбегала за врачом. «Нужна операция. Немедленно», - сказал доктор. Отца отвезли в больницу. Оттуда он не вернулся... Неожиданно и круто изменилась жизнь. Не было рядом умного друга. Горько, ох как горько было Зое! Но приходилось сдерживать свои слезы, приходилось скрывать свою боль, чтобы не расстраивать маму, которой и без того приходилось очень трудно. Усталая возвращалась она с работы, и Зоя старалась хоть немного отвлечь ее от тяжелых мыслей, занять разговором. Только по ночам, уткнувшись в подушку, плакала Зоя беззвучно, вздрагивая всем телом. Мама работала теперь в двух школах и дома бывала мало. Все домашние заботы легли на плечи Зои. Она кормила брата, убирала комнату, топила печь. Много хлопот было с Шурой, то порвет чулок, то урок не выучит - за ним надо было смотреть и смотреть. Впрочем, Шура понимал, как трудно приходится Зое, и, несмотря на свое мальчишеское самолюбие, подчинялся сестре почти беспрекословно. Детские шалости, забавы, интересовавшие девочек, не занимали теперь Зою. У нее были важные, серьезные дела, переносившие ее в другой, «взрослый» мир. В школе многие стали считать Зою замкнутой. Как бы ни была занята девушка, сколько бы ни было у нее хлопот, она всегда находила время для любимого своего занятия - чтения. «Овода» читала Зоя ночью, прикрыв газетой настольную лампу, чтобы свет не мешал маме. Часто потом думала об этой книге, вспоминала Овода в трудные минуты... А Чернышевский? Гражданская казнь, двадцать лет каторги и ссылки не сломили его волю. Он был настоящим революционером. Зое хотелось быть такой же твердой и непреклонной, каким был Чернышевский. И вот торжественный день вступления в комсомол. Секретарь райкома комсомола, молодой человек с хорошей, веселой улыбкой, спросил: «А что самое важное в Уставе, как по-твоему?» - «Самое главное: комсомолец должен быть готовым отдать Родине все свои силы, а если нужно - и жизнь». Ответ этот соответствовал и приподнятому душевному состоянию Зои, и важности происходившего. Она даже была несколько ошеломлена и разочарована, когда секретарь райкома перевел вдруг разговор на самые обычные, будничные дела, заговорил об учебе, о выполнении комсомольских поручений. «Это же само собой разумеется!» - удивленно заметила Зоя. «Вот и хорошо, - улыбнулся секретарь райкома. - И никогда не забывай об этом. Ведь все большие важные дела складываются из малых, незаметных на первый взгляд дел». Правильно сказал секретарь - это она поняла позже. Весной в санатории «Сокольники» она познакомилась с замечательным человеком, писателем Гайдаром, книги которого очень любила. Вместе играли в снежки, строили снежную крепость, много разговаривали. А когда прощались, Гайдар подарил девушке свою новую книгу о Двух веселых мальчишках - Чуке и Геке. На титульном листе было написано: «Что такое счастье - это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и помнили, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной». Слова были взяты из текста книги. Пройдет совсем немного времени, и оба они, и Гайдар и Зоя, окажутся лицом к лицу с заклятым врагом. И он и она настойчиво будут проситься в бой, на самую передовую линию. Вскоре после начала войны Зоя обратилась в райком комсомола. Там таких желающих, как она, было полно. На столах кипы заявлений. Просьба одна - пошлите на фронт. - Ничего не можем, - сказали Зое. - Кончай десятый класс. - А куда еще обратиться? - Попробуй в горком комсомола. Зоя пошла, записалась на прием. Ожидая, когда ее вызовут, сидела в коридоре. Тут тоже посетителей хоть пруд пруди. - Космодемьянская! - услышала она наконец. После сумрачного коридора кабинет показался ей очень светлым. Белые шторы на окнах подняты. На стене - большая карта. Секретарь МК пожал Зое руку, предложил сесть. Разговор начался с расспросов: кто она, где родилась, куда выезжала, давно ли вступила в комсомол. Зоя отвечала быстро, старалась подавить волнение - решалась ее судьба. Руки помимо воли вертели пуговицу, но Зоя заметила это только тогда, когда перехватила взгляд секретаря. «Еще подумает, что волнуюсь», - мелькнуло в голове, и Зоя заставила пальцы успокоиться, положила руки на колени. Потом все время следила за ними. А вопросы сыпались один за другим: - Какой язык учила? - Немецкий.. - В цель стреляла? - Неплохо. - А с вышки в воду прыгать не боишься? - Не боюсь! - Сила воли есть? Зоя улыбнулась. Ей еще никогда не приходилось так лестно говорить о себе. Но что поделаешь... - И сила воли есть, и нервы у меня крепкие. Секретарь помолчал немного, еще раз внимательно посмотрел на девушку, и Зое показалось, что он подавил вздох. - Люди нам нужны. На фронт, значит, хочешь? Сердце Зои дрогнуло. - Затем и пришла. - Трудно там, очень трудно. Ты, между прочим, во время налетов где бываешь? - Я? На крыше. Бомбежки не боюсь. - И чтобы разом пресечь все вопросы, Зоя добавила решительно: - Вообще ничего не боюсь! - Ишь ты какая смелая, - сказал секретарь. - Ну, подожди в коридоре. Соберутся товарищи, поедем в Тушино прыгать с парашютом. Зоя вышла. От возбуждения она не могла сидеть, ходила по коридору. Конечно, легко было говорить там, в кабинете, что она не боится. На самом-то деле все куда сложнее. Вот сейчас нужно прыгать с самолета. Если и будет страх, Зоя, конечно, постарается его побороть. А вдруг не выйдет? Когда секретарь снова позвал ее и спросил: «Готова?», без колебаний ответила: «Готова!» Она думала, что сразу отправится на аэродром, но вместо этого секретарь принялся рассказывать, какие трудности ожидают ее. - Ты должна ясно представлять себе, на что идешь, - закончил он. - Я готова, - повторила Зоя. - Иди домой, подумай еще. Только в коридоре вспомнила Зоя о прыжке с парашютом. «Да он же просто испытать хотел», - поняла она. Через два дня Зоя вновь пришла в Московский комитет комсомола. Опять здесь было много народа. Зоя насторожилась: не отказали бы! Чувство тревоги усилилось, когда вошла в кабинет. Ее встретил секретарь, с которым беседовала в прошлый раз. Он выглядел усталым, смотрел холодно. Молча пожал руку, кивком указал на кресло. - Так вот, Космодемьянская, решили тебя не брать! - Как не брать? Почему не брать? - срывающимся от обиды голосом крикнула она. Секретарь улыбнулся, положил ей на плечо руку. - Ну, не волнуйся, - мягко произнес он. Зоя немного успокоилась. Ее опять проверяли - не поторопилась ли, не раскаивается ли... На этот раз они договорились конкретно обо всем. Секретарь сказал, когда и куда надо явиться, что захватить с. собой. Лишь спустя некоторое время Зоя поняла, что и тогда ей, как и всем добровольцам, дали еще одну, теперь уже последнюю возможность взвесить свое решение. Им просто указали место и время сбора, не взяв при этом никаких обещаний. Хочешь - приходи, передумала - занимайся обычным делом, никто не упрекнет тебя. И вот наступило сырое холодное утро. Мама подняла Зою рано, накормила завтраком: будто в школу собирала. Проводила до трамвая. Дул резкий ветер, низко неслись клочковатые рваные тучи. По щекам мамы скатывались слезинки. В тот же день Зоя оказалась в воинской части № 9903, познакомилась с такими же добровольцами, как и она... Шагавший впереди Борис поднял руку: внимание, осторожней! Зоя старалась ступать на носки, напряженно прислушиваясь. Какие-то странные звуки доносились издалека. Она дернула Бориса за рукав, тот остановился. - Слышишь? Вот опять! Что это? - Лошади. На ржание похоже. Сделали еще шагов пятьдесят, и перед ними открылась прогалина, заросшая низким кустарником. Дальше, наверное, поле. Во всяком случае, конца прогалины не было видно за белесой мглой. Лишь смутно обрисовывались впереди очертания какой-то постройки. Ветер, дувший оттуда, нес запах печного дыма, обрывки голосов. Совсем явственно раздавалось ржание лошадей. Чуть приметно мелькал огонек. Он перемещался: наверно, кто-то ходил с фонарем. - Петрищево, - тихо сказал Борис. - Ты побудь здесь, а я подберусь поближе, посмотрю. Зоя прижалась спиной к стволу дерева, на всякий случай вытащила наган. Следила за Крайневым. Он сделал несколько перебежек от куста к кусту, потом пополз и скрылся из виду. Надо было набраться терпения. Усилившийся снегопад совсем заслонил строение вдали. Теперь Зоя могла только слушать, но и слушать было нечего. Голоса в деревне больше не раздавались, конское ржание прекратилось. Только собака жалобно тявкала. Не облаяла бы Бориса! Минуло полчаса, пока вернулся Крайнев. - Что? - нетерпеливо спросила Зоя. - Прямо - длинный сарай. Конюшня. Дальше - дома. Немцев полно, крайняя изба как улей гудит. - Ну? - Зажигать будем конюшню и дома, - В такой снегопад? Кто увидит? - Подождем, может, кончится. Еще рано, до полуночи время есть. А пока попрыгаю, чтобы не замерзнуть. - Борис принялся бесшумно топтаться на месте. У Зои, долго стоявшей без движения, тоже застыли пальцы ног и рук, она тоже начала приплясывать, то приближаясь к Крайневу, то отступая. И вдруг фыркнула весело. - Тихо! Смешно тебе? - удивился Борис. - Вроде бы танцуем... Первый бал. - Похоже, - улыбнулся Борис. - Лесной бал. - И, словно оправдываясь: - А что поделаешь? Еще по крайней мере час ожидать надо! Наконец пора. Борис подал знак: вперед. Ползти - вот что самое ненавистное. Фашисты не таясь выходят из дома, хлопают дверью, разговаривают в полный голос, гогочут. Хозяевами себя чувствуют. А Зоя вынуждена хорониться в канаве на своей родной земле, не смея выпрямиться в полный рост. Крайнева не видно. Он где-то справа. После короткого перерыва вновь повалил снег, да так густо, что и сарай и лес - все скрылось. Чего же таиться при такой видимости? Одна забота - сарай разыскать. Зоя поднялась и пошла, выставив руку с наганом. Бревенчатая заснеженная стена выросла вдруг перед ней. Зоя затаила дыхание. Рядом за стеной слышалось шевеление, ворочалось что-то живое, жующее, теплое. Из продолговатого оконца струился парок, тянуло свежим навозом... Может, и люди там? Наготове бутылка с горючей смесью. Стукни о бревно, зажги спичку... Но бутылка звякнет, удар и звонок стекла нарушат тишину. Зоя не решилась. Минуту или две она провозилась, вынимая пробку. Осторожно облила горючей смесью стену: сверху вниз, от самой крыши. Солома-то запылает, но хотелось, чтобы огонь охватил и бревна. Пальцы слушали плохо - замерзли. И волновалась она. К тому же крупные снежные хлопья падали на спички, мешая зажечь, хотя спички были с особой пропиткой. Они ломались, шинели. Тогда Зоя взяла сразу несколько штук, сильно чиркнула. Вспыхнул огонек, она поднесла его к бревнам: сразу рвануло пламя. Зоя на какое-то время ослепла. Побежала назад, не оглядываясь. Раздался испуганный крик. Зоя посмотрела: не белой, а розовой была пелена в той стороне. Послышался разноголосый гомон, и вдруг ударил выстрел. «Борис!» - екнуло сердце. Зоя рванулась туда, но вспомнила приказ командира: подожжешь и сразу в лес! Немедленно в лес! За спиной ржали лошади. Кто-то кашлял и ругался. Зоя, пригибаясь, побежала дальше, инстинктивно забирая вправо, в лощину, где чернели кусты. Выстрелы в деревне ухали раз за разом. Стреляли и возле конюшни. Пуля свистнула над головой и подстегнула Зою: она побежала быстрее. В низине снег выше щиколоток. Девушка выбилась из сил. Остановилась, вытерла мокрое лицо и только тут сообразила, что лощина увела ее куда-то в сторону. И довольно далеко. Во всяком случае, даже проблеска пожара отсюда не было видно, а выстрелы раздавались глухо - ветер относил звук в сторону. Зоя растерялась: где же искать Бориса? Метнулась из лощины наверх и сразу очутилась в лесу. Но это был совсем не тот лес, в котором скрывались они с Крайновым и где должны были встретиться. Там росли елки с березами, было много кустарника, а здесь редко стояли стволы старых деревьев. Она попыталась успокоиться, подумать без спешки, определить направление. Борис ждет ее. Может, совсем рядом. Но где? Куда повернуть? Пропал и последний ориентир - прекратилась стрельба. Зоя шла наугад, все еще рассчитывая на счастливый случай. Шла долго, вспоминая, как учили ее находить стороны света. По муравейникам можно, они с южной стороны стволов, где греет солнце, но какие сейчас муравейники! По годовым кольцам на срезах пней. Тоже отпадает. На какой-то поляне Зоя прислонилась к стволу. Так устала, что не хотелось двигаться. Посидеть хоть бы немного. Холод пробирался под одежду. Сами собой опустились тяжелые веки. Стало вроде бы лучше. И вдруг она услышала странный звук: над головой мертвенно, по-костяному стучали под ветром закоченевшие ветки. Зоя даже вскрикнула, оттолкнулась от дерева и быстро пошла по просеке, начинавшейся от поляны. Кажется, на юг или на юго-запад. Во всяком случае, не надо отчаиваться. Не в пустыне же она! Просека обязательно приведет куда-нибудь. На другую просеку, на дорогу, в деревню, к избе лесника. Там можно сориентироваться. Только не стоять, не расслабляться. Идти и идти! Ей повезло. В эту ночь встретила она партизана, который привел ее в землянку, в тепло, накормил. Зоя уснула. * * * - Татьяна... Таня... - выплыл из пустоты чужой голос. Девушка вскинулась, ударившись о потолок землянки. В руке - наган. - Какая Таня? Кто? - Не ершись, убери пушку-то, - сказал партизан. - Сама так назвалась, нам все одно. Ухожу я, потолковать надо. Зоя натянула сапоги, накинула пальто. Выглянула из землянки - свет резанул по глазам: бело и ярко было в лесу, на ветках снежные нависи, как кружева. - Стихло, - удовлетворенно произнес мужчина, глубже нахлобучивая шапку. - На столе провиант тебе оставил. А мне пора. Может, ворочусь, а может, и нет. У меня в лесу домов, как у зайца теремов. Ну а ты? Надолго останешься? - Я тоже пойду, только не сейчас, а под вечер. - Это вернее, - согласился мужчина. - Возле землянки-то не следи. Шагай по оврагу вверх, он прямо на просеку выведет, где встретились. - Мне бы к речке попасть, к Тарусе. - На северо-восток держи. Как дойдешь до пересечения просек, бери влево и никуда не сворачивай. Да смотри не проскочи с разбегу, речонка такая, что в половодье петух пешком перейдет. А сейчас замело, сровняло. Лед ногой щупай. - Спасибо, - сказала Зоя, - очень большое вам спасибо за все. Вернувшись в землянку, она напилась чаю и почувствовала, что ее опять клонит в сон: слишком утомилась и наголодалась. Снова залезла на нары и лежала в тишине и тепле. Теперь она запомнит дорогу сюда, к этой землянке, расскажет своим. Только когда, где? Борис, конечно, возвратился в лагерь, а лагеря ей самой не разыскать. Значит, надо переходить фронт. Добраться до Тарусы, повернуть вправо и идти к Наре. А если повернуть влево, то вскоре доберешься до истоков Тарусы - Зоя хорошо представляла карту этого Района. Начинается речка в болотах возле Петрищева. Они с Борисом часть пути проделали вчера как раз по долине речушки. Крайнов, наверное и назад, шел по ней, а Зоя шарахнулась в сторону. Сама виновата. Тан она и скажет командиру, когда вернется. Выполнила, дескать, задание, а потом допустила ошибку... Но выполнила ли? Зоя даже приподнялась. Как же она не сообразила раньше? Постройки они с Борисом подожгли, это факт. Только в какое время? В самый снегопад, когда ни один самолет не поднялся в воздух. Если и поднялся, то летчик не мог разглядеть ничего. И потом еще долго валил снег, до самого утра, вероятно. Значит, главное-то не сделано! Чем же гордиться, о чем докладывать? Может, хоть сегодня погода будет ясная, и Борис снова... Но нечему Борис? Ему далеко идти, у него других забот много. А у Зои одна - выполнить то, что поручено. Она должна снова идти в Петрищево, просто обязана довести начатое до конца. Приняв решение, Зоя успокоилась. Можно отдыхать часов до четырех,, пока наползут сумерки. А этот партизан не поверил, кажется, что ее зовут Таней. Не очень твердо произнесла она это имя, хотя вспомнилось оно не случайно. Зоя ж раньше думала: в случае чего назовет себя так в память о Тане Соломахе, героине гражданской войны. Несколько раз Зоя перечитывала очерк о ней, читала вслух, маме и брату. И так ярко представляла себе ПОДВИГ мужественней девушки, будто своими глазами видела и пережила все вместе е ней. Враги били Таню шомполамиг на ее- глазах шашками зарубили товарищей, но она ничего не сказала белогвардейцам, не запросила пощады... * * * Речку Тарусу Зоя нашла без труда. Встала над замерзшей водой, задумалась. Так хотелось повернуть вправо, к своим! Последнее испытание, последнее напряжение - перейти линию фронта. Можно будет наконец расслабиться, помыться,, написать письмо маме. Но отсюда до Петрищева часа полтора хорошего хода, а ночь светлая, не то что вчера. Самолеты вполне могут летать, пожар будет виден издалека. «Какие еще колебания? Стыдно!» - сказала она себе. Идти можно не торопясь, время еще раннее, а поджигать лучше поближе к полуночи. Зоя несколько раз отдыхала. Лес чопорный, строгий: деревья не шелохнутся. Особенно красивы елки, ровной цепочкой выстроившиеся вдоль просеки. Зоя постояла бы, любуясь, но у нее начали мерзнуть ноги. Холод торопил ее. На этот раз с опушки хорошо просматривалась окраина деревни. Несколько добротных высоких домов и сараи, повернутые глухой стеной к лесу. Три или четыре длинных сарая стояли особняком, на отлете, до них было ближе, чем до изб. Туда - осторожно, а там - быстро. Облить стену, поджечь и сразу назад. Только вот пальто мешает, когда летишь опрометью. Может, повесить его пока здесь на сучок? И вернуться по своим следам. Так она и сделала: сняла пальто, оставшись в теплой куртке. За спиной - тощий мешок. В кармане бутылка с горючей смесью. В другом - спички. Наган сунут за пазуху. Ну, кажется, все. Еще раз оглядела деревню. Пусто, тихо, нигде ни огонька. Будто вымерло Петрищево. Лишь над трубой крайнего дома поднимался дым, там топили. Зоя обогнула ствол старой березы и быстро пошла по открытому полю, не зная о засаде, которая ожидала ее за углом конюшни. * * * Старшим в гарнизоне был командир 332-го пехотного полка 197-й дивизии полковник Рюдерер. Ему и доложили о поимке «фрау партизанки», у которой имелось оружие и бутылка с горючей смесью. Несомненно, она была из тех, кто минувшей ночью поджег конюшню и несколько домов. Подполковник по телефону сообщил о партизанке командиру дивизия и спросил, как с ней поступить. - Мы имеем дело не с единичным случаем, а с организованной акцией, - сказал в ответ генерал. - Другая раненая партизанка захвачена возле совхоза Головково. Вероятно, в зоне дивизии действует диверсионный отряд Русских. Вывод может быть только один: усилить посты. А пойманных партизан уничтожить. - Но это женщина! - Для нас нет женщин и нет мужчин, - желчно произнес генерал. - Есть только враги, А приказ о партизанах вам известен. - Так точно. - Повесить в полдень, собрав жителей. И постарайтесь основательно допросить ее. Откуда она, много ли их, где база, какова задача? Возьмитесь за это сами, подполковник. - Слушаюсь, господин генерал. Судьба партизанки была решена еще до того, как Рюдерер увидел ее своими глазами. Пока она не стала бесчувственным трупом, из нее следовало извлечь максимальную пользу, любыми средствами вырвать нужные сведения. Она все равно обречена. В штаб ее привели уже избитую, раздетую: в ночной сорочке и босую. Это была совсем еще девчонка, и подполковник вначале предположил, что ее нетрудно запугать. Но взгляд у нее был такой твердый, такая ненависть горела в глазах, что Рюдерер подумал: она из тех фанатичных русских, которые держатся до конца. Он был воспитанным человеком, этот кадровый офицер, даже к пленным обращался с холодной вежливостью. - Ваше имя? - Таня. - Фамилия? - Не имеет значения. - Это вы подожгли конюшню? - Да. - Ваша цель? - Уничтожить вас. Подполковник усмехнулся: каково самомнение у девчонки! Штабные офицеры смолкли. - Кто вас послал сюда? - Этого я не скажу. - С вами были другие партизаны? - Нет. - Где ваша база? Когда вы перешли фронт? - В пятницу, - наобум сказала Зоя. - Вы слишком быстро дошли, - усомнился подполковник. - Что же, зевать, что ли? Переводчик с трудом перевел дерзкие эти слова. - Мы не будем бить вас кулаками, - устало произнес Рюдерер, взглянув на часы. У него имелись более серьезные заботы, чем эта девчонка. - Бить кулаками нехорошо. Но мы заставим вас ответить на все вопросы. Двум солдатам ничего не стоило бросить партизанку на лавку, лицом вниз. Пряжка ремня с размаху врезалась в худенькое бледное тело, оставив сине-багровый след. Рыжий баварец бил с таким старанием, что, казалось, разрубит девушку. Она содрогалась при каждом ударе, прикусывала губы. Молодой офицер-связист выбежал на кухню, где в темноте сидели хозяева избы. Ощупью нашел дверь, выскочил на крыльцо, там его стошнило. Рюдерер сделал знак, солдат опустил ремень. - С кем ты была? Где твои товарищи? Девушка с трудом подняла голову. В глазах - ненависть. - Значит, мало еще тебе, - буркнул подполковник, начавший терять терпение. Снова взметнулась пряжка. Подполковник чувствовал раздражение и усталость. Он велел увести партизанку и прибрать комнату. Подумав, сказал переводчику, чтобы поджигательницу отправили к солдатам. Пусть поспрашивают еще. Может, солдаты что-то выколотят из нее. Переводчик повел пленную в караульное помещение. Было уже около полуночи, небо вызвездило, мороз окреп по-зимнему. Холод пробирал переводчика под шинелью, а русская будто и не ощущала его: шла босая, почти обнаженная, оставляя за собой темные пятна крови... Утром в избу явились двое фашистов. Один упитанный, молодцеватый, с веселым нравом. Из-под пилотки спускались на уши теплые клапаны. По сравнению с ним другой гитлеровец выглядел дегенератом. Над плотным квадратным туловищем - тонкая гусиная шея и непропорционально маленькая голова. Острый нос торчит, как клюв. Шинель без ремня, словно балахон. Брюки навыпуск. Ботинки. Этот дегенерат и был главным палачом, он делал все быстро и с явным удовольствием. Бросил Зое вещевой мешок, отобранный вчера. Жестом показал: одевайся. В мешке сохранились два кусочка сахара и соль, взятые в партизанской землянке. Но не было ни сапог, ни куртки, ни фуфайки, ни подшлемника, ни шапки. успели поделить, вояки! Оставили Зое лишь кофточку, чулки и ватные брюки. Натянуть чулки на распухшие ноги сама не сумела помогла хозяйка дома Прасковья Кулик. Стоя перед девушкой на коленях, всхлипывая, она осторожно прикасалась к обмороженной, содранной во многих местах коже. Солдаты покрикивали, торопили. На грудь Зое повесили доску е надписью на двух языках - «Поджигатель». На улице фашисты взяли Зою за локти, но она резким движением оттолкнула врагов, пошла сама, стараясь уверенней ставить ноги. Из домов выскакивали солдаты. С оживленным говором валили гурьбой. Виселицу изготовили прочную. Свежеоструганная, она высилась над толпой, над шапками и бабьими платками, над головами солдат и даже над кавалеристами, сидевшими на конях. Кавалеристы были тепло одеты, они явились сюда по службе, оцепить место казни. А пехотинцы прибежали налегке, без шинелей, чтобы поглазеть, получить удовольствие. Теперь они мерзли, потому что казнь затягивалась. Появился офицер с «кодаком», принялся фотографировать. Подолгу «целился», искал выразительные позы. Палачи между тем подняли Зою на ящики, дегенерат накинул петлю. Девушка, казалось, не заметила этого, взгляд ее был устремлен на людей, она видела не только любопытствующие, ухмыляющиеся рожи солдат, но и суровые лица крестьян, плачущих женщин, охваченных ужасом детей. - Эй, товарищи! - крикнула она неожиданно звонким и ясным голосом. - Чего смотрите невесело? Будьте смелее, боритесь с фашистами, жгите их, травите их! Дегенерат замахнулся, хотел ударить, но побоялся, что пленница упадет с ящиков, и задохнется преждевременно, до команды. Офицер продолжал фотографировать, а Зоя, держась рукой за веревку, говорила со своей жуткой трибуны: - Не страшно умирать мне, товарищи! Это счастье - умереть за народ! - Скорее же! - крикнул с коня какой-то начальник, но фотограф еще не кончил снимать, и палачи не знали, кого слушать. А Зоя продолжала говорить, подчиняя все внимание собравшихся. Умолкла только тогда, когда палач затянул петлю. О чем подумала она в эти последние секунды? Если бы смогла Зоя хоть на мгновение охватить взором то, что происходило вблизи и вдали! Ей, наверно, стало бы вдвойне тяжелей и горше, потому что совсем неподалеку, За лесом, километрах в десяти, увидела бы она золотоволосую подругу свою Веру Волошину, тоже с петлей на шее. Немцы там решили не утруждать себя, не возвели виселицу, а использовали деревянную арку въезда в совхоз. Раненую Веру, неспособную держаться на ногах, привезли в кузове грузовика. Задний борт был открыт. Ровно в полдень, когда палач выбил ящик из-под ног Зои, тронулся с места грузовик, и тело Веры закачалось под аркой... Но Зое стало бы не только горше! В этот день, 29 ноября, в день ее смерти, южнее Каширы воины 1-го гвардейского кавалерийского корпуса оттеснили фашистов на четыре километра. Всего на четыре. Но это были первые километры на том многотрудном пути, который предстояло частям Красной Армии преодолеть от Подмосковья до гитлеровской столицы. И бессмертная Зоя до самой Победы шла в рядах наступавших бойцов. Владимир УСПЕНСКИЙ
Ninelle: По свидетельству К.Милорадовой, Зоя в отряде к девушкам обращалась на "ты", а к ребятам на "вы", поэтому, скорее всего, с Крайновым она тоже разговаривала на "вы", а не так панибратски, как написано у Успенского.
Катя: Сегодня - день памяти Зои Космодемьянской. Много лет всходят алые зори, В дни торжеств и в дни горестных тризн. В этом ласковом имени - "Зоя" Слышно слово бессмертное- "жизнь". Эта девушка, хрупкая школьница, Не согнувшая худеньких плеч, Всё, что в песнях страны колоколится, Своей жизнью решила сберечь. Люди шли - не на казнь, а на подвиг, В горле комкали сдавленный плач. Вот в руках, волосатых и потных, Сжал тугую удавку палач. Вот сейчас захлестнет её шею, Жилку трепетную оборвет. -Что притихли?Смотрите смелее! Я умру, но умру за народ!.. И народ расправлял свои спины, Веря в эти слова до конца. Ты не знала тогда, героиня, Сколько мужества влила в сердца! ...У деревни Чернушки Матросов На кинжальной струи остриё За весенние, светлые росы Бросил юное сердце своё. И в сраженьях, гремящих грозою, Брат твой Саша, в дыму и огне, Мчался в танке, и надпись:"За Зою!" Пламенела на гордой броне. И в Матхаузене встал, леденея, На тебя чем-то очень похож, Генерал, пред которым злодеи Не сумели унять свою дрожь. И твой сверстник, родной и далекий, Чтоб земная цвела красота, Принял казнь, пред которой поблекли б Все библейские муки Христа... Твоя жизнь не прошла и не кончена, Ей в грядущих былинах сиять. Твое имя Москва и Тамбовщина, Вся Земля - будут ввек повторять. Много лет всходят алые зори - В дни торжеств и в дни горестных тризн. Восемнадцатилетняя Зоя - Бесконечная, вечная жизнь... Иван Кучин, поэт с Тамбовщины
Ninelle: З О Я У жизни так много красок, У жизни так много времен, Так много историй и сказок, Так много красивых имен. Одно из них имя старинное, Как солнышко, как ручеек, Как скворушки пение дивное, Как теплый вдали огонек - Зовет тебя Зоюшкой мама, Зовут тебя Зоей друзья, Для жизни счастливой и долгой Зоей назвали тебя. Это стихотворение Илоны Грошевой посвящено не Зое Космодемьянской, а вообще всем Зоям на свете.
Tanaka: http://images.google.com/imgres?imgurl=http://img.woopie.jp/getdata.php%3Fpid%3D1003d6eqd052d&imgrefurl=http://videosearch.seesaa.jp/search%3Fkw%3Dpanosfidis&usg=__nfRHvESOeCZLB9HmNoijk7W9GPk=&h=90&w=120&sz=4&hl=ru&start=150&itbs=1&tbnid=L8V6wCaGvRPPkM:&tbnh=66&tbnw=88&prev=/images%3Fq%3Dkosmodemyanskaya%26start%3D140%26hl%3Dru%26sa%3DN%26gbv%3D2%26ndsp%3D20%26tbs%3Disch:1
ljubasherstjuk: Tanaka, спасибо! Видео просто супер!
r-gim: Здравствуйте! помню стихотворение! Мне его часто читала моя Бабуля, Покорук Ираида Федотовна,ветеран войны. Извиняюсь за возможную неточность, т.к. слышал я его 20 лет назад. Названия стран над квадратами кресел, Кордон полицейских у каждых дверей Закончили речи кузнец и профессор, Встает делегатка всех честных профессий - посланница от матерей Всё выстрадав, тысячи бед переспорив Чтоб мир от страданий и бед отстоять Прямая встает, не согбенная горем Простая, святая, советская мать Будить бы ей лаской детей на рассвете Но битва за мир отняла их двоих Отлитые в бронзе стоят ее дети Навечно бессмертное мужество их Была под Москвою повешена Зоя И сын Александр был убит наповал... И, в эту минуту, без строя, без горна Ребята в лохмотьях врываются в зал Они, не спрося про мандаты и визы Косясь на залитые светом дома Прошли через строй полицейских как вызов И двери открыла им правда сама В пальтишке на вырост, с косичкою узкой Идет мимо кресел дитя бедноты Волнуясь идет, к этой женщине русской И в тонких руках прижимает цветы Молчат переводчика в замершем зале Но, разве нужны переводы... Чтоб слышать, чтоб знать Как детские губы шепнули Как детское сердце воскликнуло - Мать!
Марина Турсина: Сегодня выложила несколько песен о Зое. Первая песня - это нечто... Красивая... http://www.1941-1945-2010.ru/zoya6.htm
Римма Кумышева: Сама ищу полный текст. Но помню больше, чем Вы. Четыре тонких буквы Таня На сердце выжжены моем. Не помню ни слова, ни лица, Не помню, почему и как Я ощутил в минуту, Что не газетную страницу Держу на дрогнувших руках, А тело Тани, тело птицы, Убитой кем-то на лету. Она, откинувшись лежала На белой простыне земли И по груди ее текли Уже обрезанные жала Еще змеящейся змеи. ... Не сразу выплыло из тайны И докатилось до молвы, Что эта девочка не Таня, Что это Зоя из Москвы. Не с Енисея, не с Оскола, Не из степного куреня, А вон, из 201-й школы, В трех остановках от меня. Мы, как соседи и соседки, Встречались в яви, не во сне Под тросом волейбольной сетки, Под белым небом на лыжне... И помню, как на той тропинке Девчонке было не с руки, Склонился я к ее ботинкам Поправить лыжные шнурки. И так вот, преклонив колени, Застыл на все бы времена, Когда бы знать мне в то мгновенье, Что предо мной стоит она. Не знал... Брожу в раздумье смутном Вдоль Тимирязевских прудов, Зову воскреснуть ту минуту, Но нет лыжни и нет следов. И снова памятью знакомой Нахлынули минуты те: На Масловке, в дверях райкома Мы с ней столкнулись в суете. И я, отпрянувши всем телом, Я, невоспитанный почти, Ей бросил с ходу неумело, Свое мальчишечье "Прости". Прости! Перед твоей могилой я молча говорю: "Прости". Прости, что нас, мальчишек, не хватило В тот час, чтобы тебя спасти. Прости, что солнце летом жарким Ласкает и меня, любя, Прости, что белые байдарки Уходят в море без тебя. Прости, что мне встречать рассветы... О, как мне далеко нести Оставшееся без ответа мое мальчишечье "Прости". Прости, что глухи мы порою, Прости, что слепы мы подчас К не объявившимся героям, Живущим вреди нас. Прости, что мы к добру инертны, Как те духовники-попы, Мы щедры в славе лишь посмертной, А в жизни все еще скупы. А я хочу, чтоб, если живы, Средь тысяч равных иль вдвоем, Мы проявлялись в самом лучшем Предназначении своем. А я хочу - и это выйдет - В мой начинающийся век В тебе грядущее увидеть, Живущий рядом человек! Прошу прощения, если есть искажения текста. Но, кажется, я все написала верно. Единственное - у Туркина "на белой простыни" а я написала "на белой простыне". Может, это типографская опечатка...
полная версия страницы